Я, конечно, основательно подготовилась к поездке, а норвежские друзья снабдили меня последними публикациями в самой авторитетной и тиражной национальной газете Aftenposten.
«Детская полиция» — в каждой деревне
Вот, к примеру, статья от 15 мая этого года — «Киднеппинг родной дочери и переезд из Норвегии». Подзаголовок вынесен на первую полосу — «У иностранцев, приезжающих в Норвегию, отнимают детей». 18 мая — «Европа критикует норвежскую систему охраны детей», 30 мая — «Цена беспокойства».
В этих публикациях герои шокирующих историй порой откровенно называют норвежскую службу защиты детей — Barnevern —«гитлерюгендом», «террористами», а уж «детская полиция» — совершенно общее выражение, которое я сама слышала и читала не раз.
Нашу журналистскую группу собирались разубедить в уже ставшем почти стереотипном общественном мнении. Для этого провели по многим структурам, отвечающим здесь за «охрану детства».
О, их здесь превеликое, потрясающее воображение множество! Возглавляющее систему ведомство — министерство по делам детей, равноправию и интеграции, ниже — Норвежский директорат по делам семьи, детей и молодежи. Потом — Губернские комиссии по защите детей и социальным вопросам и лично губернаторы.
И абсолютно в каждом муниципалитете страны, в каждой деревне, есть служба защиты детей, которая работает непосредственно с жителями. Произвол на самом нижнем уровне порождает больше всего семейных трагедий. Суды, адвокаты, психологи… Утверждают: все это для того, чтобы семье жилось спокойно.
А еще есть бюро Омбудсмена по делам детей, куда нас и направили по программе сразу по приезду.
Учитель-сексот
Кнут Хаансен, заместитель омбудсмена, разоткровенничался — мол, разговоры о правах детей возникли потому, что Норвегия сказочно разбогатела, найдя в 1950-х нефть на своем шельфе.
— Это была действительно очень передовая идея — выделить права детей в отдельную категорию, — считает Хаансен, вещавший на фоне снимка плачущего мальчика. — Видите — это Кристоф, которого бил отчим. Если бы мы не стали заниматься правами детей, никто бы так и не узнал об этом семейном насилии и не спас от него мальчика. Мы исходим из того, что дети — активные члены общества, имеющие собственные права.
Нам с вами привычно, что за маленьких детей целиком и полностью ответственны родители, но наш собеседник утверждает, что дети «сами являются экспертами своего положения». Как же это возможно?
— Мы спрашиваем у ребенка — как ему живется в семье, как с ним обращаются родители, хорошо ли ему? Если ребенок попал в больницу, интересуемся, как он видит свою болезнь, свое лечение. Системе охране детства поставляют информацию учителя, воспитатели, нянечки, медсестры, соседи.
Когда я возмутилась такой ставкой на «стукачество», хозяин офиса возразил, что учителя и нянечки видят ребенка каждый день, и им легче судить о его положении.
Вообще-то, омбудсмен призван разбирать случаи превышения полномочий, а не защищать доносительство. Но уж так построена эта система.
— Да, я читал и слышал мнение, что мы забираем из русских и других восточноевропейских семей детей для того, чтобы «улучшить породу», но это выдумки, — считает Хаансен. — Еще говорят, что забираем детей из семей, где не покупают им достаточно игрушек — тоже вранье.
Да, у нас категорически запрещены телесные наказания, даже простой шлепок, да и повышать голос на ребенка не рекомендуется. Если вы отшлепаете отпрыска в супермаркете, могут вызвать муниципальное отделение службы, чтобы вас забрать.
Самый трудный для распознавания вопрос — психологическое насилие в семье. Вы спрашиваете, какие критерии оценки явления? У нас развернута большая дискуссия на тему, что им можно считать.
Собеседник очень удивил своеобразным экскурсом в Библию — по его мнению, Священную книгу неправильно перевели с греческого. Уже не впервые за последние пару недель такое слышу!
— Там сказано, что если вы любите детей, должны воспитывать их в дисциплине и строгости. А на самом деле там написано — вы должны руководить детьми, направлять их.
Подозреваю, что Хаансен сам ни разу так и не открыл Библию, но не спросила об этом — смущать не хотела…
Малыш с игрушкой опасен!
Так уж получилось, что сразу после омбудсмена мы пришли к коллегам из Ассоциации зарубежных журналистов, работающей при Международном пресс-центре Норвегии.
Рассказ одного из наших собеседников, корреспондента польского телеканала "Полония" Генрика Евгениуша Малиновского волосы, ошарашил. Коллега занимается журналистскими расследованиями по случаям изъятия детей из семей польских мигрантов.
Еще до встречи с ним я посмотрела в «Афтенпостен» статистику этого позорно-печального явления — на диаграмме самое большое число детей было изъято из русских (русско-норвежских, от русской мамы) семей, второе место занимали поляки.
— По статистике поляков в Норвегии — 110 тысяч, а в реальности вдвое больше, — начал Генрик. — Случаи с детьми еще и потому такие сложные, что это абсолютно закрытая для СМИ и других людей информация. Она строго для ведомственного пользования.
Даже место, где содержатся дети, под секретом, а это может быть как приют-детский дом, так и приемная семья.
— Одна польская пара чуть не потеряла сразу обоих детей из-за сущей ерунды — 8-летняя девочка обмолвилась в школе, что ее полуторагодовалый братик ударил сестру игрушкой. И все! Система заработала! Детей сразу же изъяли из семьи — как же, семейное насилие!
Беда в том, что сначала детей забирают, а уж потом суд разбирается в ситуации. Представьте, полгода малыш полутора лет от роду и его старшая сестра жили в норвежской семье. Мальчик не мог спать — его привязывали к кровати ремнем. Вот где насилие!
Потом, слава Богу, суд во всем разобрался и нашел повод для изъятия незначащим. Но представьте, что пережили родители. А малыш потом долго прятался и плакал, завидев людей в форме или полицейскую машину. Он, конечно, еще маленький, забудет, но какая это психологическая травма…
Ищи финансовый след
Этой польской семье выдали 2000 страниц юридического текста на норвежском об их «нарушении» — представьте, как это можно понять! А перевод одной страницы стоит от 800 до 1000 крон. Закон гласит, что это заключение должно быть на родном для родителей языке, но на деле это не так.
Венская конвенция по защите прав детей, принятая в 1961-м, на которую к месту и не к месту постоянно ссылаются в Barnevern, предписывает информировать посольство страны, маленьких граждан которой забрали от родителей. Но чаще всего сами семьи обращаются в посольство. И диппредставительство тоже не может повлиять на действия этой структуры.
В Норвегии есть движение семей за своих детей, работает Redd Barna («Спасите детей»), есть группа из 100 влиятельных политиков, адвокатов, депутатов, отстаивающих права родителей на воспитание собственных детей. Они стараются изменить законодательство в этой сфере, вследствие чего изменится и ситуация. Доказывают, что эти институции работают не по закону, и к тому же это очень закрытая система.
В документах норвежской службы защиты детей я читала, что ребенка можно изъять только в крайнем случае и на срок до шести недель. Но, как видим, двое малышей провели в чужой семье полгода. Бывает, детей не отдают года два или вообще никогда…
Помни имя свое…
— В Barnevern утверждают, что иностранцы не понимают местную систему заботы о детях. Но на самом деле забота получается лицемерная, это дьявольское передергивание — детей психологически ломают, калечат под предлогом заботы их судьбы.
Я уже не поднимаю такую огромную проблему, как потеря национальных корней. Мы все читали в их документах, как, мол, они стараются, чтобы в приемных семьях дети сохранили свои «этнические, культурные, лингвистические и религиозные корни». Но на деле это совершенно не так! Дети даже родной язык забывают, не говоря уже о более глубоких вещах — там им просто неоткуда взяться, и никого это не заботит.
Бывает, детей передают в семьи с криминальной историей или гомосексуальные — родители не имеют возможности это опротестовать или обжаловать! В таких семьях находится 52 ребенка. За приемными семьями нет никакого контроля, труд социального работника, призванного за ними присматривать, оплачивается неважно. А права у него широкие.
А если поискать финансовый след? В Barnevern его найти несложно. По моим данным, за одного взятого на воспитание ребенка приемная семья получает 700 тыс. крон в год — это род бизнеса и способ заработка. (Цифры, правда, не подтвердили, но и не опровергли в «детских» службах, как-то замяли вопрос, поэтому точных данных нет. — Прим. автора.).
Годовой бюджет Barnevern составляет 1,3 млрд. крон. Дело еще и в том, что эта разветвленная структура на 60 процентов — в частных руках. (Это подтвердили. — Прим. автора). То есть частные фирмы, входящие в нее, конечно, должны работать не в убыток себе. Если бизнес не приносит прибыли, он закрывается. У них есть дома по всей стране, где содержатся дети. Правда, говорят, что участвуют там и бесприбыльные коммерческие структуры.
Но родители не сдаются, хотя вынуждены заниматься порой… похищением собственных детей. Есть для этого такие организации в диаспорах — марокканские, испанские. Есть и польские. Кшиштоф Рутковский, по кличке «Рембо», вернул родным родителям уже около 30 ребят. И это не только польские дети. Причем когда он все подготовит, берет с собой «на дело» мать или отца — тогда это не считается с его стороны киднеппингом, а со стороны родных тем более.
Лучше помогите родителям!
— Мы занимаемся расследованиями ситуации в семьях, — сообщили нам старшие советники Норвежского директората по делам детей, молодежи и семьи Андерс Хенриксен и Унни Нигаард. — В нашей стране есть определенные нормы, правила, законы, регламентирующие положение ребенка в семье.
В семьях мигрантов представления о воспитании и о том, как растить детей, другие. Поэтому мы с 12 лет опрашиваем ребят — как ему живется в семье, что он думает о своих родителях?
Конечно, мы не делаем выводов только на основании их слов. У нас есть молодые помощники из неправительственных организаций (НГО), которые тоже наблюдают за тем, как обращаются в семьях с младшим поколением.
Мы больше смотрим, наблюдаем и стараемся оказать в случае надобности помощь на дому. Нужно убедиться, что обстановка для родителей и отпрысков в семье благоприятная. И это касается всех — как норвежских семей, так и семей мигрантов. Забрать ребенка от биологических родителей — крайняя мера.
Но применяем и ее. Получив сигнал о том, что что-то неблагополучно, мы приступаем к расследованию. Психолог составляет отчет по положению дел в семье. Губернская комиссия по защите детей и социальным вопросам, в составе которой 3-5 судей, делает вывод по ситуации. Затем она принимает решение о перемещении ребенка в патронатную семью или специальное учреждение против воли родителей. У семьи есть право обжаловать решение в местном суде.
Судя по таблицам и диаграммам, которыми нас снабдили в директорате, 47 семей латвийцев, где дети родились еще в Латвии и 11 из тех, где дети появились на свет в Норвегии, попали под наблюдение. Итого 58 семей. А изъяли из тех и других вместе 7 детей. Так же и по литовским семьям, только там под контролем 108 семей первой категории и 25 второй (итого 133), и 14 детей изъяли из обоих. Кажется, не так много, но за каждой историей — семейная трагедия. И в процентном отношении доля отобранных детей — немаленькая.
Мы спросили насчет российских детей. Оказалось, службы опеки детей контролируют 486 (!) семей и 26 ребят изъято. А всего в Норвегии живет 4421 российская семья. То есть больше 10 процентов взяты под контроль. Ненамного больше «повезло» и полякам — у них наблюдают за 447 семьями.
Резонный вопрос — зачем так пристально смотреть за семьей и вообще вмешиваться в ее внутренние дела? Полезно ли это для «погоды в доме»? Наверное, помощь нужна только в том случае, если родители о ней попросят?
"Назовите их гитлерюгенд…"
Наши коллеги Мона Клауссен и Стейнар Дирнес дали статье «Похищение дочери и переезд из Норвегии» говорящий подзаголовк — его вынесли на титульную страницу: «Не ездите в Норвегию — там отберут ваших детей». Авторы пишут, что 60 детей родные родители «украли» из приемных семей и увезли на родину.
На снимке — девочка с мамой уже дома, в поселке недалеко от Паланги. Женщине, которую условно назвали Даля, очень трудно было общаться с дочерью, несмотря на положение Barnevern о беспрепятственном общении.
И к тому же малышка вскоре забыла родной язык, поскольку с ней говорили только по-норвежски. В статье приводятся слова Санне Хофман из организации Redd Barna («Спасите детей») — мол, органы опеки врут, что стараются поддерживать национальную культуру и традиции приемышей. А ведь это обязательно.
— Такие действия Barnevern подрывают политические контакты между странами, — утверждают коллеги. — Так, премьер-министр Чехии Богуслав Соботка обратился к норвежскому премьеру Эрне Солберг с просьбой о содействии в возвращении детей его земляков и привел конкретные примеры. А та отказалась — под предлогом, что не может вмешиваться в работу Barnevern.
Свыше 3000 детей приезжих взяты под контроль. Норвежская сторона утверждает, что выходцы из Восточной Европы не понимают положений Конвенции ООН по защите детей. А польский консул Славомир Ковальский на это возражает — напротив, это в Норвегии толкуют положения конвенции наоборот. Один из сотрудников польского посольства даже назвал систему Barnevern «гитлерюгенд».
40 процентов детей, изъятых из родительского дома в Осло, перемещают в другие коммуны, и среди них 20 процентов — из семей иностранцев.
Норвежское правительство собирается выделить еще 5 млн. крон (!) для рекрутинга (набора) приемных семей, об этом постоянно размещаются объявления в газетах: «Нам нужны приемные родители». В таковые принимают и людей из ЛГБТ-сообщества.
В Стране невыученных уроков
Уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов прямо говорит, что таким образом Норвегия решает свои демографические проблемы:
— "Барневерн" занимается терроризмом. Я лично знаю 55 дел в отношении русских родителей, по которым было вынесено в Норвегии неправосудное решение».
Одно из таких дел — то, что произошло с Ириной Бергсет, вышедшей замуж за гражданина Норвегии и уехавшей со своим семилетним сыном в эту страну. Там у нее родился еще один мальчик.
Ирина говорит, что ее старший сын считался вундеркиндом в норвежской школе, потому что там с 1 по 7 класс — начальная школа. Детей должны за это время научить читать и считать, но вслух в классе читать нельзя, и учитель выводит ученика «для опроса» по чтению в коридор, «чтобы не позорить малыша», если что.
— Литературы, истории, физики, естествознания не преподают, — читаем со слов Ирины в отчете Международного общественного движения «Русские матери». — Есть природоведение, которое называется «обзор».
Дети знают, что Вторая мировая война была, все остальные подробности — насилие над ребенком и его психикой. Самая богатая страна мира не кормит детей в школе и детских садах. В школах висят объявления от службы «защиты» детей: «Если родители попросят тебя сделать уроки — позвони. Мы поможем освободить тебя от таких родителей».
Единственным способом тренировки памяти сына стали домашние занятия на пианино. «Только пикни где-нибудь, что у тебя такая требовательная мама», — предупреждала Ирина мальчика.
Гром грянул через шесть лет жизни в Норвегии, когда сыну, родившемуся в Норвегии, исполнилось три года. Родители расстались, Ирина, имея диплом факультета журналистики МГУ и степень кандидата филологических наук, владея многими языками, работала учителем в скромной сельской школе в Аурскоге. Социальными пособиями никогда не пользовалась, взяла кредит в банке, купила квартиру, уделяла детям много внимания. Считала себя хорошей матерью.
В Норвегии разведенные родители по закону имеют право каждый на продолжительное общение с детьми. Мать сумела уберечь от этих свиданий старшего сына, потому что отчим его обижал, но закон обязывал к общению с младшим, его родным ребенком.
— Я держалась, как могла, чтобы ребенок у отца не ночевал — была угроза избиения. Но детский сад, иные госструктуры давили на меня, чтобы я отдавала ребенка. Поэтому маленький сын оставался у отца сначала по два часа в субботу или воскресенье. Но последний раз провел у него почти неделю — ребенок был с температурой, когда он его увез в тридцатиградусный мороз к родственникам в Тронхейм.
Седьмого марта 2011 года я пошла в полицию поселка Бьоркеланген, потому что мой маленький мальчик рассказал, что тети и дяди, родственники его папы, делали ему больно в ротик и в попочку. Рассказал о вещах, в которые я не могла поначалу поверить. Есть в Норвегии некая народная традиция, увязанная на интиме с детками, мальчиками и девочками, учиняемая кровными родственниками.
У них есть образцово-показательная система защиты детей, созданная для вида, что они борются с инцестом. Потом я поняла, что центры Barnevarn, имеющиеся в каждой деревне, нужны только для того, чтобы выявить проговорившегося ребенка и недовольную мать или отца и изолировать их, наказать.
Малышам — об инцесте
Давайте разберемся в этом вопросе. Много шума наделало около двух лет назад заявление Инги Марте Тордкильдсен, предшественницы нынешнего министра по делам детей, равноправия и интеграции Сильвии Хорне, у которой мы сейчас побывали, о том, что в Норвегии нужно учредить «Центр инцеста» и ввести со второго класса в школе обязательные «уроки инцеста».
Но для чего? Якобы для того, объясняла экс-министр, чтобы уберечь их от этого позорного явления, от учиняемого над ними насилия, чтобы они могли его распознать. «В настоящее время я серьезно занята тем, чтобы уберечь как можно больше детей от жестокости и сексуальных домогательств. Очень важно как можно раньше установить с детьми контакт и рассказать им о том, что законно, а что нет», — говорила Торкильдсен.
Можно только вообразить себе, КАК выглядят эти «уроки»! Восьмилетним малышам рассказывают — что? Страшно представить! Что, оказывается к ним может «пристать» папа, и это бывает (!), а иной раз секс случается у братика с сестричкой. И ничего не подозревавший «розовый» младенец узнает ТАКИЕ подробности!…
Для чего? Чтобы осознать, что это нехорошо и немедленно рассказать взрослым? Но подумайте только, какую психологическую травму неокрепшему сознанию наносит эта фактически чудовищная реклама инцеста. И что будут показывать на теоретических занятиях, практических? Жуть. Под видом просвещения детей с младых ногтей развращают.
Адвокат Екатерина Рейерсен, живущая в Норвегии с 1993-го и тесно работающая с органами опеки и спорами по родительским правам, считает, что в случае с уроками инцеста речь идет о защите детей. Но почему такими чудовищными методами?..
— На уроках детям расскажут, как уберечься от жестокости, насилия и сексуальных домогательств, чтобы они могли защитить себя и попросить помощи. Глава 19 Уголовного закона Норвегии регулирует сексуальные преступления, в частности, совершенные против несовершеннолетних.
Сексуальные отношения с лицом младше 16 лет наказуемы лишением свободы. Причем в некоторых случаях срок может доходить до 21 года, когда действие совершено несколькими лицами, особо болезненным и унизительным образом, в отношении детей до 10 лет, и неоднократно. Когда нанесен значительный ущерб здоровью потерпевшего. Дети неприкосновенны. Норвегия — правовое государство. Закон работает, нормы установлены, границы жестко определены, полиция не спит, суды судят, — утверждает адвокат.
А как же тогда быть с данными, что в Норвегии в целом изъято из родных семей 200 тысяч детей — пятая часть всего их числа? Целое украденное поколение! Зачем?..
Задача: перепрофилировать
— По всей Европе введены сексуальные стандарты, которые регламентируют воспитание детей в определенном ключе, — утверждает Ирина Бергсет. — Этот регламент обязателен для всех стран, подписавших соответствующую конвенцию, принятие которой активно лоббируется сейчас в России.
Прямым текстом говорится, что родители совместно с медиками и детсадовскими работниками обязаны учить крохотных детей «разным видам любви».
А специальный раздел этого общеевропейского сексстандарта сообщает, почему учить европейских детей мастурбации родители и сотрудники детсадов обязаны строго до четырех лет и никак не позже.
В одной только Норвегии 19 тысяч (!) негосударственных обществ (НГО) по перепрофилированию детей из «древних» (мужчина, женщина) в иные нетрадиционные гендеры. (Чиновники нам говорили о сотрудниках многочисленных НГО, способствующих «Барневерн», но что они конкретно делают, не сказали. — Прим. авт.) Ребенок принудительно развивается в определенной нетрадиционной гендерной категории.
Все это в современной Европе преподносится как вид толерантности. Мол, дети якобы имеют право на сексуальные предпочтения с нуля лет, имеют право на секс-разнообразие. В этом смысле Россия выглядит островком христианского семейного уклада.
Когда мальчиков Ирины забрали и увезли в неизвестном направлении (в этой системе никто ничего матери не сообщает), свидание разрешили раз в полгода на 2 часа (!). Но 13-летний Саша смог чудесным образом вырваться из семейного детского дома, где его держали (младшего поместили в другое место).
Сообразительный мальчик заходил в библиотеку, где стоял компьютер, и по интернету неожиданно нашел Кшиштофа Рутковского, «Рэмбо». Они вдвоем и организовали побег. Но Кшиштоф обратился в последний момент к Ирине, чтобы она поехала с ним на «киднеппинг», а потом увез всех троих в Польшу. В Норвегии остался младшенький… Страшный выбор для матери.
То, что дает карты в руки системе «Барневерн» — конфликт культур, различие традиций и менталитета, разные подходы к семье, браку, воспитанию детей.
Народ из бывшей большой страны разъезжается по планете — будьте бдительны!