BaltNews.lv опубликовал наблюдения владелицы антикварного магазина Antiques Нины Земеле. А сейчас слово эксперту по антиквариату Артуру Авотиньшу.
Один Авен погоды не делает
- Кто покупает в Риге антиквариат? Что хорошо продается?
— Рига всегда была транзитным городом, но антиквариат, в основном, был сосредоточен в европейских столицах: Лондоне, Париже, Берлине, Петербурге. Сегодня кризис в Европе, России и мире. Посреди этих гигантов нашей маленькой стране достается больше всего. Регион сильно обеднел, где-то лет 6-7 назад у населения кончились предметы антиквариата.
Кто потребитель? Это не банкиры и известные политики, основной потребитель — средний класс. Интеллигентные люди — врачи, ученые, актеры, чьи доходы позволяют удовлетворить культурные потребности. Так как среднего класса нет, то возник пробел.
Да, есть небольшой сегмент покупателей, но главный покупатель на латвийском рынке — это Петр Авен, глава Альфа-банка. Его дед — латышский стрелок, Латвию Авен считает своим домом. 4 года назад в Москве была потрясающая выставка — «Рижский художественный фарфор. 1925-1940» из коллекции Латвийского национального художественного музея и частного собрания Авена.
Этот фарфор имеет собственную значимость в европейском контексте, и как только Авен начал собирать коллекцию, к фарфору возник международный интерес.
Не так давно чашечка с блюдцем того времени были проданы за 8 тысяч евро.
Сейчас самым успешным считается латвийский аукцион Art Embassy. В прошлом году за 100 тысяч евро там была продана картина Юлия Феддерса — он латыш, академик российской живописи. На этом аукционе собирается хороший материал, а у остальных с продажами тяжело.
Поток туристов сократился и качество туристов упало. Каждый год все ждали «Новую волну». Это был чудный момент истины целого года — прилетало 60 частных самолетов, олигархи со свитами. Они могли купить предмет за тысячу, 10, 50 тысяч евро. Антиквары волновались: кто что продал, кто к кому пришел, к кому привели гостей.
Но из-за недальновидности политиков были придуманы абсурдные санкции для музыкантов. Это был грандиозный удар по всей отрасли. Я бы даже сказал «руки прочь от Кобзона!» — он в нашем магазине Volmar купил фарфоровую чашечку.
Дама из Тбилиси с сумкой денег
- Вы давно занимаетесь антиквариатом?
— Всю жизнь. В детстве собирал марки, потом монеты и картины, потом началась перестройка. Раньше антиквариат был вне закона. За продажу какой-то монеты можно было получить тюремный срок.
У меня историй с советской милицией не было, но у других случались. Анатолий Лаздиньш, блестящий талант, занимался иконами и серьезными произведениями искусства в советские времена. Под надуманным предлогом его арестовали и сломали, а вернувшись, он не смог адаптироваться к новой жизни.
В конце 80-х пропал известный коллекционер Марк Калугин и его коллекция. Вещи потом начали всплывать. Все как в детективах про ментов, которые идут по российскому телевидению.
В советские времена антиквариат был чем-то значимым. А в перестроечные и новые времена, когда началась нефть, газ, корабли, антиквариат стал не так важен. Скандалов, связанных с антиквариатом, гораздо меньше, чем с недвижимостью.
Мы в Латвии первыми в СССР с 1988 года начали частные аукционы, до этого были только государственные. Тогда все шло весело, интересно, были покупатели из Москвы, Петербурга, Тбилиси, Варшавы. Нам удалось создать пограничный аукцион — уже границы почти открыты, почти с европейскими ценами и цивилизованным движением, это были наши лучшие годы.
Помню, прилетала одна дама из Тбилиси со спортивной сумкой денег, очень много покупала. Рижане никогда не были покупателями всего этого, но они составляли фон. Если приезжают семь крупных покупателей, то нужен еще основной фон, который смотрит, что берут богатые гости, с которыми можно немного побороться. Но как только закрылись границы, мы потеряли и покупателей, и антиквариат, который к нам поступал.
Сейчас я занимаюсь русской и европейской живописью 19-20 века. Вклад русского искусства в мировую живопись — икона и авангард — это вечное. Все остальное по международным понятиям второстепенное.
Когда в 1995 году знакомый сказал, что не занимается второстепенным искусством, для меня это тогда ужасно прозвучало. Но теперь мы понимаем, что так оно и есть.
Русский авангард ценнее, чем работы Сурикова или Серова.
- Как у нас проводятся технологической экспертизы?
— В Москве два центра — Третьяковская галерея и Центр Грабаря. И часто один институт дает экспертизу, а другой нет. Я занимаюсь консультациями: как организовать экспертизу, где ее делать и с кем. На одних авторов в Петербурге эксперты, на других в Москве. На третьих авторов нет экспертов ни там, ни там.
Серов за миллион
- Петр Авен рассказывает, что хотел в середине 90-х купить картину Серова «Похищение Европы» за миллион долларов, но долго думал, а в это время картину купил Вячеслав Кантор, президент Европейского еврейского конгресса.
— Знаю такую историю, нам эта картина тоже предлагалась, но в Риге покупателей не нашлось. В Риге есть одна феноменальная коллекция уровня Авена и Кантора и одна из самых сильных коллекций Фаберже.
Кстати, Кантор собирает только художников-евреев, и когда он подарил мне свой каталог с «Похищением Европы» на обложке, я узнал, что Серов тоже еврейский художник.
- Кантор рассказывает «Форбсу» про Марка Ротко из своей коллекции и детективную историю про автопортрет Шагала за 30 миллионов. Один известный французский эксперт предложил Кантору эту картину, ее подлинность подтверждали все серьезные экспертизы. Но дилер взял на переговоры жену, которая «сверлила глазами» Кантора, верит ли он словам ее мужа. Это вызвало подозрения. Также Кантор был удивлен, что Шагал, обожавший свою внешность, нарисовал себя таким некрасивым. К картине прилагались письма родственников Шагала, Кантор этих родственников нашел, и выяснилось, что писем они не писали, а картина — подделка.
— Тут, думаю, художественное преувеличение. Я не знаю прецедентов продаж Шагала за 30 миллионов. Сейчас я тоже занимаюсь Марком Ротко, три раза был в Даугавпилсе в центре Ротко. Хочу снять про него документальный фильм, идут предварительные переговоры.
Зрители не понимают творчество Ротко, мне хочется показать, в чем его вклад в историю мировой культуры. Ротко — следующий этап развития русского авангарда: Малевич в поисках абстрактной красоты ушел от предметности, а Ротко еще и ушел в цвет.
Сейчас Марк Ротко — самый дорогой русскоязычный художник. Его картина «Оранжевое, красное, желтое» была продана на Christie's за 86,9 миллионов долларов. А Малевич продан всего за 60 миллионов. Наш родной латвиец дороже. Шагал, конечно, дешевле. Зная Кантора, я не думаю, что он был готов рассматривать покупку Шагала за 30 миллионов — нет таких цен.
- У нас в Даугавпилсе хранятся картины Ротко за миллионы?
— Большинство работ Ротко находится в Вашингтонской национальной галерее, по коллекционерам. Часть картин у сына и дочери Ротко, которые живут в Америке.
Маркус Роткович родился в 1903 году, в 1913 году семья уехала в Америку, там он поставил перед собой задачу стать великим художником. И он им стал.
Сейчас в музее Ротко в Даугавпилсе выставлены 6 работ из коллекции сына и дочери.
Думаю, страховая стоимость экспозиции Даугавпилса в районе 200 миллионов долларов.
Все культурное достояние Латвии на такую сумму не потянет.
Детективные будни эксперта
- Часто ли случаются громкие истории с подделками?
— Например, история с петербургским искусствоведом Еленой Баснер. Ее год назад арестовали, так как она дала экспертизу, что картина Бориса Григорьева — подлинник. А эта работа, проданная за 250 тысяч долларов, оказалась подделкой. Оригинал находится в Русском музее, Баснер должна была знать об этом.
В Москве произошел грандиозный скандал с художником Александром Киселевым 19 века. Одни люди в Европе покупали картины европейских художников, другие убирали оригинальные подписи и ставили русские, а третьи продавали. Так подделывали Александра Киселева. И одному высокопоставленному человеку, который собирал Киселева, был продан десяток этих работ. Кончилось уголовщиной, тех, кто продавал, посадили.
Эксперты тоже ошибаются. Однажды мне повезло — взял кредит и приобрел две работы Рериха. Поехал в Москву, а там говорят: «Нет, это не Рерих». Баснер мне посоветовала эксперта в Петербурге, поскольку Рерих — не ее тема. Эксперт говорит: «Да, Рерих, можете не оставлять работу, через две недели приезжайте за экспертизой».
Прошла неделя, он звонит: «Знаете, Артур Эдуардович, с одной работой все в порядке, а с другой нет». Я думаю: «Ну слава Богу, хоть одну подтвердили, уже легче». И спрашиваю: «А что случилось?» — «Понимаете, работа называется «Забор старообрядческого кладбища деревни Уна». А в деревне Уна Рерих никогда не был». — «Обидно», — думаю. Прошла неделя, звонит эксперт: «Со второй работой тоже все в порядке. В архиве музея Института семьи Рерихов нашли фотографию этого места. Поэтому работа была подтверждена».
Я эту экспертизу послал в Москву — тем, кто не подтвердил. А они отвечают, что она не является для нас аргументом, мы остаемся при своей точке зрения.
- Что вы считаете своей удачей как эксперта?
— В 90-е годы нам с коллегами из Volmar попалась кипа рисунков Адольфа Зардиньша, тогда это имя было нам незнакомо. Мы увидели в нем потенциал и купили работы. И вдруг итальянцы нам предложили за коллекцию Зардиньша в 5 раз больше, чем мы заплатили. Но мы не продали, а сделали его выставку в Италии, Германии, Пушкинском музее.
До 1922 года Зардиньш жил и работал в Витебске, где были Шагал и Малевич, умер в безвестности в 1967 году. Однако чем больше мы делали выставки Зардиньша, тем он становился дороже и тем сложнее нам было его приобретать.
Зато мы сделали имя прекрасному художнику, увидев силу таланта, это настоящая удача эксперта.