На траурном митинге в память жертв Холокоста на месте сожженной 4 июля 1941 года Рижской хоральной синагоги президент Латвии Раймондс Вейонис проникновенно говорил о трагических событиях периода немецкой оккупации. Старательно читая заранее написанный текст по бумажке, глава государства напомнил, что во время Второй мировой войны была уничтожена большая часть еврейской общины Латвии. Погибшие евреи были неотъемлемой частью нашей страны.
О том, что в геноциде латвийских евреев самое активное участие принимали многие местные добровольцы, конечно, упомянуто не было. "В обществе и в наши дни находится почва для ксенофобии и вражды, – признал президент. – Но память о жутких событиях прошлого внушает надежду, что такого больше не повторится".
Память, конечно, может внушать надежду. Да вот только события последних месяцев ее как-то напрочь развеяли. Я сейчас не про латвийских евреев из прошлого, светлая им память! Я про нынешних – русскоязычных граждан и жителей Латвии. В среду 4 июля (случайное совпадение, не правда ли?) президент ЛР провозгласил закон о запрете образования на русском языке в частных вузах. До этого такая же участь постигла и русские школы – как государственные, так и частные. Можно сказать, "решение русского вопроса" в Латвии в сфере образования уже вошло в окончательную фазу.
Поэтому и весь официозный пафос 4 июля со стороны первых лиц государства с трудом укладывается в голове! Как можно публично скорбеть о жертвах Холокоста и одновременно, на голубом глазу, лишать базовых прав человека других своих сограждан?
И ведь ничто не смущало спикера латвийского Сейма Инару Мурниеце, которая, выступая на руинах Рижской синагоги вслед за президентом, также лицемерно заверила, что Холокост является предупреждением о том, что может произойти, если "на государственном уровне разжигаются нетерпимость, агрессия, ненависть и расизм".
Ну, и апофеозом этого насквозь фарисейского участия в мероприятии официальных лиц для меня стал латвийский министр иностранных дел. Нет, он, слава Богу, не выступал! Эдгар Ринкевич просто шел в процессии с траурным венком в руках, чтобы возложить его к еврейскому памятному камню и… со смехом рассказывал что-то забавное своей спутнице.