В этот день, 6 августа (по старому стилю) исполнится 220 лет со дня рождения Антона Антоновича Дельвига. Этот немецкий барон был русским поэтом, издателем, другом великого поэта Александра Сергеевича Пушкина. В историю русской литературы Антон Дельвиг вошел не только своими стихами, но и изданием литературного альманаха "Северные цветы" и "Литературной газеты".
Мир тесен: в Петербурге потомок ливонских рыцарей Антон Дельвиг служил в Публичной библиотеке вместе с баснописцем Иваном Крыловым, бывшим в начале 19-го века губернским секретарем в Риге. А товарищ Дельвига по лицею, поэт Пушкин написал пятистраничное "Послание Дельвигу".
Александр Пушкин вспоминал в своем произведении о "готической славе" предков Антона Дельвига, о том, что один из его предков, сподвижник магистра Ливонского ордена 16-го столетия Эверт Дельвиг был похоронен в центре Риги в Домском соборе (такой чести рижане в то время удостаивали только за особые заслуги).
Сын усопшего рыцаря через пять лет после его похорон погиб в ходе Ливонской войны – в бою с русскими. Несмотря на славу и заслуги, баронами Дельвиги стали нескоро: лишь в 1723 году шведский полковник Рейнгольд Дельвиг был удостоен этого звания.
Вскоре Дельвиги перешли на службу Российской империи. И парадокс: сам Антон Дельвиг, сын генерал-майора российской армии, считал себя русским человеком, а по-немецки даже говорить не умел! Что и порождает вопрос: почему потомки дворян, которые воевали против русских и в Ливонскую, и в Северную войну, так верно служили Российской империи, российской науке и культуре?
Служили, кстати, очень даже неплохо! Можно вспомнить рижский род Барклаев де Толли, давший России военного министра времен Отечественной войны 1812 года. В Митаве (Елгаве) родился один из руководителей обороны Севастополя, инженер Эдуард Тотлебен, а знаменитый драматург 18-го века Денис Фонвизин – выходец из прибалтийского рода фон Визе… Можно легко назвать еще десятки известных имен. Чем привлекала их Россия?
После присоединения при Петре Великом Лифляндии и Эстляндии к России победители не стали менять местных порядков. Остзейские (балтийские) немцы продолжали учиться в своих школах на немецком (а русский язык не был даже обязателен как предмет, долгое время его изучали факультативно). По-прежнему вели делопроизводство на немецком языке магистраты эстляндских и лифляндских городов, даже система судопроизводства оставалась отличной от российской.
Словом, политику Российской империи в отношении Остзейского (Балтийского) края можно сформулировать словами: ни малейшего насилия, а только новые возможности для балтийской элиты.
Переселялись ли в 18-19-м веках в Лифляндию русские? Да, и становились, к примеру, торговцами, рыбаками, огородниками. Современник Дельвига, ученый лифляндец Иоганн Цигра с похвалой писал о русских огородниках в Риге, снабжавших город овощами по "ничтожной" цене.
Для сравнения: попробуем представить себе, к примеру, британского колонизатора в пробковом шлеме и со стеком в руках, старательно выращивающего под Бомбеем огурцы и капусту для продажи индусам. Трудно себе представить?! Думается, дело именно в том, что Российская империя, в отличие от западных стран, не была империей колониальной. И потому во второй половине 19-го века различия в законодательстве, скажем, в Риге и в Бухаре были столь велики, что человеку несведущему могло показаться, что эти города находятся в разных государствах, а не в одной империи.
Российская империя ничего не отняла у балтийской элиты, а лишь существенно расширила ее возможности.
Заложенный в советской песне принцип "жила бы страна родная, и нет других забот" на Руси осуществляли еще за сотни лет до написания текста данной песни. Никого не интересовало, кто ты по национальности, умеешь ли ты без акцента говорить на государственном языке, лишь бы был патриотом. Русь успешно интегрировала литовскую, татарскую, остзейскую знать. В результате, в генеалогии русского дворянства выходцы из Орды, Литвы, Прибалтики, северокавказских княжеств составляли весьма значительную часть (согласно некоторым исследованиям, даже более половины).
Заметим, что остзейские дворяне чувствовали себя в том же Санкт-Петербурге весьма комфортно. Они молились в лютеранских кирхах, детей можно было отдать учиться в немецкую гимназию (старейшую в столице Российской империи). После окончания рабочего дня петербургский чиновник, выходец из Прибалтики, мог спокойно почитать местную немецкую газету, посетить немецкий театр… Не потому ли остзейские немцы стали проявлять уважение к русскому языку, что и в столице России его никто им не навязывал?
Во времена Пушкина и Дельвига демократизм Российской империи в сфере межнациональных отношений был известен и в Европе. Современник Антона Дельвига, русский путешественник Мещерский в путевых заметках описал, как в далекой Швейцарии он сказал местному монаху-бернардинцу, что приехал из страны, "где множество разнородных племен живет мирно и счастливо под одним скипетром; где столько различных верований безмятежно отправляют свое служение под кровом благодетельной терпимости!" Как пишет Мещерский, его собеседник тут же с живостью отреагировал: "Вы из России!"
При такой политике разноплеменность отнюдь не была слабостью государства. Поучительный опыт…
Поэтому современным правящим политикам стоит хорошо подумать, не обернется ли, скажем, перевод обучения школьников с родного языка на чужой стратегическим проигрышем, как это однажды уже произошло в Латвии, когда в конце 19-го века Российская империя коренным образом изменила национальную политику. Увы, как уже говорилось в начале статьи, история учит лишь тому, что она ничему не учит.