Как известно, 6 октября 1939 года Адольф Гитлер, выступая с речью перед германским рейхстагом, призвал прибалтийских немцев переселиться в Третий Рейх. Тогда фюрер отметил, что акция будет проводится для того, чтобы переселить в Третий Рейх немцев, которые "разбросаны по всему миру". Немецкие общественные организации в Латвии тут же стали составлять списки потенциальных переселенцев.
7 октября германский посол Ганс Ульрих фон Котце посетил министра иностранных дел Латвии Вилхелмса Мунтерса и достиг принципиального согласия по проблеме репатриации. 10 октября 1939 года рижская газета "Сегодня вечером" сообщила: "Немецкое меньшинство Латвии вот уже в течение трех дней живет под знаком сплошных сборов к отъезду…". По словам автора этой заметки, сборы выражались в частности в том, что "тысячи чемоданов были раскуплены в течение нескольких часов".
30 октября 1939 года Латвия и Германия заключили договор о перемещении граждан Латвии немецкой национальности в Германию. Речь шла о судьбе немалого количества людей – только в Риге почти каждый десятый житель города был немцем.
С радостью ли уезжали они из Латвии на историческую родину – в "Фатерлянд"? Вот в какой атмосфере, согласно данным газеты "Сегодня", происходило отплытие одного из первых пароходов: "Собравшаяся на набережной публика молча провожала своих родных и близких".
При изучении документов и выступлений латвийских политиков создается впечатление, что позиция властей по отношению к остзейским немцам быстро менялась. Сопоставим. Еще в начале октября 1939 года министр образования Юлийс Аушкапс заявил: "Каждого лояльного гражданина, какой бы национальности он ни был, который Латвию считает своим государством и отечеством, мы считаем таким же полноправным гражданином, как и латыша".
30 октября, сразу после подписания латвийско-германского договора о перемещении этнических немцев Латвии в Германию, газета "Сегодня вечером" так изложила оценку ситуации министром юстиции Латвии Херманисом Апситисом:
"Каждый хозяин рад, когда он может у себя один – без мешающих совладельцев и компаньонов – хозяйничать, и такое чувство можем испытывать и мы в тот момент, когда освободили многих компаньонов в нашем государственном и народном хозяйстве. Не одно осложнение и трудность мы пережили из-за небольшого немецкого меньшинства".
Формально репатриация была делом добровольным. Но зададимся вопросом – как могли реагировать латвийские немцы на высказывание Херманиса Апситиса или, например, на такую информацию в прессе: "…немецкая национальная группа выступает из общности Латвийского государства"?
Репатриация немцев уже шла полным ходом, когда президент Латвии Карлис Улманис 18 ноября 1939 года при праздновании 21-й годовщины провозглашения ЛР в своей речи заявил: "Наше государство и наша государственная жизнь станут еще более национальными, латышскими. Переселение немцев таит в себе хозяйственные осложнения не только для них, но и в еще большей мере для нашего государства. Но в политическом отношении оно вносит ясность. Наша политическая жизнь от этого только выиграет". Такой вот прощальный привет от президента тем, кто навсегда уезжал из Латвии.
Подписав дополнительный протокол к латвийско-германскому договору, Германия согласилась на ограничения вывоза имущества переселенцев. Ведь в этом протоколе имелся длинный список вещей, которые нельзя было брать с собой. Условия были суровыми – переселенцам запрещалось вывозить латвийские деньги свыше 50 латов на человека и иностранную валюту, ценные бумаги, оружие, амуницию, призматические бинокли, автомобили, сельскохозяйственные машины, оборудование врачебных кабинетов и многое другое.
Хорошо там, где нас нет: как балтийские немцы Гитлеру поверили >>>
Ситуацию красноречиво характеризуют несколько строчек из дневника французского дипломата Жана де Боссе. 16 ноября 1939 года он написал: "Таможня по-прежнему задерживает архивы, ценные бумаги и драгоценности. Рассказывают, что одна женщина спрятала свои бриллианты на дне банки с вареньем. К несчастью, когда она приехала в Германию, варенье отобрали".
Сегодня историки спорят, что послужило причиной "добровольного" переселения в Фатерлянд – страх из-за сложившейся геополитической ситуации, поддержка частью балтийских немцев идей национал-социализма или другие факторы. Порой звучат утверждения, что во всем виноваты нацистская Германия и сталинский СССР и от Латвии ничего не зависело.
Обратим внимание на то, как вела себя прогерманская латвийская пресса. Сторонники репатриации внушали балтийским немцам: в Латвии закроются немецкие учреждения, и те, кто останется, вынуждены будут ассимилироваться. И действительно, после начала репатриации в стране стали закрываться немецкие культурные общества, газеты, школы. Были запрещены даже богослужения на немецком языке.
30 октября 1939 года, в день подписания латвийско-германского договора, в латвийской прессе уже появилась информация: просветительный отдел Рижской городской управы примет в свое ведение помещения немецких школ. Министр внутренних дел страны Корнелийс Вейтманис 20 декабря 1939 года заявил, что "…после 16 декабря в Латвии не существует группы немецкой народности […] В нашей стране больше нет немцев".
На самом же деле немцы в Латвии оставались. И что мешало государству сохранить немецкое национальное меньшинство, объявить, что в соответствии с латвийским законодательством меньшинства – в том числе и немцы – имеют право на свои школы и культурные учреждения? И не регулировать, на каком языке надо молиться Богу. Сегодня в исторической литературе об этой проблеме говорится крайне редко.
Думается, часть немцев уехали именно потому, что перед ними стоял сложный выбор – отъезд или ассимиляция. В результате уже в 1939 году Латвию покинули почти 50 тысяч человек. Отъезд продолжился и в 1940–1941 годах.
Чтобы отмежеваться от немецких корней, в стране стали менять немецкие фамилии на латышские. К примеру, тот же министр Корнелийс Вейтманис в 1940 году сменил фамилию и стал Вейдниексом.
И еще один аспект. Выиграла ли Латвия от отъезда большинства немцев? И выиграли ли сами представители немецкой общины?
Напомним, что многих немцев поселили не в Германии, а в колонизируемой немцами западной части Польши. В домах, конфискованных у поляков и у отправленных в гетто и концлагеря евреев. Репатриантов из Латвии делили по сортам и лишь менее 10 процентов из них получили право поселиться в Германии.
А остальным в конце 1944–1945 годов снова пришлось "репатриироваться" – уезжать и из Польши, причем в куда менее комфортных условиях. Конечно, судьбу их можно считать печальной – в проигравшей войну Германии они никому не были нужны.
Что касается Латвии, то сегодня можно встретить и такое утверждение – репатриация немцев стала для Латвии потерей. С этим можно согласиться. Мало того, что уезжали люди образованные, среди которых было много хороших специалистов – врачей, юристов, фармацевтов, инженеров.
Представим себе сегодняшнюю Латвию с сильной немецкой общиной, которая лоббирует в Германии ее интересы и активно развивает бизнес между двумя странами. Очевидно, что Латвийская Республика была бы богаче. Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.