Секретный доклад русского полковника
…Теплым июньским днем 1857 года посол Российской империи во Франции, граф Павел Дмитриевич Киселев принял российского военного атташе полковника Петра Павловича Альбединского в своем кабинете. Несмотря на возраст (шутка ли — более 70 лет), граф Киселев был строен, даже, пожалуй, сухощав, носил щегольские усики и был одет по последней моде. Что касается его собеседника, то о Петре Павловиче позднее выразительно написал российский сенатор Е. Феоктистов — «редко приходилось мне встречать мужчину более красивого, с такими изящными манерами».
Военный атташе по линии отца был выходцем из старинного лифляндского рода баронов Альбедилей, по материнской линии — потомком грузинских царей из династии Багратиони. Высокорослый, внешне всегда невозмутимый, Петр Павлович Альбединский обладал чарующими дам глазами и роскошными, просто гигантскими усами. При поверхностной оценке 30-летний полковник казался легкомысленным повесой и любителем кутежей.
Однако граф Киселев прекрасно понимал, что это впечатление обманчиво: Альбединский был доблестным воином, во время Крымской войны получившим за храбрость в награду золотой палаш, свободно говорил на нескольких иностранных языках, отличался трудолюбием, инициативностью и государственным мышлением.
Посол знал и то, что Петр Альбединский давно уже пользуется репутацией неотразимого кавалера, а лет десять назад даже самая известная поэтесса России, красавица-графиня Евдокия Ростопчина так увлеклась им, что потеряла голову от любви и, будучи замужем за другим, родила от Петра Павловича сына.
— С чем пожаловали?— поинтересовался граф Киселев, видя в руках полковника Альбединского листы с явно пространным докладом.
— С донесением в Санкт-Петербург, — лаконично ответил российский военный атташе. — Здесь полное описание театра военных действий французской армии в Алжире.
— Как вам удается добывать такие сведения?— с некоторым удивлением спросил посол. — В апреле вы принесли мне секретные данные о дислокации и численности французской армии, структуре и деятельности французского генерального штаба. Сейчас снова отправляете на родину доклад о делах, которые хранятся в Париже в строжайшей тайне.
— Имея такого осведомителя как… — начал фразу полковник и вдруг неожиданно закрыл рот и замолчал, несколько смущенно отведя глаз от графа Киселева.
— Правильно, — одобрил посол, — и у стен бывают уши.
Чтобы подчиненный не смущался, граф деликатно перевел разговор на другую тему:
— Недавно встречался с императрицей Евгенией. Ох, и интересный был разговор! Ее Величество прямо призналась мне, что именно она несколько лет назад подтолкнула Наполеона III к Крымской войне. Какая необычная женщина! Красавица, законодательница европейской моды, прекрасно разбирается в государственных делах и хочет заниматься ими, вертит мужем, как хочет… Вижу у нее лишь один недостаток: тщеславие порой делает ее болтливой.
— Мне ли этого не знать, — сохраняя невозмутимое выражение лица, с иронией ответил Петр Альбединский. — И чем интимнее обстановка, тем откровеннее становится эта богиня-испанка на французском троне. Ваше Превосходительство, позвольте идти. Хочу тщательнее привести себя в порядок, ведь вечером я встречусь с императрицей.
— Кстати, а вам известно, как красавица Евгения получила корону?
— Увы, я прибыл в Париж через много лет после того, как император женился.
— В таком случае вам стоит узнать историю ее брака, напоминающую авантюрный роман. Слывший неотразимым любовником, Наполеон III встретил дочь испанского гранда на балу в императорском дворце и тут же возжелал ее. Далеко не юная (старше 25 лет) и отнюдь не невинная красавица неожиданно для него отказалась уединиться: «Я не такая». Это лишь усилило страсть не знавшего до сих пор отказа у женщин племянника великого полководца Наполеона Бонапарта. Наполеон III стал писать даме своего сердца нежные письма. А когда читал ответы красавицы Евгении де Монтихо, то был изумлен: какой слог, какая глубина мысли, какая у нее прекрасная душа…
Граф Киселев усмехнулся и пояснил:
— Император тогда понятия не имел, что эти письма сочинял его же личный друг, любовник матери Евгении де Монтихо, знаменитый французский писатель Проспер Мериме. О, автор новеллы «Кармен» прекрасно разбирался в человеческих страстях — Наполеон III быстро предложил Евгении руку, сердце и корону. Императрица Евгения родила ему сына, понравилась народу, демонстрировала государственный ум — при отъездах императора из Парижа фактически оставалась регентшей и весьма умело правила. Наконец, при ее покровительстве во Франции появился первый в мире Дом моды.
Как ни странно, — продолжил посол, — не сложилась у коронованной четы лишь личная жизнь. Император принялся ухаживать за другими дамами столь энергично, словно он позабыл, что женат. В конце концов, императрица начала изменять супругу в ответ. Причем по странной прихоти стала флиртовать с иностранными дипломатами. Ступайте, голубчик, служите России…
Историкам известно: красавец Петр Альбединский был не единственным дипломатом, с которым флиртовала императрица. Но через десятки лет русский генерал и мемуарист Николай Залесов написал: именно Альбединский так близко сошелся с императрицей Евгенией, что император Наполеон III конфиденциально попросил российского царя Александра II отозвать прыткого дипломата на родину.
Насколько можно верить этому свидетельству мемуариста? Обращу внимание на такой факт: официально 32-летний полковник покинул в 1859 году пост военного атташе по состоянию здоровья.
Но после возвращения в Россию «больной» тут же был назначен командиром конного полка — на должность, требующую куда более крепкого здоровья, чем прежняя. Менее чем через два года его произвели в генерал-майоры. «Хворый» Альбединский занимал различные государственные должности после отъезда из Парижа почти четверть века. А отзывать военного атташе по своей инициативе со стороны его начальства было просто нелепо: действовавший под прикрытием дипломата разведчик чудеса творил.
…Перед отъездом из Парижа Альбединский явился к послу Киселеву с последним донесением в Санкт-Петербург. На сей раз бравый полковник принес не только бумаги, но и чертежи.
— Что это?— спросил посол.
— Чертеж прошедшего недавно испытания французского нарезного ружья и характеристика сего оружия французской приемной комиссией.
— Неужели Ее Величество доставала для вас чертежи?— поразился посол.
— Граф, уезжая, я передаю вам моего информатора. Это ординарец императора Наполеона III.
…Когда император Александр II читал донесение полковника Альбединского о новом оружии Франции, то сделал пометку: «Надеюсь, что у нас будут уметь воспользоваться доставленными сведениями». После чего в столице России срочно собрался на заседание Оружейный комитет и принял судьбоносное решение: необходимо срочно сменить в армии гладкоствольные ружья на нарезные.
Странная пара: любовник императрицы и любовница императора
Пасмурным осенним днем 1862 года 27-летняя Александра Долгорукова, стоя на богослужении в дворцовой церкви, отчетливо слышала шепот за спиной: «Всё. Кончилось ее время». Взволнованная, Александра Сергеевна не сумела, по свидетельству очевидцев, сохранить в тот день невозмутимость. Восемь лет она была фавориткой, фактически гражданской женой, наследного принца, а затем императора Александра II. И вот — всё кончено.
Образованная (без акцента говорила на пяти иностранных языках) дама с иронией размышляла: «А ведь придворные могут злословить: не везет мол, Долгоруковым с царями — более ста лет назад дочь Алексея Долгорукова чуть не вышла замуж за юного императора Петра II, да помер жених во время эпидемии, а теперь Александра Долгорукова — отдаленный потомок князя Алексея — потеряла Александра II…»
Недоброжелатели, пренебрегая церковной службой, шептались в храме: бросил император это «чудо чистой гармонии» (так характеризовал многолетнюю возлюбленную Александра II поэт Ф. Тютчев).
Знали бы сплетники, какое письмо прислал ей Александр II, поразились бы: «Моя душевная рана долго не зарубцуется, и мое бедное сердце, которое вы читали, как детскую книгу, долго будет страдать».
Сегодня никто не может толком объяснить смысл этой строки из письма царя, сказать, что же произошло между влюбленными и что послужило причиной разрыва?
Расставшись с императором, Александра Долгорукова тут же вышла замуж за генерал-майора Петра Альбединского. Можно, конечно, предположить, что император просто «сплавил» надоевшую фаворитку другому. Однако, однажды с Петром Павловичем схожий номер не прошел!
Думается, Альбединский на всю жизнь запомнил, как император Николай I заявил ему: мол, он хочет, чтобы Петр женился на фрейлине Ее Императорского Величества Юлии Гауке. Потомок лифляндских баронов Альбедилей прекрасно знал: отец этой Юлии погиб в Варшаве, спасая жизнь великого князя Константина — родного брата императора. Царь, естественно, взял сироту на свое попечение. Но знал Альбединский и о том, что в Юлию влюблен родственник Николая I, наследный принц немецкого курфюршества Гессен, а царь гневается и запретил заключать неравный брак.
Николай I был мастером держать паузы. В наступившем молчании Петр Павлович должен был понять, что в случае отказа он рискует карьерой.
Альбединский отказался от брака с фрейлиной. А ведь характером Николай I был куда более крут, чем император Александр II. Так что можно предположить, что Александр II не в силах был заставить генерал-майора Альбединского жениться.
Так почему же Александр II порвал с Александрой Долгоруковой, а Альбединский женился на ней? У историков нет убедительного ответа. Достоверно известно лишь то, что император через несколько лет бросился в объятия дальней родственницы Александры, Екатерины Долгоруковой — знаменитой позднее княгини Юрьевской.
А с Петром Альбединским произошла метаморфоза: гуляка и повеса оказался любящим и верным мужем, стал отцом троих законных детей. Парадокс: о чудесах, которые творил в молодости разведчик Альбединский в России тогда ничего не знали и в центре внимания русских писателей и поэтов оказался вовсе не он, а его романтичная жена. Если Петр Павлович вошел в историю мирового шпионажа, то его супруга — в историю русской культуры: ее рисовал Крамской, с нее Тургенев писал героиню романа «Дым» Ирину, ей посвятил стихотворение знаменитый поэт Тютчев.
Рижские тайны бывшего парижанина
…В одном из кабинетов Рижского замка допоздна горели свечи. Назначенный 9 октября 1866 года Лифляндским, Эстляндским и Курляндским генерал-губернатором Петр Альбединский увлеченно писал очередную аналитическую записку.
Генерал-губернатор подумал: он вправе считать, что в его правление дела в Лифляндии идут неплохо. Ведь в Риге основаны Александровская и Ломоносовская гимназии, строится новое здание Рижского политехникума, развивается промышленность, к примеру, иностранцы планируют строить Русско-Балтийский вагонный завод (перед Первой мировой войной — промышленный гигант, производивший вагоны, самолеты, автомобили, броневики. — прим. автора).
Однако есть одно но… Генерал-губернатор окунул перо в чернильницу и написал: «Немцы считают все способы пригодными для противодействия русскому влиянию в крае».
Как же препятствовать этому? Прежде чем что-то делать, надо, во-первых, иметь четкий план действий, а во-вторых, полномочия, чтобы замыслы не остались лишь на бумаге. Не задумываясь, генерал-губернатор сформулировал: «Делать лучше мало, но достигать верных результатов».
Он знал: в Санкт-Петербурге уже осознали ненормальность немецких привилегий в Прибалтийском крае, но не выработали стратегию реформ. И вот, вместо того, чтобы действовать, 40-летний Петр Альбединский вспомнил молодость: окружающим он по-прежнему продолжал казаться беспечным красавцем, а втайне от остальных, как в Париже, писал важные донесения.
Размер его аналитических записок таков, что из них могла бы получиться отдельная книга. Петр Павлович действовал привычным методом: не бросал открыто вызов немецкому лобби при императорском дворе, но тайно разрабатывал план действий.
Он сообщал: «Прибалтийское юношество пропитывается на школьных скамьях духом, совершенно чуждым всему русскому». А значит, важнейшая задача — «изъять народное образование из рук… помещиков». Надо реформировать местные суды, чтобы «вытеснить произвол и самоуправство».
В Риге в то время население делилось на бюргеров (немцев) и небюргеров (преимущественно, латышей и русских). Современник Альбединского, знаменитый ныне латыш Кришьянис Валдемарс переводил слово «бюргер» с немецкого на русский как «гражданин». Почти одновременно, К. Валдемарс в книге «Рижские письма», а П. Альбединский в аналитической записке выступили против дальнейшего разделения рижан на бюргеров и небюргеров.
И на разведчика бывает проруха. Через несколько лет отосланные в столицу записки Петра Альбединского оказались у… известного русского философа и правозащитника Юрия Самарина. Тот издал их за границей, причем упрекал генерал-губернатора в половинчатости, нерешительности, ошибочных оценках. Простой пример. В то время почти все латышские крестьяне были батраками. Власти не считали себя вправе раздавать им помещичью землю (частная собственность как-никак), но в Лифляндии имелось немало казенных имений. Юрий Самарин предлагал раздать эту землю православным латышам, Альбединский — раздавать отставным солдатам, местным жителям. Император не отдал госсобственность никому. Думается, зря.
В 1870 году в Ригу прибыл новый генерал-губернатор, кстати, родственник Альбединского — Петр Романович Багратион.
Что же касается составленного Петром Альбединским проекта реформ, скажем о главном: уже в 1878 году разделение рижан на граждан и неграждан было отменено.