Ходовой товар — светлокожие, голубоглазые дети-блондины
Официальня статистика: каждые 20 минут британскими социальными службами (СС) отнимается и передается на опеку (foster care) ребенок. 65% заканчивают на адаптации, зачастую — насильственной, против воли ребенка и родителей.
Британские СС отнимают детей, прежде всего, у британских семей. Утверждения медиа о том, что преследованиям британских СС подвергаются исключительно российские (латвийские, литовские) дети — это искажение действительности. Самым ходовым товаром (простите за цинизм) в этой стране всегда были дети определенного генотипа: светлокожие, голубоглазые блондины.
Экс-депутат британского gарламента Джон Хемминг, эксперт системы насильственной адаптации, считает: дети выходцев из Восточной Европы — идеальная «целевая группа» системы forced adoption.
Хроника событий латвийско-литовского дела
Понедельник, 12 сентября. Сообщение от мамы трехлетнего мальчика: «Помогите! У нас отняли сыночка!». Мама мальчика (назовем ее Ольга) — 27-летняя гражданка Литвы. Отец мальчика (назовем его Алекс) — гражданин Латвии. Малыша назовем Денисом.
В четверг, 8 сентября, в 5 вечера, малыша отняли СС. Персонал детского садика сообщил СС и полиции: на теле мальчика обнаружены синяки, подозрение в насилии падает на его родителей. Мальчик еще плохо говорит, не может объясняться. Допрос матери и отца. Отец арестован. После освобождения из-под ареста отцу ребенка запрещено жить в доме с ребенком, лишь в присутствии наблюдателя от СС навещать и проводить с ним пару часов перед сном.
Хорошая новость: судебного ордера на мальчика нет: СС не успели отжать родительские права, как это часто делают, сбегав в суд за ордером. Отняв часть родительских прав и удерживая у себя ребенка в роли заложника (на языке системы — «под защитой государства»), СС начинают процесс т.н. проверок. Нередко он переходит в процесс судебный, в конце которого — ад, или «выбор во благо ребенка». В «лучшем» случае — Care Plan, с несколькими свиданиями в году для родителей и ребенка. В самом страшном — насильственная адаптация (forced adoption).
Плохая новость: методом шантажа СС и полиция вынудили маму и папу подписать пресловутый Section 20, чтобы позже рапортовать: «добровольно» передали ребенка на опеку. Это — мошеннический инструмент, применяемый британскими СС, когда против родителей не выставить никаких «обвинений».
Попавшись на крючок СС, надо готовиться к следующему: в рапортах, циркулирующих по цепочке в деле, слова правды уже не отличить от лжи. Шансы доказать невиновность почти равны нулю. Если повезет, есть шанс вырваться из этого ада, учитывая пару важных моментов.
1. У каждого из нас, включая наших детей, — своя судьба.
2. Любая система иногда сдает сбой, если подфартит, можно «выскочить» из адского поезда. Помните, ничего личного. Это — система, выживающая на финансовой игле. Только разрушив финансовую систему заинтересованности каждого из участников этой цепи, можно ее уничтожить.
В сентябре полиция с СС нагрянули в дом и садистским образом вырвали ребенка из рук родителей: нарушены права, гарантированные родителям законом. Им не предоставили ни переводчика, ни юридическую помощь. В случае отказа подписать «соглашение о передаче ребенка на опеку» родителям пригрозили тюремным заключением. Ни литовские, ни латвийские власти не были оповещены властями об отнятом ребенке.
Почему не в курсе посольства Латвии и Литвы?
По совету СС, мама обратилась к юристам, сотрудничающим с властями. Они не сообщили родителям:
1. Об их праве в любую минуту прервать действие Section 20 и о праве в любой момент покинуть страну вместе с ребенком.
2. Об обязанности СС срочно проинформировать литовские и латвийские власти об отнятии ребенка.
Когда Ольга позвонила в литовское посольство, ей сказали: не наше дело, помогать не собираемся. В тот раз родственники Ольги, узнав о несчастье, сами обратились в Литве в местные СС, те одобрили их кандидатуры роли потенциальных опекунов малыша.
В деле литовско-украинской девочки в Редбридже, о котором писал BaltNews.lv, (сентябрь 2016) папу даже слушать в литовском посольстве отказались («У вашей дочери нет паспорта, значит, она — не гражданка Литвы»). Паспорт ей, однако, безоговорочно выдали через несколько дней, уже в Литве.
Узнаем ли мы, какие соглашения подписывали наши страны с британцами, превращающие даже наших президентов и послов в их вассалов? Сколько еще прибалтийских детей, уйдет на адский конвейер насильственных фостеринга и адаптации при попустительстве наших властей?
Напомню: Section 20 сохраняет 100% прав за родителями, имеющими право отозвать Секцию 20 в любую минуту, без привлечения юристов. Надо лишь заявить об этом в письменной и устной форме чиновникам СС, и Секция 20 официально перестает действовать, СС обязаны вернуть ребенка в тот же час.
Годами обкатанный метод шантажа СС в случае отказа родителей подписать Section 20: «Не подпишешь? Мы пойдем в суд за ордером на твоего ребенка!» Sec 20 — мошенический трюк, по словам Julie Hanes, члена организации Justice For Families (Правосудие для семей), применяется, когда на родителей «нечего больше повесить».
Борьба с СС возможна, но больше похожа на рулетку
Никто не даст гарантии развития событий в индивидуальном случае. Это — русская рулетка. В одном случае удается вырвать ребенка буквально из рук СС, пытающихся запугать полицией и арестом за отказ подписать Sec 20 (СС Редбридж, Лондон, сентябрь 2016, случай с литовско-украинской девочкой Элиной). В другом СС получает срочное слушание в суде, и выстреливает пуля из «слепой» обоймы.
Вечером 13 сентября уточняю у мамы, надо ли ехать с ними в офис СС. После длительных переговоров (с мамой, папой и дядей мальчика) ясно одно: мои аргументы восприняты с недоверием. В какой-то момент мама говорит: «Я готова. Едем в офис в четверг, заберем мальчика… Я готова купить самый дорогой авиабилет, лишь бы с мальчиком улететь моментально…»
На этом связь с семьей обрывается. Позже Ольга сообщает: «Мы в вашей помощи не нуждаемся, подруга посоветовала компанию Legal Direct, решающую все проблемы».
Моя реакция в этом и подобных случаях? В такой ситуации не нужны никакие фирмы. Неважно, частная компания или работающая в рамках Legal Aid (оплаченные государством юридические услуги), вы шагу не ступите без навязанных советов, вас затащат в затяжной процесс, изображая бурную деятельность, в которой вы не нуждаетесь. Как не нуждаетесь ни в каком надзоре со стороны СС.
Не отдавайте вашу семью в качестве источника дохода. Власти даже доступ к документам и информации перекроют, переведут стрелки на адвокатов. Вам нужен ребенок. Я готова помогать вам БЕСПЛАТНО, в т.ч. в офисе СС, когда вас в одиночку будут размазывать, нейтрализовать, как всех нас в свое время, пользуясь беспомощностью и отсутствием знаний о правах.
Особое доверие у мамы и папы вызывает то, что Legal Direct связана с литовским консульством. От души пожелав семье удачи, раскланиваюсь.
Позже Ольга сообщает: они начали сотрудничать с СС, при поддержке компании Legal Direct. Мальчика, тем временем, гоняют по разным семьям.
Откуда у мальчика синяки и кровоподтеки?
Встретившись с Ольгой на днях, уже в суде, я увидела фотографии синяков и кровоподтеков, с которыми мальчика приводили на свидания. Никто из тех, под чьей опекой мальчик получал телесные повреждения, наказания не понес.
Вопросы родителей «Что происходит? Как появились эти синяки и гематомы? Кто за это ответит?» остаются без ответа.
В день первого свидания, после пятидневной разлуки, малыш не узнал маму. Он взглянул на нее глазами, затопленными слезами, и сделал шаг назад. Ольга говорила о его страшной реакции, а я вспоминала о первом свидании в неволе со своей дочкой Катей, когда я не могла узнать мою девочку. Точно так же плакала моя девочка после пятидневной разлуки, а потом легла на пол и вдруг замычала от разрывавшей ее маленькое беспомощное тело душевной боли…
— Мне показалось, нашего мальчика накачали наркотиками: безумный взгляд, он был не в себе, я никогда его таким не видела, — вспоминает Ольга. — Я попросила СС отвести его на проверку состава крови.. Мне отказали, отчитав за «плохое поведение, недоверие властям». Подозрение в том, что его накачивали наркотиками, усилилось.
Говорить с ребенком на родном языке — запрещено
Во время свиданий родителям запрещали общаться с сыном на РОДНОМ языке. Однажды, когда переводчик не пришел на свидание, мать заговорила с малышом по-русски, ей приказали перейти на английский.
— Я не буду говорить на чужом языке! Вы издеваетесь над нами! — возмутилась она.
Ольга плохо владеет английским. Ребенок английский вообще не понимает. Сущности, работающие на СС, требовали от матери и ребенка невозможного. Общения на языке, которым они не владеют.
Когда мальчика не привели на запланированное свидание, маме сказали: он не желает ее видеть. Садистские тактики СС, вызывающие у родителей чувство необоснованной вины, а у ребенка — чувство горечи, обиды, «плохости», отторжения «переставшей его (ее) любить мамой (папой)». К тому же каждое пропущенное свидание — расшатывание привязанности «дитя-мать»…
В конце одного из свиданий под надзором мальчик намертво вцепился ручками в маму и папу, кричал, плакал, как всегда, просился домой. Отец снял леденящие кровь кадры на камеру.
— Они тут же заставили нас стереть их из телефона, — говорит Ольга.
— Вы подчинились и стерли?!.
— Они сказали, что не выпустят нас, пока не сотрем все в телефоне,» — говорит Ольга…
— Вы не сделали ничего незаконного, снимая на камеру родного сына, выражавшего свое горе во время расставания с мамой и папой. В вас вбивают комплекс вины, комплекс жертвы, пристегивают на эмоциональный поводок, манипулируют вами. Паблисити, разоблачения, свидетельства их зверств, преступления законов — они боятся этого как огня. Поэтому вас и заставили уничтожить свидетельство их садизма.
Во время свиданий мама обращает внимание на многочисленные синяки на ногах Дениса, но ей запрещают делать фото.
Эти постоянно появляющиеся синяки подтверждают версию родителей: проблема — в крови малыша, в склонности к гематомам.
СС, фостер кэр и сотрудники детсадика повторяют (устно): мальчик гиперактивный, постоянно натыкается на углы, крутится как юла, вечно в синяках. В октябре СС водили Дениса на анализ крови, но результат маме не показали. По телефону сообщили: врач сказал, никакой предрасположенности к синякам анализ крови не показал.
— Где копия рапорта? Ты имеешь право на доступ ко всем документам!
— Мне никто ничего не показывал.
Ольгу, как и всех родителей, водят за нос, скрывают права, лишают доступа к информации.
20-го сентября Ольга сообщила о встрече в офисе СС:
— Они будут решать, отдавать ли ребенка.
— Вы до сих пор не верите в свой шанс вернуть сына немедленно, и в реальность нависшей над сыном опасности. Это не СС должны решать, а вы — идти и забирать ребенка, отменив Section 20. Нас всех так обманывают, а потом превращают в чудовища, шьют такие дела, что до конца жизни от клеветы не отмыться. Если объявят о начатом судебном процессе, будет уже поздно. Дай вам Бог попасть в тот небольшой процент счастливчиков, которых чудом оставляют в покое!
4 октября. Сообщение от Ольги: «Спасибо за помощь, ребенка нам вчера вернули.» — «То есть вы сказали адвокату о желании отменить Section 20, и он вас поддержал?» — «Да».
Я очень рада за малыша и его родителей. За кадром остаются вопросы к «адвокатам»: «Почему они не сказали матери сразу: отзывай Section 20 и забирай ребенка? Почему выжидали, пока Ольга сама не возмутилась, наблюдая за синяками и ссадинами на теле ребенка, появлявшимися каждый день уже на фэстер кэр?
Я посоветовала: Вернув ребенка, вы должны увезти его из Англии: слишком велик риск повторения трагедии. К тому же ребенок поставлен на учет в Child Protection Plan, но родительские права остаются за мамой и папой. Как и право увезти ребенка без предупреждения из страны в любую минуту. Гарантии безопасности никто не даст.
Родители решили, что опасность миновала и остались в Англии.
Круг ада Nr 2
9 ноября. Вечер. Звонит отец Дениса:
— Нашего мальчика снова отняли сегодня. Что нам делать? Снова обвинили в насилии, у него синячки после садика… Мы готовы действовать по вашей схеме..
Я в холодном поту:
— Теперь вы понимаете, что я не запугивала вас, предупреждая: за ним могут вернуться в любой момент, если не увезете его из страны?
— Теперь понимаем. Что нам делать?»
Наутро говорим с Ольгой: «Я рада вам помочь, поддержать во время жестких переговоров в офисе СС, но решать вам. Это — последний шанс».
9 сентября, когда мальчика отняли в первый раз, медики обозначили большинство синяков как «аccidental, случайной природы, а несколько — как намеренно нанесенные, хотя родители категорически отрицают намеренное причинение вреда малышу.
9 ноября, когда мама забирала мальчика из садика, ей сказали, что малыша в этот день осмотрели и обнаружили на теле несколько синяков. Вместо того, чтобы упредить удар противника, к которому следует подготовиться каждой матери (отцу) чудом возвращенного ребенка, Ольга совершила тактическую ошибку. Не сняла на камеру синяки и не отправила их в майл садика сына. Позже Ольга отметила: садик этот подыскал сотрудник Legal Direct Али,, и таким же удивительным образом в садике в тот же день для мальчика нашли место (редкость в Англии).
СС — не ваши друзья, не обольщайтесь их улыбками
Я всегда повторяю родителям: не обольщайтесь улыбками чиновников СС, это — не ваши друзья. Увы, мать и отец, судя по всему, доверяли людям, взявшим под контроль жизнь их семьи. Одно это должно было насторожить родителей и вызвать естественный рефлекс: вырваться из-под тотального контроля, оскорбительного, противного человеческой природе семьи.
Обычно родители, возражая против «резких» мер (срочного возвращения семьи или хотя бы вывоза ребенка в страну, гражданами которой они являются), выставляют «контраргументы»: «на родине ни работы, ни жилья, а в Англии все налажено: пособия, жилье, работа, ребенок привык к английскому языку в садике (школе), сложно будет привыкать к литовскому (латышскому, русскому и т.д.)…»
В таких случаях я предлагаю родителям разделить воображаемый лист бумаги пополам: «что будет, если после вмешательства СС в нашу жизнь мы останемся в Англии» и «что будет, если после вмешательства СС в нашу жизнь мы вернемся в Латвию (Литву, Россию и т.д.)». И написать, что он (-а) потеряет, если….. Никакие сложности (поиск работы, жилья, адаптация в новой языковой среде) не оправдывают риск, которому подвергается ребенок, если СС уже пытались вторгнуться в семью, тем более если ребенка уже вырывали насильственно из семьи.
В семь вечера 9 ноября раздался стук в дверь. Трое полицейских и соцработник врываются в дом к матери и сыну и требуют раздеть Дениса.
— Этот ужас вернул меня к событиям 8 сентября, когда меня так же окружали полицейские и СС, требуя объяснить происхождение каждого синячка на теле, а потом увезли его в неизвестном направлении, оставив копию PPO (Police Protection Order), — рассказывает мать. — Я потеряла дар речи, мозг был в «замороженном» состоянии. Я не знаю, как появились эти синяки на его теле в очередной раз: он бегает каждый день, как угорелый, пока не засыпает.
Как и в первый раз, чиновник СС, знавший, что Ольга плохо говорит по-английски и нуждается в оплаченном государством помощнике, привел в дом полицию без переводчика. Ольга попыталась позвонить друзьям и сообщить о происходившем, полицейские вырвали телефон из рук и запретили делать какие-либо записи. В очередной раз преступив закон: Ольга не была под арестом. СС при поддержке полиции упивались безграничной властью и безнаказанностью.
Полицейские говорили с Ольгой многосложными фразами. Требовали говорить «только правду».
— У меня не было причины говорить неправду! — говорит Ольга. — Они спрашивали, швыряла ли я Дениса. Нет, не швыряла. Я могла крепко удерживать за руки и ноги во время очередных попыток закатить истерику и кинуться на пол. Во время купания он постоянно прыгает, выпрыгивает из ванны, приходится удерживать его крепко, чтобы не поранился.
Они позвонили на линию переводчиков, и мне сообщили по телефону: СС и полиция забирают сына, начинают медицинское и уголовное расследование причин, вызвавших синяков. Я готова была ползать перед ними на коленях, плакала, умоляла не забирать сыночка, клялась посещать все медосмотры, которые только потребуются. Полицейские грубо приказали замолчать: «Не дашь нам увезти сына, мы тебя отправим за решетку».
Перед уходом полицейские сообщили: ты получаешь т.н. Caution. Это — простое административное предупреждение, не имеющее юридической силы, если субъект не выразил согласие и не подписал документ.
— Ольга, тебя припугнули документом, не существующим в природе!, — говорю я несчастной матери.
Куда насильно увезли ребенка
Наутро отчаявшиеся родители пытаются узнать, куда увезли малыша. Адрес семьи, в которой держат Дениса, им не дают.
— Я уже читала, что фостеры получают около 700 фунтов в неделю, — проявляет осведомленность Ольга.
— Не везде. Суммы варьируются, в зависимости от округа.
В этот раз власти (СС) округа Newham упредили действия матери: срок окончания PPO выпал на вечер пятницы, срочное слушание в суде у судьи затребовали заранее, зная: судья выдаст любой нужный властям ордер, ограничивающий права матери и отца. С этим ордером никто уже не пересечет границу с ребенком, даже если бы удалось вычислить его местонахождение.
В среду вечером мы еще не знаем о планах СС. Мы готовимся к походу в офис СС, по просьбе мамы и папы я буду присутствовать во время переговоров с властями, в ходе которых надо требовать возвращение ребенка.
Мама повторяет: «Я готова увезти сыночка, теперь точно готова. А меня не арестуют на границе из-за Caution?»
Напоминаю ей: документа вообще нет в природе.
Алекс, отец Дениса, жалуется: СС беспардонно с ними обходятся, не отвечают ни на один вопрос (запрос). Забрав сына в первый раз, власти лишили семью и пособий. Алекс вкалывает с утра до вечера на стройке, чтобы залатывать финансовые дыры и оплачивать уже две квартиры: ту, в которой живут мать с ребенком, и отдельное жилье, которое он вынужден снимать из-за запрета жить с сыном.
Объясняю Алексу: это — тактики СС. Ничего личного. Они лишь выполняют требование государства наращивать обороты фостеринга и адаптации, пополняя рынок необходимым товаром.
В четверг вечером СС сообщают маме: завтра они едут в суд, требуют ее присутствия. Мать снова в отчаянии звонит:
— Что делать?
— Вам с Алексом прислали судебные документы? Повестка о срочном слушании доставляется курьером под роспись, противная сторона обязана прислать копии документов, представленных против тебя судье. Вас с Алексом снова обводят вокруг пальца.
— Соцработник сказал: «Завтра в суде все узнаете, мы не выcылали вам документы, уже поздно.
Я прошу Ольгу и Алекса срочно писать (не звонить, а писать в электронную почту) в их посольства с просьбой прислать представителей в суд, связавшись с СС.
Еще один звонок от СС, маме сообщают: в суд ей завтра ехать не надо… Эта психическая синусоида скачет до полудня пятницы…
К своим властям не обращайтесь
После того, как сына отняли снова, мама едет в компанию Legal Direct, к сотруднику по имени Али, который уже знает дело по первому разу. Он составляет заявление в суд от имени матери. Есть одно «но». Он запрещает родителям общаться с другими людьми и требует, чтобы родители не обращались к литовским и латвийским властям.
В его заявлении, где подробно описываются жестокость и лжесвидетельства СС, ни слова, однако, о международном контенте случая, о праве ребенка на юрисдикцию Латвии и Литвы, о нарушении властями международных конвенций и т.д.
Ольга рассказала, как этот человек вымогал деньги, назначив с утра сумму в 3 000, а к концу четверга сумма уже подскочила до 15 000 фунтов. «До утра найди 1500 фунтов и скинь этот аванс, тогда я буду искать для тебя барристера». Он требовал, чтобы отец мальчика бросил работу и «посвятил себя полностью делу».
Отец напомнил, он — единственный кормилец в семье, оплачивающий две квартиры. Бросить работу — значит, обречь семью на голод. «Защитник» матери переступает черту и не гнушается грязными оскорблениями, обзывая мать «с…а»: «с каким дерьмовым мужиком ты живешь! О ребенке не думает на юриста заработать не может! Пусть машину продает!».
При этом он повторяет: «Не вздумай обращаться в ваши посольства!», перекрывая ей кислород, преграждая доступ к информации о ее правах на спасение сына. К информации, которая не стоит ни одного пенни.
«В доказательствах вашей невиновности не нуждаемся»
Хаотичные обновления с утра пятницы к полудню сводятся к одному: мать должна ехать на медосвидетельствование мальчика. Она просит меня приехать — помочь с переводом. Мы уже собираемся, каждая из своего конца Лондона, в медцентр. И тут — звонок от Алекса:
— Все кувырком. Ольге приказано ехать в суд, начало — в 13:40.
Таким способом, измордовав родителей, им называют время и адрес суда буквально за час до начала. Без документов, не понимая, что происходит, Ольга едет суд. Встречаемся с Ольгой взглядами во время досмотра охраной суда East London Family courts. С ней Али. Она — в полной прострации.
Вспоминаю себя в день первого слушания в суде в Лондоне, 21 июня 2011 года: меня так же, без документов, не дав опомниться, вытащили в суд. Затравленная, измордованная годом битвы с властями за Катю, я смотрела на проплывавших мимо, словно во сне, людей и почти не подавала признаков жизни. Полный развал когнитивной системы, распад всех логических файлов. «За что? Кто эти люди? Почему они против меня? Почему не дают и слово сказать? Почему не дали бумаг?». Занавес. Почти потеря сознания.
«Держись, Оля, девочка. Все внимательно слушай и помни: надо выиграть время и просить судью отложить слушание. Хотя отложат вряд ли. Но если протянем хоть пару часов, то дотянем до окончания срока действия PPO, — говорю я матери.
По дороге в судебный зал спутник Ольги приказывает ей отказаться от услуг юриста компании Duncan Lewis, поджидающего в переговорной. Об этом услужливо позаботились СС, сообщившие солиситорам о срочном слушании. В его словах есть разумное зерно, но он затыкает рот каждому, кто пытается представиться матери и рассказать о предстоящем процессе. Ольга плачет: «Переводите, что они все говорят… Что я должна делать… что происходит».
— Ты имеешь право решать самостоятельно, — я держу ее ледяную руку в своей, — и даже отказаться от юриста, навязанного властями, искать другого, но ты должна выслушать противников, затеявших процесс в суде, надо знать, кто есть кто. Вот, к примеру, эта женщина, напирающая на тебя грудью и представляющаяся адвокатом твоего сына, — твой главный враг, Guardian, назначенная судом по требованию СС, уже никого не подпустит к ребенку, в ее руках — неограниченная власть и такие рапорта, какие нужны властям.
Между Али, отталкивающим всех от Ольги и отказывающимся представиться, и барристером СС начинается перепалка, которая вот-вот закончится вызовом охраны. «У вас есть квалификация юриста? Нет? Вы не имеете права представлять мать в суде!» — заключает барристер. — «Я — просто ее друг». Я говорю Ольге: «Тебе не нужен этот базар в суде. Никто не в праве запрещать тебе общаться с участниками судебного процесса, ты — мать ребенка!» Ольга повторяет: она с трудом понимает, что и кто сейчас говорит…
А разве в Литве не говорят по-латышски?
Я прошу клерка судьи впустить меня в зал суда с Ольгой: Мать не понимает, ей нужен переводчик. Показываю мой бейдж переводчика одной из компаний, на которую работаю фри лэнс….
— Мы уже вызвали матери латышского переводчика! — наседает тушей Guardian…
— Как латышского? Мать не латышка! Она из Литвы»
— Х-м! И даже не говорит по-латышски?
— Видите ли, это — два разных государства, и мы знаете, в наших странах говорим на разных языках, — с трудом сдерживаясь, продолжаю я.
Мадам поворачивается кормой к клерку. «Вызовите ей.. на каком ей проще? На литовском?» — поворачивается она к нам с Ольгой.
— Мой родной — русский, мне сейчас проще по-русски, — тихо отвечает Ольга.
— Вызывайте русского перводчика! Вы нам не нужны! У суда есть свои переводчики! — продолжает женщина-корма.
Али садится между нами. Я пытаюсь обсудить, какие аргументы Ольга может предъявить суду, попросив отложить слушание.
1. Мать имеет право на смену юрисдикции (Литва и Латвия). 2. Она имеет право на присутствие консульского работника. Они с мужем уже обратились вчера в посольства Литвы и Латвии, надо ждать их ответ.
И тут Али взрывается. Вскакивает со стула: «Ты обращалась в посольства? Я сказал, чтобы вы этого не делали? Ну, и оставайся же с ними. В ужасе смотрю на Ольгу, умоляющую Али не уходить… Как же он перекрыл кислород несчастной матери в горе. Надо понимать, со сменой юрисдикции уплывает из рук и потенциальная кормушка….
Появляется русский переводчик. Ольга просит быть рядом в переговорной. Нас четверо: Ольга, переводчик, юрист Duncan Lewis и я. Юрист: «Вы можете отказаться от моих услуг, я просто расскажу, что сейчас произойдет. Если в первый раз подозрения по поводу синяков выдвинули против отца, то теперь все подозрения и обвинения — на вас…Поэтому, чтобы защитить мальчика от опасности, судья выдаст Interim Care Order».
Ольга показывает фото ребенка, заявление, говорит о синяках, полученных уже без нее, плачет, взывает к логике.. «Я же не могу его обкладывать подушками, он гиперактивный мальчик, постоянно бегает, ударяется…» Беззвучно плачет. В себя. Маленькая беззащитная хрупкая девочка…
Ольга просит написать, что следует сказать судье через переводчика. 1. Принять ее заявление, написанное Али, с хроникой последних месяцев и отрицанием в причастности к гематомам и синякам. 2. Отложить слушание из-за отсутствия представителей посольств (Литвы — для нее и Латвии — для отца ребенка, который не смог отпроситься с работы). 3. Перевести юрисдикцию в Литву или Латвию. 4. Напомнить о Декларации Сейма Латвии от 28.01.16. в защиту прав детей за границей, Венской Конвенции и Brussels II Revised. 5. Указать на нарушение СС, не сообщившим властям Литвы и Латвии об отнятом ребенке и о затеянном судебном процессе. 6. Напомнить: в виду срочности слушания у матери не было шанса найти адвоката по выбору. 7. Напомнить с учетом международного контента суд нижней инстанции должен передать дело в Royal Court of Justice. 8. Напомнить сказанное президентом семейного отделения Royal Court of Justice Мэнби: «Местные власти и суды не имеют права выносить решение о судьбах детей — не граждан Великобритании».
Догадываюсь: все это будет пропущено, как всегда, мимо ушей. И все же. Мама должна это сказать в суде. Если дадут вообще открыть рот.
"Ордер подготовлен мной уже с утра"
Всех вызывают в судебный зал. «Все участники слушания проголосовали против вашего присутствия в зале!» — объявляет мне клерк. Ок, остаюсь за дверью. Ольга заходит в зал суда вместе с переводчиком и юристом, чьи услуги она официально принимать отказалась. «Я хочу найти адвоката по моему личному желанию».
Примерно через час участники слушания, довольные, выходят из судебного зала. Окружной судья Hammond не дала Ольге даже открыть рот: «Мне достаточно материалов, присланных местными властями, ордер подготовлен мной уже с утра».
Собираемся снова в переговорной. Юрист Форида упрекает мать в том, что отец не явился в суд.
— Вы же знаете, как все было, нас предупредили всего за час, муж на работе, он — подневольный человек!
— Отец должен показать суду заинтересованность! — не унимается Форида. — А вообще я вам сочувствую. Это ужасно. Видно же на фото: синяки не такой формы, как от пальцев взрослого человека. мы все тут своих детей шлепаем наказываем, главное, чтобы никто об этом не знал, говорить об этом не надо.
От ее цинизма у меня отвисает челюсть. Перевожу Ольге, добавив: «Вот тебе — пример наглости и безнаказанности. И это — представитель юстиции!!»
Я прошу Фориду дать матери копию ордера с печатью суда. «Никто вам ордер в пять вечера в пятницу печатать не будет. Все домой хотят. Вам его вышлют потом». Как обычно. Я напоминаю Фориде: мать не получила ни одного документа с сентября, в т.ч. — очень важный, анализ крови мальчика, возможно, содержащий ключ к ответу, склонность к гематомам.
— Вы можете помолчать?— раздражается Форида.
— Но вы же не будете отрицать: мать имеет право получить все документы по делу ее ребенка? Или вы привыкли со всеми родителями так, тяп-ляп, на словах? А еще мать имеет право затребовать экспертизу квалифицированного медика из Латвии или Литвы.
— В таких условиях невозможно работать! — вспыхивает Форида. Приходится напомнить: мать еще даже не согласилась сотрудничать с этим юристом.
16 ноября суд присылает в майл родителям мальчика черновик Interim Care Order, в котором, кроме даты следующего слушания, сказано: процесс будет длиться 26 недель, финальное слушание — 19 мая 2017 года.
Текст содержит возмутительную ложь: «Мать поддержала выдачу ордера». Перевожу Ольге этот фрагмент, она в шоке.
— Мне судья не дала и рот открыть, как я могла выразить согласие! Я что говорится на пяти страницах Ордера? Мне обещали прислать русский перевод, до сих пор не прислали!
Спасти прибалтийского мальчика могут только Латвия и Литва
История эта теперь вступает в следующий этап. Мальчик удерживается в заложниках у самой первой семьи foster carers, где его держали в сентябре. А родители должны приложить усилия и достучаться до латвийских и литовских чиновников, просить их обратиться в Англию и повернуть юрисдикцию.
Когда я переслала материалы дела Джону Хеммингу, главе «Правосудие для семей», он сказал четко: «Единственный способ спасти мальчика — немедленно подключать власти Литвы и Латвии, которые должны требовать свою юрисдикцию!»
Команда Хемминга взялась за дело Дениса, и будет готовить юридический контент для представления в суде на слушании, назначенном на 2 часа дня 28 ноября.
Хочется надеяться на эффект от поддержки депутата Сейма Латвии и представителя омбудсмена по защите детей Литвы.
Главное — вывести юрисдикцию за пределы Англии. Огромное спасибо всем за сочувствие семье, за ваши молитвы в день суда. Я надеюсь, вы с понимаем и состраданием отнесетесь к трагедии, даже учитывая, что повторения трагедии можно было избежать. Надеюсь, фатальная ошибка родителей, вернувших ребенка и потерявших его снова, поможет кому-то избежать подобной же трагедии. Родители Ольги обратились в Литве к местным чиновникам с просьбой рассмотреть их как потенциальных опекунов внука.
Данные детских садов, проявивших рвение в обоих случаях, когда ребенок был вырван из рук любящих родителей.
Moksliukas позиционируется на веб-сайте как место, где говорят по-литовски и по-русски и поддерживают атмосферу дружелюбия.
Nursery Moksliukas. 1 Radland Rd, London E16 1LN
Each Child Is A Gift From God. Moksliukas Nursery will treat your child as the special and gifted individual they are. (Nursery Moksliukas). — Каждый ребенок — подарок Божий. Детский сад Moksliukas позаботится о вашем ребенке как об особом, одаренном человеке…
Адрес второго детского сада, чей рапорт в СС и полицию 9 ноября привел к повторению трагедии, но уже при более тяжелых обстоятельствах (судебный ордер).
Fellowship House Children's Centre (St Bartholomew's Road, East Ham, London E6 3AG).
P.S. Вчера малышу Денису исполнилось три года. СС позволили маме с папой вместе навестить малыша в центре свиданий и поздравить его…
«Когда я выходила из комнаты свиданий, я услышала, как мой малыш сказал foster carer, схватившему его за руку: «Отпусти! Мне очень больно!»