Латвийская столица с 3 сентября 1917 года была официально оккупировала немецкими войсками, которых поддерживали их соплеменники – остзейские бароны. Желая сохранить свои привилегии и "вернуться в лоно" Германии, они сомневались лишь в одном: войти в состав империи Вильгельма II напрямую или же оформить немецкий протекторат – Балтийское герцогство.
Поэтому заявление о государственном суверенитете 38 представителей Народного совета Латвии, названное "Актом о независимости Латвийской Республики" и сделанное 18 ноября 1918 года в нынешнем Национальном театре, – это не констатация факта, а скорее декларация о намерениях.
В то же время не вся территория Латвии была оккупирована немцами. На ее свободных землях 24 декабря 1917 года (6 января 1918-го по новому стилю) была провозглашена власть Исполкома Совета рабочих, солдатских и безземельных депутатов Латвии (Исколат) во главе с Фрицисом Розиньсом, который принял Декларацию о самоопределении Латвии.
И это – в отличие от "Акта о независимости" – уже была не декларация о намерениях, а констатация факта. Но в современной Латвийской Республике, считающей себя правопреемницей заявления Народного совета, декларация Исколата игнорируется.
Борьба за независимость Латвии носила ожесточенный характер и сопровождалась борьбой как местных политических сил (социалистических и националистических), так и внешних субъектов (Германии и российской белоэмиграции против Красной армии).
Итог этой "войне всех против всех" подвел Рижский мирный договор, подписанный 11 августа 1920 года. По нему были определены границы суверенной Латвии, а советская сторона, как зафиксировал документ, признала "безоговорочно независимость, самостоятельность и суверенность Латвийского Государства" и отказалась "добровольно и на вечные времена от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к латвийскому народу и земле".
Договор сопровождался весьма выгодными приращениями для молодой прибалтийской республики. Так, в ее распоряжение были переданы части Витебской и Псковской губерний, часть кораблей и имущества Балтийского флота и других российских судов, находящихся в латвийских территориальных водах.
Заключенный же 2 июня 1927 года (буквально через неделю после разрыва дипотношений с Великобританией из-за "письма Зиновьева") советско-латвийский торговый договор зафиксировал обязательство Москвы ежегодно закупать в Латвии товаров на 40 млн латов и обеспечивать транзитный провоз 200 000 тонн грузов.
Очень быстро СССР стал стратегическим торговым партнером Латвии. Не считая закупок в этой прибалтийской республике, только транзит грузов из Советского Союза во второй половине 1930-х годов составлял 73,1–79,1% от всех иностранных перевозок Латвии.
Трудно не согласиться с современными российскими историками, что, заключая торговый договор с отрицательным сальдо для себя, "Москва фактически субсидировала поддержание и развитие латвийского сельского хозяйства в то время, когда мир погрузился в пучину мирового экономического кризиса 1929–1933 годов".
Тем более странно выглядит отношение латвийских властей к представителям российской белогвардейской эмиграции, оставшимся на ее территории. Ключевыми ее фигурами были Анатолий Павлович Ливен и Роман Мартынович Зиле – представители эмигрантских организаций "Братство русской правды", "Русский обще-воинский союз" (РОВС), "Народный союз нового поколения" (будущий НТС). Бывший князь Анатолий Ливен был также и местным резидентом "Боевой организации" генерала Александра Павловича Кутепова.
В 1924–1926 годах на деньги РОВС и "Казны великого князя Николая Николаевича" под руководством Ливена в Латвии была создана подпольная организация для переброски пропагандистской литературы и пропагандистов для организации крестьянских восстаний в СССР.
Зиле командовал одной из таких пятерок, имевших также и террористические цели. В 1931 году князь создал подпольную лабораторию по производству взрывчатых веществ. Лишь благодаря вниманию служащего-обходчика удалось найти и обезвредить бомбу, подложенную в советский вагон Романом Зиле.
Этот случай был использован разведкой СССР, чтобы (руками либеральных эмигрантских изданий) добиться высылки Ливена и Зиле из Латвии. Но это не остановило антисоветского крена в латвийской политической элите.
Несмотря на активность местных социал-демократических и профсоюзных сил в стране, официальная Рига с первых месяцев гитлеровской власти шла на уступки Берлину. Так, скоропалительно доверившись германским заверениям, в январе 1934 года Латвия отклонила советско-польское предложение о предоставлении гарантий безопасности прибалтийским странам.
После государственного переворота 15 мая 1934 года интерес латвийского руководства к фашистским государствам перешел на новый уровень, сопровождаясь заимствованием корпоративной системы и националистической пропаганды. Шовинизм оказался слишком сильным соблазном. Начала сворачивалаться относительно либеральная система образования для нацменьшинств, в том числе русских и белорусов, многие из которых теперь принудительно зачислялись в латыши.
Самоподчинение улманисовского руководства привело к тому, что нацисты стали диктовать суверенной Латвии, что ей делать у себя дома. В 1938 году Германия под предлогом "воспитания прессы в духе нейтралитета" потребовала от Латвии навести "арийский порядок" в печатных изданиях, убрав евреев из состава корреспондентов за рубежом и редактората, а также из числа владельцев газет.
А в октябре-декабре 1939 года последовала насильственная репатриация представителей латвийской еврейской диаспоры в Третий рейх, где уже вовсю действовали "расовые законы" и концлагеря.
Пронацистский крен латвийских властей встречал неприятие в обществе и закончился избранием нового парламента и вхождением в состав Советского Союза. Но это уже совсем другая история.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.