Корреспондент Baltnews.lv встретился с Иммой Янсоне, защитником преследуемого властями латвийского правозащитника Александра Гапоненко, 28 августа, сразу после их совместного визита в Генпрокуратуру, где им сообщили о новой мере пресечения вместо отмененного 23 августа по суду содержания под арестом. Почти целую неделю Александр Гапоненко был предоставлен самому себе, но обошлось.
– Сегодня вы побывали со своим подзащитным в прокуратуре. Наверное, появилась ясность и в отношении меры пресечения, которая заменит арест, и, может быть, относительно вменяемых Александру Гапоненко преступных деяний?
– Появилась ясность по мере пресечения. Их две: запрет без разрешения прокурора покидать страну и обязанность сообщать о смене места жительства. Но относительно обоснования уголовного преследования Гапоненко ясности не прибавилось. Нет ее пока.
Никто и не ожидал
– Когда рассматривался вопрос и принималось решение о содержании Гапоненко в тюрьме, выдвигался довод, что необходимо исключить возможность совершения им тех же "преступлений", за которые он подвергся аресту. Теперь уже такая возможность никого не пугает?
– Трудно сказать. В ходе судебного заседания прокурор ходатайствовал о продлении содержания под стражей еще на два месяца и даже обещал в случае продления ареста в течение двух месяцев закончить дело и передать его для рассмотрения в суд. Почему в этот раз суд решил иначе, что изменилось, я не знаю. Следственный судья была та же самая. Мне кажется, что в данном случае все прошло по-честному, без какого-либо закулисного давления прокуратуры на суд.
– Правильно ли я понял, что со стороны Полиции безопасности (ПБ) досудебное давление на суд оказывалось?
– Я не могу этого утверждать, но, судя по тому, что мера пресечения – содержание под стражей – была применена и Гапоненко четыре месяца и два дня отсидел в Рижской центральной тюрьме, можно предположить, что так и было. Ведь в принципе ничего не поменялось.
– Вот я и спрашиваю, Гапоненко держали в тюрьме под предлогом того, чтобы воспрепятствовать возможности повторения якобы преступных действий, из-за которых его арестовали. Теперь этого уже не боятся? К нему ведь не применена такая мера пресечения, как запрет на общественную деятельность?
– Нет, общественная деятельность не запрещена. И интернет использовать ему не запрещено.
– Значит ли это, что прокуратура дезавуировала аргументацию ПБ и суда?
– Нет, аргументация прокуратуры была аналогична той, с которой в суде выступал следователь, когда дело Гапоненко находилось в ведении Полиции безопасности. Прокурор говорил, что есть вероятность того, что на свободе Гапоненко продолжит совершать такие же "преступные деяния". Но суд решил иначе. Почему, я действительно не знаю. Я не надеялась на такое решение суда. Вернее, я надеялась на лучшее, но рассчитывала на худшее – что его будут держать в тюрьме еще два месяца. Может, что-то в консерватории поменялось, я не знаю.
– В консерватории или вне консерватории?
– Или вне консерватории.
– Латвия ведь так чувствительна к сигналам извне. Может, за это время успели Трамп с Путиным подружиться?
– Вряд ли. Подозреваю, что ни Трамп, ни Путин не знают про Гапоненко.
– Может, они и не знают про Гапоненко, но Латвия всегда бежит впереди паровоза и чутко присматривается к колебаниям линии геополитической партии.
– И колебания улавливаются, и вполне возможно, что какие-то указания есть. Не знаю.
– Уже по ходу заключения Гапоненко ему было предъявлено еще одно обвинение…
– Это не совсем обвинение. Он был признан подозреваемым еще по одной статье. Эта статья сохранилась и в решении прокурора начать уголовное преследование. Такова процедура. Теперь мы ожидаем предъявления обвинения и передачи дела в суд.
Статьи и годы
– Таким образом, у Гапоненко сейчас две статьи?
– Три. По одной из них – 81-й "прим" – Гапоненко – пилотный проект. Это новая статья, добавленная в Уголовный закон в 2016 году. Вторым номером, как я понимаю, по ней пойдет Илья Козырев. Ему тоже ее инкриминируют. Статья 81 "прим" звучит так: "Помощь иностранному государству в деятельности, направленной против Латвийской Республики. Это деятельность, целью которой является оказание помощи иностранному государству или иностранной организации действовать против государственной независимости Латвийской Республики, ее суверенитета, территориальной целостности, государственной власти, государственного устройства и государственной безопасности". Максимальное наказание – до 5 лет лишения свободы.
Следующая статья, из-за которой Гапоненко, собственно, и продержали четыре месяца в тюрьме, якобы опасаясь совершения им повторных преступных деяний, – это статья 78-я, часть вторая: "Возбуждение расовой и этнической ненависти". Максимальное наказание – также до 5 лет лишения свободы. Так как эта статья проходит через все его уголовные дела, а их у Гапоненко три.
– Мы к этому еще вернемся.
– А самая тяжкая статья, по ней предполагается наказание до 8 лет лишения свободы, это статья 80-я: "Деятельность, направленная против Латвийской Республики, то есть деятельность, направленная против государственной независимости, суверенитета, территориального единства, государственной власти или государственного устройства Латвийской Республики неконституционным путем".
– И никакой конкретики ни по одной из упомянутых статей нет?
– Для меня конкретика – это цитата, выдержка из сказанного или написанного Гапоненко. А там написано примерно так: "В Фейсбуке и других социальных сетях он размещал посты, комментарии и статьи о том, что американцы будут сгонять русских в концлагеря, будет геноцид русского населения". Мне этого мало. Это слишком абстрактно. Я хочу конкретики, чтобы разбирать фразу за фразой, слово за словом. И две другие статьи больше напоминают политическую декларацию: мы против всего плохого российского и русского, за все хорошее латвийское и латышское. Дескать, Гапоненко поддерживает политику России.
Помните, был такой ансамбль "Эолика"? В глубоко советские времена они гастролировали по РСФСР и на одном из концертов выдали фразу: "Мы есть латышские засланцы". Вот и Гапоненко – "засланец" – поддерживает политику России, распространяет ложные слухи о возрождении в Латвии нацизма, доктор Зло, короче говоря.
– Не является ли сам факт преследования Гапоненко доводом в пользу его правоты во всех его высказываниях алармистского толка?
– И даже не это. Посмотрите, как проводятся натовские учения на территории Латвии. Насколько мне известно, реально отрабатывались методы подавления народного недовольства на случай гипотетических массовых гражданских протестов. Гапоненко высказал свое мнение о том, чем это может закончиться. Это его мнение. Он также гипотетически считает возможным такое развитие событий.
– Не он один так считает.
– Не он один. И есть множество примеров того, как это случалось прежде. И что? Как это может разжигать расовую и этническую ненависть? Его высказывания направлены против каких-то профессиональных сообществ. Когда он говорит, что латышские журналисты недостаточно освещают жизнь русского меньшинства, он не про латышей вообще говорит, а про определенное профессиональное сообщество – латышских журналистов. Или если он говорит про американский контингент НАТО, он же не обо всем американском народе высказывается, а опять же о конкретном профессиональном сообществе – военном. Здесь, на мой взгляд, не может быть разжигания ни расовой, ни этнической ненависти.
– Экспертиза не проводилась?
– С материалами дела мы ознакомимся только тогда, когда дело будет передано в суд.
– Прокурор никаких вопросов не задавал? Не пытался допрашивать Гапоненко?
– Нет, допроса не было.
– А эпизод с визитом начальника ПБ Нормунда Межвиетса в тюрьму к Гапоненко и предложением признать себя виновным в обмен на смягчение меры пресечения?
– Об этом я знаю только со слов Гапоненко. Меня там не было.
– Вы не доверяете своему подзащитному?
– У меня нет повода не доверять ему, но, поскольку я при этой встрече не присутствовала, утверждать ничего не могу.
Пытки и моральная деградация
– А его утверждения о применении к нему пыток в тюрьме?
– Это оговорка. Как пытку Гапоненко воспринял многочасовое пребывание в наручниках при задержании 20 апреля. 11 часов ему не давали ни пищи, ни воды. Вот это он считает пыткой. В тюрьме никаких пыток не было.
– Гапоненко говорил также о моральных пытках. Его держали в камере с другими заключенными-уголовниками, где чуть ли не круглосуточно работало несколько телевизоров.
– Тюрьма – не санаторий. Это понятно. И что значит "с уголовниками"? И Гапоненко у нас в данный момент "уголовник", поскольку является участником уголовного процесса. Тут высокомерие неуместно. Мой подзащитный мне рассказывал, что у него были вполне приемлемые, нормальные отношения с сокамерниками.
– Однако было заметно, как пошатнулось здоровье Гапоненко.
– Он похудел на 11 килограммов и, конечно, чувствует себя не очень хорошо. Главная его задача сейчас – немного подлечиться, здоровье поправить, отдохнуть. Все же тюрьма – тяжелое испытание для пожилого человека.
– Заключение его не сломило?
– Нет, но он опасался физической и моральной деградации в тюрьме, о чем и заявил судье в ходе заседания суда по мере пресечения 23 августа.
– Довольно активные протесты русской общественности Латвии как-то могли повлиять на поведение латвийской Фемиды?
– Эти акции очень морально поддерживали Гапоненко. Думаю, на поведение латвийской Фемиды они не повлияли, но то, что для него они были очень важны, это однозначно.
Мера пресечения превращается…
– А тот иск в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), что вы подготовили вместе с Илларионом Гирсом, мог как-то повлиять на решение суда?
– Не думаю. И потом, он так нескоро будет рассмотрен. Фамилия-то у нас Гапоненко, а не Навальный.
– Последнее решение суда по мере пресечения не перечеркивает иск в ЕСПЧ?
– Нет. Что случилось, то уже случилось. Права моего подзащитного были грубо нарушены. Иск остается в силе. У Гапоненко будет потом возможность просить материальную компенсацию. Пока известно, что иск принят к рассмотрению.
– Насколько известно, в иске говорится о наказании без суда. Вы поддерживаете этот тезис?
– В этом же все и дело! Мера пресечения незаконно была превращена в инструмент наказания.
– Вы полагаете, что в судебном разбирательстве дело Гапоненко развалится?
– Пока из того, что мне удалось прочесть, а я, возможно, не всего Гапоненко прочла, это абсолютно невинно по сравнению с заявлениями о "генетической ошибке" и "русской вше" и с предложением устроить концлагеря для неграждан и россиян, в чем ПБ не усматривает состава преступления, как в высказываниях Гапоненко. Да, они у него алармистские, но он общественно-политический деятель и критикует власть.
– Но у всякой критики есть пределы.
– Для общественно-политического деятеля они гораздо шире. По данному вопросу существует юдикатура ЕСПЧ. Гапоненко не первый, кому пытаются таким образом заткнуть рот. Между тем власть должна терпеть даже такие высказывания, которые шокируют.
– Почему же наша власть их не терпит?
– Может быть, потому, что в отношении Латвии таких решений ЕСПЧ еще не было.
Первое, второе, третье и…
– Но это дело не единственное у Гапоненко?
– Нет, это дело номер два. Первое дело уже рассматривается в суде. Очередное, третье заседание суда по первому делу состоится 21 сентября. Будут допрашивать экспертов, которые являются свидетелями обвинения. Гапоненко вменяется ст. 78-я, часть вторая: "Разжигание расовой и этнической ненависти". И еще вопрос, не преследуют ли его дважды за одни и те же высказывания, надо выяснить, не пересекаются ли они?
– Каковы перспективы первого дела?
– На мой взгляд, никакие высказывания Гапоненко не содержат состава преступления. Приходите послушать экспертов. Будет интересно.
– А что с третьим делом?
– Третье касается русских школ и Вселатвийского родительского собрания, которое проходило в марте этого года. Там он лицо, против которого начат уголовный процесс, и лицо не единственное. Там и Жданок, и Линдерман, и Козырев – достойная компания.
– Это считается "преступлением", совершенным в группе, или каждый проходит индивидуально?
– Пока мы не знаем. Похоже, что каждый индивидуально и, как я понимаю, по разным статьям, хотя у кого-то, как у Гапоненко и Козырева, статьи пересекаются.
– Как вышло, что вы из адвоката по гражданским делам стали адвокатом политических?
– Все началось с "черного Ленина" – Бенеса Айо. Это мой первый и самый любимый политический клиент. Мне позвонил Гирс и попросил пойти, сказав, что некому пойти. Я стала защищать Бенеса и как-то втянулась. А потом Владимир Линдерман попросил взяться за дело Алесандра Куркина и Андрея Попко. Мне уже стало интересно работать с такими делами.
Суд – это надежда
– Латвийская Фемида настроена рассматривать политические дела предвзято или в соответствии с нормами закона и юридической практики?
– При рассмотрении дел, по сути, я с предвзятостью не сталкивалась. Порой даже хочется, чтобы дело быстрее дошло до суда, поскольку, как мне кажется, суд принимает решение по большей части вполне независимо.
– Лично у меня возникает ощущение, что режим постепенно сжимает руки на шее русского общественного движения. Лидеров этого движения треплют в основном до суда, но с каждым разом все сильнее и сильнее.
– Поживем – увидим. Что касается суда, я этого не вижу. Пока еще суд – это надежда на справедливое решение. Но кольцо сжимается. Это однозначно. Количество политически мотивированных дел резко возросло. И все чаще практикуются "жесткие" задержания и такая мера пресечения, как содержание под стражей. Тем самым мера пресечения превратилась в акт наказания и устрашения.