За последние 20 лет поддержка популистских партий среди населения выросла в три раза. В 11 странах популисты занимаются государственные посты. Популизм стал мейнстримом, сменив статус политического маргинала на конкурентоспособную движущую силу. Причем крайне левые политики заметно уступают в рейтинге крайне правым. Особенно к популизму уязвимы страны Центрально-Восточной Европы (Польша, Венгрия, Чехия), однако его проявления не ограничиваются европейским континентом. В пяти из семи крупнейших демократий мира руководящие государственные посты занимают представители популистской волны – в США, Индии, Бразилии, Мексике, Филиппинах.
Новый популизм в Европе восходит еще к середине ХХ века, когда в 1956 году бывший офицер СС и министр сельского хозяйства в нацистской Германии Антон Райнталлер основал крайне правую "Партия Свободы" Австрии. Сейчас эта партия входит в правящую коалицию страны.
Есть ли лекарство от популизма?
Известный политолог Френсис Фукуяма писал: "Популизм существует, потому что институты контролируются элитой. Однако демократии не могут быть эффективными без руководства со стороны элиты". Замкнутый круг?
Некоторые политологи называют финансовый кризис 2008 года и кризис беженцев 2015 года явными катализаторами популизма. Другие эксперты считают, что всему виной традиционная политическая система, породившая коррумпированную и непонимающую ценностей народа элиту. Третьи заявляют, что демократия пришла в упадок, потому что избиратель ее понимает как супермаркет, где должен быть представлен весь спектр мнений. Четвертые, наоборот, говорят, что популизм стал возможен только благодаря расцвету демократии, так как она приближает политиков к народу.
Отчасти это все так. Слово "политическая элита" стало ругательным, а самый верный способ выиграть теперь на выборах – это притвориться главой движения сопротивления против истеблишмента. Более того, показать, что сама элита вступила в борьбу с кандидатом – настолько он ей не выгоден.
Однако ни одно из вышеупомянутых объяснений не является полным. Популисты вырастают из абсолютно разной почвы, невозможно найти формулу, по которой общество охотно открывает им доступ к власти. Чтобы понять взаимосвязь между экономической повесткой партий и ростом популизма, социолог Рональд Инглхарт собрал данные по 13 ведущим мировым демократиям в период с 1950 по 2010 года. Оказалось, что раньше партии больше говорили о проблемах неравенства и нищеты, однако это не делало популистские партии привлекательнее в глазах избирателей.
Это исследование показало, прежде всего, рост важности культурной и общественной, а не экономической повестки. Популизмом движет культурный реакционизм, то есть стремление восстановить "статус-кво" в аспектах традиций, культуры, идеологии. Каждому реакционисту знакомо эфемерное ощущение, будто раньше было лучше.
Опыт Чехии является прекрасным подтверждением этого. Уровень безработицы там остается самым низким в Евросоюзе – всего 2,3%. За последний год экономика Чехии выросла больше среднего по ЕС – на 4,3%, а страна оказалась едва затронута миграционным кризисом 2015 года. И тем не менее на прошлых выборах популистские партии набрали рекордные в истории 40% голосов избирателей. Чешские выборы подтвердили, что рецессия – это еще не повод для популизма; повод для популизма – это проблемы поиска идентичности и психологического состояния всей нации.
Может ли популизм привести к распаду Евросоюза?
Согласно классикам политической науки, системная политическая оппозиция необходима для плюрализма и развития демократии. Это правило работает даже для такой наднациональной структуры, как Европейский Союз.
Однако ЕС, обладая такими же институтами, как и государство, не предусматривает наличия оппозиции. Именно поэтому возможно развитие двух сценариев: либо инакомыслящие подчиняются, либо объединяются в антисистемные оппозиции, сначала в виде евроскептицизма, а после – популизма. Такое реакционное движение буквально дышит ненавистью к ЕС, пытаясь если не уничтожить его, то хотя бы переделать на свой лад. Как следствие, наступает "коррозия" демократии и потеря элитами контроля над процессом.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.