Свобода пришла к латышам с востока. К 200-летию отмены крепостного права в Курляндии

© Коллаж BaltNews.lv

200 лет назад — в 1817 году - началось освобождение латышей. Свобода пришла в Курземе с Востока. Через полвека возникла немыслимая с современной точки зрения ситуация: сельскохозяйственные рабочие Бельгии или немецкой Пруссии могли завидовать благосостоянию латышей.

Правда нередко бывает очень неправдоподобна. Вспомним детский вопрос: если Земля круглая, то почему в южном полушарии люди не падают с нее вниз? С точки зрения «здравого смысла», лидерство в сфере благосостояния современных богатых стран кажется стабильным и неизменным, а мысль о том, что когда-то бельгийские сельхозрабочие жили хуже латышских — нелепой и бредовой.

На самом деле за последнюю тысячу лет список богатых стран и мощных сверхдержав в Европе не раз менялся, последние порой становились первыми. Так, во времена Ярослава Мудрого Англия считалась медвежьим углом Европы, в 15-м веке Литва свысока посматривала на Московию, а сверхдержавой считалась скромная ныне Португалия… Но как Латвия добилась того, что прусские подданные могли завидовать русским подданным из Курляндии и Лифляндии?

К истории в Латвии ныне подходят избирательно. К примеру, политкорректно не любят вспоминать, что пришельцы с Запада на века закабалили латышей — как же можно подобное вспоминать про предков своих друзей из ЕС?!

Между тем, автор знаменитого эпоса «Лачплесис», классик латышской литературы Андрейс Пумпурс не случайно утверждал: «Был бедою, был напастью, тот же Запад и для нас…». Немецкие рыцари закрепостили крестьян Курляндии (Курземе), а последующие правители края — польские короли, курляндские герцоги — и не думали освобождать их. В 17-м веке курляндский статут приравнивал латышских крестьян к древнеримским рабам, а легендарного ныне герцога Екаба, строго говоря, можно считать одним из крупнейших рабовладельцев Европы.

Свобода пришла в Курземе и Земгале менее чем через 25 лет после вхождения Курляндского герцогства в состав Российской империи.

12 марта 1801 года российским императором стал Александр I. Уже через год он посетил Ригу. В изданной в том же году книге в восторженных тонах рассказывается о его визите в крупнейший город Лифляндии: в 11 верстах от города для встречи государя уже толпились горожане, девушки кидали ему цветы, на данном в его честь балу присутствовало более 500 человек…

В 1802 году император велел сделать благое для прибалтийских немцев дело — велел возобновить работу Дерптского университета. Кстати, поначалу, предполагалось вместо этого преобразовать в университет учебное заведение в Митаве (Елгаве). И быть бы в Елгаве первому в Латвии университету, но, странное дело, курляндское дворянство благое начинание не поддержало. Пришлось открывать вуз в Дерпте (Тарту — в то время городе Лифляндской губернии).

12 декабря 1802 года император провозгласил: «Мы учреждаем на вечные времена для Империи Нашей, а в особенности для Губерний Лифляндской, Эстляндской и Курляндской Университеты… Учреждение сие имеет преимущественно целью распространение человеческих познаний в Нашем государстве и купно образование юношества на службу отечества».

В 1804 году царь подписал «Положение о лифляндских крестьянах», несколько облегчившее положение крепостных крестьян в Лифляндии. В 1807 году в беседе с французским послом Александр I заметил, что при определенных обстоятельствах готов отменить крепостное право, «если бы это даже стоило мне жизни».

Указ об отмене крепостного права в Курляндии был подписан императором 25 августа 1817 года. В указе говорилось, что крестьянам «присваиваются права свободного состояния». 30 августа в Митаве последовало торжественное объявление об освобождении курляндских крестьян. В 1819 году царь подписал указ об освобождении крестьян Лифляндии.

В книге «История Латвии. ХХ век» (той самой, что экс-президент Латвии В.Вике-Фрейберга в свое время подарила В.В.Путину) говорится, что в результате реформы увеличилось свободное передвижение крестьян, были созданы органы крестьянского самоуправления, крестьяне получили фамилии и право покупать землю.

Да, реформа предусматривала переходный период; да, крестьяне были освобождены без земли, что породило множество трудностей. И всё же эти указы стали для большинства населения Курляндской и Лифляндской губерний воистину царским подарком. Ведь латышские крестьяне не просто оказались свободными, они стали таковыми в стране крепостных (в самой России крепостное право сохранялось еще почти полвека).

И это была огромная фора. Сыновья обретших свободу получили шанс успешно использовать для развития своей родины особые условия: Видземе и Курземе стали своего рода привилегированным краем в Российской империи. То, какую роль это сыграло, показывает простой пример: Латгалия, к которой Александр I не был столь милостив, по сию пору является самой бедной частью Латвийской Республики.

Сопоставим: в конце 18-го, начале 19-го веков русские путешественники, проезжавщие через Лифляндию и Курляндию, отмечали, что латышские крестьяне живут хуже русских. А менее чем через сто лет положение кардинально изменилось: все признавали, что латышские хуторяне зажиточнее российских землепашцев.

Более того. В 1868 году в Риге была издана книга секретаря Лифляндского статистического комитета Фридриха Юнг-Штиллинга «О сельском быте лифляндских крестьян», где доказывалось, что и в ряде западных стран благополучие сельскохозяйственных рабочих не достигает латвийского уровня. Ученый, в частности, отмечал: «Доход одного женатого сельского работника в Лифляндии превосходит доход целого семейства прусских земледельцев». Ф.Юнг-Штиллинг добавил, что в Бельгии даже женатый сельский работник получает меньше, чем холостой батрак в Лифляндии, «несмотря на то, что у нас жизнь гораздо дешевле».

Стоит ли удивляться, что несколькими годами ранее рупор лидеров первой латышской Атмоды — латышская газета «Петербургас Авизес» писала: «…Пусть Бог даст, чтобы у наших соседей в Пруссии распространились покой и благополучие как у нас…».

А российский журналист и писатель Николай Лесков, приехав в то время Ригу, провел собственное расследование о «торговле людьми» и написал гневную статью о том, как из бедноватой Пруссии в богатую Ригу заманивали молодых немок и принуждали их заниматься проституцией.

Добавим, что со временем в Остзейском крае Российской империи появилась и мощная промышленность. Приведу лишь один частный пример. Причем, так как в последние 20 лет в Латвии в статьях и книгах уже немало рассказывалось о таких рижских заводах начала ХХ столетия, как «Руссо-Балт», «Проводник», «Феникс», напомню о предприятии ныне менее известном. В 1903 году путеводитель по Риге так описывал фабрику «Унион» — одну из пяти крупнейших в Прибалтике: «Даже по сравнению с первоклассными зарубежными предприятиями она выделяется впечатляющей архитектурой и новейшими технологическими достижениями».

Добавлю, что в одной из российских книг того времени автор, желая подчеркнуть динамизм и высокий уровень развития Лифляндии, назвал ее «восточной Бельгией».

А начался для многих латышей путь к личной свободе и процветанию их потомков с указов императора Александра I — царя, которого дореволюционные историки порой называли Благословенным.