На одном из плакатов, который держат в руках участники рижской манифестации 17 июня 1940 года, можно отчетливо рассмотреть призыв – "Бесплатное образование для молодежи!". И это далеко не случайно.
Школьная система межвоенной Латвии
Можно сказать, что и в 1930-е годы "школьная революция" была частью коммунистического движения в Латвии. Все по причине крайне неэффективной системы образования, которая была построена при авторитарном режиме Карлиса Ульманиса, ликвидировавшем последние остатки имперских школьных традиций. В результате юридических манипуляций большая часть бедного населения Латвии межвоенного периода оказалась лишена доступа к бесплатному образованию. Этот факт существенно повлиял на рост протестных настроений к началу 1940 года.
Стоит начать с того, что новое латвийское государство в 1919 году формально установило, что образование должно быть: а) всеобщим; б) обязательным; в) на родном языке учащегося. Это касалось начальной школы. То есть дети в возрасте от восьми до четырнадцати лет могли учиться независимо от материального положения семьи.
Также для детей до семи лет власти буржуазной Латвии ввели дошкольное образование. Система начального образования состояла из двух ступеней – первой (1–4 классы) и второй (5–6 классы). Школы содержались главным образом на средства органов местного самоуправления. Правда, суммы выделялись сравнительно небольшие.
Трудности и препятствия
Однако гладко, как всегда, было на бумаге. Из-за материальных сложностей многие дети так и не смогли закончить начальную школу: родители многих сельских детей вынуждены были тяжело работать, а ребенок в возрасте девяти-десяти лет – это еще одна пара рабочих рук. Перед среднестатистической крестьянской семьей, например, из Латгалии стоял болезненный выбор – дать детям хотя бы начальное образование или отправить их на сезонную подработку с тем, чтобы не протянуть ноги.
Способы заработка были самые разные, но в основном практиковался изнурительный труд, например, разгрузка и погрузка стройматериалов и домашнего скота. Распространенным промыслом среди подростков было запихивание свиней в вагоны поезда. Те часто сопротивлялись, и тогда дети подкручивали им хвосты, усмиряя их. Эта затея называлась "кручение хвостов свиньям". Естественно, ребенок занимался этим из месяца в месяц в ущерб учебе, дабы семья могла свести концы с концами.
Были и другие факторы. Суровыми балтийскими зимами дети из бедняцких семей не всегда могли посещать школу чисто физически.
Не было денег на теплую обувь и верхнюю одежду по сезону. К тому же некоторые школы располагались очень далеко, и деревенским ребятам приходилось преодолевать значительное расстояние.
Наконец, за участие в левом подпольном движении подростков могли исключить из учебного заведения "с волчьим билетом". Сталкивались и с эмоциональными трудностями. В годы диктатуры Ульманиса бедные дети часто подвергались дискриминации со стороны сверстников из семей муниципальных чиновников или айзсаргов. Некоторые учителя, деревенские "середнячки", зачастую практиковали снисходительно-презрительное отношение к воспитанникам, "не равным себе".
Отсюда и жестокая статистика. Если в 1939/40 году 4-й класс по сравнению с первым посещал 61% учеников, то к шестому классу оставалось только 39% от первоначального числа учащихся. Тем, кто не оканчивал начальную школу, путь к среднему образованию, конечно же, был перекрыт.
По данным за 1935 год, среди населения Латвии в возрасте от 11 до 50 лет неграмотных было 11,2%. В свою очередь, в 1939 году только 4% сельского населения (в возрасте десяти лет и старше) имели полное или неполное среднее или высшее образование. Также по данным за 1939 год, только один из тысячи сельских жителей имел высшее (университетское) образование.
Кстати, при Ульманисе катастрофическим было положение с женским образованием. В 1939 году из тысячи женщин "свободной Латвии" только три имели высшее образование. Для сравнения: в годы "советского оккупационного режима" уровень образованности женщин неуклонно рос (в 1959 году высшее образование имели 23 женщины из 1000; в 1979 году – 71).
Город против села
Мало кто задумывается над тем, что в годы авторитарного правления программы городских и сельских школ отличались. Учебные планы были дифференцированы, да и продолжительность учебного года тоже была разной. Министерством образования и науки Латвии были подготовлены отдельные программы для тех детей, которые после окончания начальной школы вынуждены были начинать трудовую деятельность. В результате 30% выпускников начальной школы Латвии получали аттестаты II степени, что лишало их возможности поступать в среднюю школу.
Так изначально декларированная цель – создать единую школьную систему – не выдержала испытания временем. Социально-экономические условия в латвийском обществе 1930-х годов складывались так, что школа становилась не средством получения образования, а роскошью, недоступной для большинства сельских бедняков. Особенно тяжело было безземельным батракам, число которых росло с каждым годом ульманисовской диктатуры. Если бы не советская власть, установленная в 1940 году, дети таких батраков в большинстве своем едва ли когда-нибудь научились бы читать, писать и считать.
Патриотическое воспитание
Важны и идеологические нюансы. Политическая модальность резко поменялась после 15 мая 1934 года. Образование в школах все больше пропитывалось духом хуторского национализма. Одним из самых сомнительных его проявлений стало формирование школьных национал-патриотических сообществ – скаутов, гайдов, мазпулков.
Иными словами, традиции патриотического воспитания – это не изобретение современной Латвии. При Ульманисе обработка сознания подрастающего поколения в ультранационалистическом духе была поставлена на поток. Источником для вдохновения служила гитлеровская Германия. Там создание полувоенизированных детских организаций стало общим местом. Стратегию нацификации школьников избрали все европейские авторитарные диктатуры – Италия, Румыния, Венгрия, Болгария, республики Прибалтики, Испания.
Но как же средние школы и гимназии, которыми Латвия была богата еще со времен Российской империи? Увы, они были предназначены в основном для зажиточных слоев населения.
Хотя бы потому, что в столицу мог позволить приехать далеко не каждый выходец из бедной провинциальной семьи. А если кто-то и прорывался в Ригу, то вероятность того, что он надолго задержится в ней, была невелика.
Профессор из Даугавпилса Мекш вспоминал, что его, латгальского мальчишку, айзсарги, оценив внешний вид, даже не пустили в пределы Старого города и грубо вынудили его отойти. Для многих простых сельчан Рига оставалась труднодостижимой мечтой.
Обучение в столичных гимназиях, естественно, было платным. В 1934 году гимназический курс был продлен с четырех до пяти лет. При гимназиях регулярно открывались подготовительные отделения. Своих отпрысков в них отправляли дети столичных чиновников, офицеров, юристов, нотариусов. С такими привилегированными детьми учителя работали в усиленном режиме. Таким образом, при поступлении в среднюю школу сын городского "нувориша" имел более выгодные стартовые условия, чем сын сельского батрака.
В условиях сортировки детей в зависимости от классовой принадлежности ни о каких равных условиях получения образования говорить не приходилось.
В дальнейшем власти Латвии поняли – чем меньше народ знает, тем спокойнее им спится. В 30-е годы XX века число гимназий и средних школ начало неуклонно сокращаться. В основном закрытию под предлогом нехватки бюджетных средств подлежали гимназии и школы для национальных меньшинств – русские, белорусские, польские, еврейские. Это делалось совершенно сознательно – латышская элита не была заинтересована в свободной конкуренции с представителями других национально-этнических групп.
Что оставил Ульманис
В итоге на закате правления Ульманиса курс гимназии заканчивали только 20–25% от числа поступавших в нее. Таким образом, более двух третей отсеивались, во многом по банальной причине нехватки материальных средств. Соответственно, они лишались права на поступление в вуз. А те, кто все-таки оказывался на студенческой скамье, сталкивался с давлением со стороны профашистских студенческих корпораций, которые после нацистской оккупации 1941 года стали основными идеологами латышского коллаборационизма и зачастую принимали активное участие в расправах над гражданским населением.
Во избежание нежелательных для себя явлений Карлис Ульманис в 1934 году распорядился ликвидировать один из последних оплотов свободомыслия – Общество трудовых студентов. За короткое время по распоряжению его правительства были распущены не только профсоюзы, но и другие университетские организации умеренно-демократического толка, не говоря уже о коммунистических сообществах.
Тем не менее даже в таких условиях молодежь находила себе применение. В 1939–1940 годах в Латвии работало восемь техникумов. Всего в них обучалось более 2200 человек. Право на сравнительно достойный заработок давали получаемые в них специальности механика, электротехника, художественного ремесленника. Туда принимали выпускников шестиклассной (начальной) школы.
Какой-то шанс давали и выпускникам 12 коммерческих школ, до которых не добралась рука авторитарного правительства. Они в основном готовили конторских и бухгалтерских служащих.
Отдельные учебные заведения находились в ведении профильных министерств: Минземледелия курировало 65 училищ; Минблаг – семь медучилищ; Минфин управлял Рижской мореходной школой. Однако обучение везде было платным, а работой выпускники не обеспечивались. Чай, не плановая экономика…
Очевидно одно – если современная Латвия при разработке стратегии образования равняется на диктатуру Ульманиса, то она движется в верном направлении.
Впрочем, учителя пытались спасти положение в условиях жесткого контроля.
Активисты учительских институтов, прогрессивно мыслящие работники школ, выступали за сохранение демократических идей в школьном образовании. Несогласные с цензурным гнетом педагоги объединились в Союз учителей Латвии. Часть революционно настроенных учителей поддерживали тайную связь с нелегально действовавшими коммунистическими ячейками.
Неслучайно среди будущих лидеров партизанского движения в оккупированной нацистами Латвии оказалось немало учителей. Первые отряды антифашистского сопротивления в Риге летом 1941 года были сформированы именно молодыми учителями. А самый яркий пример – легендарный латвийский партизан Отомар Ошкалн, школьный педагог из городка Ропажи, что под Ригой. Получается, что тезис о том, что советский учитель выиграл войну, может быть применим и к латвийским реалиям.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.