Оказалось, однако, что и латвийские немцы нередко занимали по важнейшим вопросам прямо противоположные позиции, и отношение Латвийского государства к ним в разные годы было различным. Эрик Жагарс так начал свой рассказ:
— В то время в Латвии существовало как бы несколько миров: латышский, немецкий, русский, еврейский. У немцев в Риге были свои детские сады, школы, вплоть до их репатриации в Германию работал немецкий вуз — институт Гердера. Имелись немецкий театр, спортивные общества, газеты, профессиональные организации (к примеру, общество юристов). Конечно, немцы и латыши могли встречаться на работе, на улицах, в магазинах…
— А магазинов, где любили бы делать покупки преимущественно немцы, или преимущественно латыши, не было?
— Нет, призывов «покупайте у своих» не наблюдалось. Магазины рижане выбирали в зависимости от цен, ассортимента, своих возможностей — так же, как и сейчас.
В то же время в Риге существовали, к примеру, немецкие лютеранские церкви и латышские лютеранские церкви. Скажем, Старая Гертрудинская церковь считалась немецкой, а Новая Гертрудинская церковь — латышской, и немцы туда не ходили. Домский собор (церковь Марии) был одновременно и немецким храмом и гарнизонной церковью. В результате, солдатам порой приходилось на улице ждать на холоде, пока рижские немцы закончат молиться. Наконец, властям это надоело и собор передали латышам. Для немцев это был шок. Кстати, латышский епископ Ирбе не поддержал передачу Домского собора в другие руки, подал в отставку.
— А были ли у немцев в тот период свои кладбища?
— Если латышей часто хоронили на Лесном кладбище, то немцы предпочитали проводить похороны на кладбище «Лиелие капи».
— Как латыши относились к такой «автономии» немцев — свои школы, театр, свои спортивные общества и так далее? Не раздражало ли это, не было ли конфликтов?
— Когда Латвийская Республика только формировалась, то нуждалась в поддержке национальных меньшинств. И латышские политики решили: дадим им свои школы, культурные общества. А кроме того политики видели, что те же немцы не плетут заговоры, а конструктивно работают, к примеру, в Сейме.
— А как немецкая община была представлена в сеймах, в госаппарате?
— У них была своя фракция в парламенте, хотя численность немцев в тот период по разным причинам постоянно снижалась. Если в 1881 году их насчитывалось 134 тысячи, то в 1930 году — 70 тысяч, а в 1935 году — 62 тысячи, то есть около трех процентов населения. Тем не менее, немцы были политически влиятельны, почти во всех довоенных сеймах немецкая фракция имела по 6 депутатов.
— Сказывалась немецкая организованность?
— Немцы могли, например, в день выборов организовать поездки на поездах, автобусах в тот избирательный округ, где у них были шансы на успех при увеличении числа поданных за их кандидатов голосов.
Четыре немца в 1919-1939 годах были министрами — Магнусс, Эрхард, Дистерло и Розенберг. (Вильгельма Мунтерса я не учитываю. Хотя, например, Сталин и считал его немцем, сам Мунтерс ощущал себя латышом, а у немецкой общины в Латвии не пользовался любовью).
Немало немцев были известными юристами, немцы служили в вооруженных силах на офицерских должностях. А, скажем, бывший военный моряк российского флота А. Кейзерлинг в Латвии стал адмиралом, много лет командовал латвийским военно-морским флотом. В целом можно сказать, что немецкая община была самой сильной из общин национальных меньшинств.
— Вернемся к взаимоотношениям между немцами и латышами.
— Конечно, немцы не забывали, к примеру, об аграрной реформе, когда у немецких помещиков отняли их земли. Велись споры между интеллигентами, между немецкими и латышскими историками о роли немцев в истории Латвии. Но такие споры не сопровождались насилием.
Могу вспомнить лишь об одном эксцессе: в июне 1929 года на Лесном кладбище был взорван памятник балтийским немцам-ландесверовцам, которые погибли 22 мая 1919 года в Риге в бою против большевиков. История загадочная — виновных так и не нашли, правительство выделило средства на ремонт памятника.
Но, повторю, это был единственный случай. В остальном всё сводилось к дискуссиям интеллигенции. Хотя отношения были не идеальны. Когда в 1938 году в Ригу прибыл с визитом немецкий крейсер «Кельн», то германские моряки отмечали, что рижские немцы их приветствовали, а латыши — нет.
В свою очередь, компетентные органы ЛР следили тогда за немецкими организациями. Ныне в архивах лежат толстые папки с донесениями.
— Как я понимаю, приход нацистов к власти породил в Латвии ощущение угрозы?
— Кстати, я бы разделил историю немцев в независимой Латвии на несколько периодов. Первый — до 1933-го года, второй — до 1939 года и третий — период исхода.
— С чем связана такая периодизация?
— Именно с приходом в Германии к власти Гитлера. Замечу, что и история балтийских немцев в независимой Латвии и, особенно, история взаимоотношений Латвии и Германии в межвоенный период изучены латвийскими историками явно недостаточно.
— Но, видимо, и из того, что уже известно, можно делать выводы?
— Безусловно. В 30-е годы ХХ столетия среди балтийских немцев велась нацистская пропаганда. Восприимчивы к ней были далеко не все. Многие рижские немцы испытывали, скорее, ностальгию по кайзеровской Германии. Представителям немецкой элиты в Риге не нравился, к примеру, такой призыв: раз в неделю ради единства немецкого духа надо сесть за один стол со своим дворником и служанкой (естественно, если они немцы).Не нравилось многим немцам и то, что в нацистской Германии отмечали 1 мая.
Часть местных немцев была ориентирована… на Россию. Впрочем, не на большевистскую. Они помнили, что в 18-19 веках многие остзейские бароны служили Российской империи и некоторые из них делали прекрасную карьеру.
— Да, остзейские немцы в царской России становились генералами, губернаторами, даже министрами. Но какое это имело отношение к СССР?
— Часть латвийских немцев полагали, что власть в России неизбежно изменится. И считали, что после этого они и их потомки будут востребованы. Поэтому в немецких школах в Латвии учили русский язык, немцы порой даже давали своим детям русские имена.
Но были в Латвии и немцы, на которых влияла нацистская пропаганда. Однажды штрафу подвергли даже бывшего командующего латвийским флотом Кейзерлинга — он слушал дома речь Гитлера и включил радио так громко, что передачу было хорошо слышно на улице.
В 1938 году, вскоре после визита крейсера «Кельн», латвийский генштаб утвердил директиву 102. Она предусматривала, что в случае нападения на Латвию через Литву и отказа Литвы от совместных действий, латвийские войска должны были продвинуться вглубь Литвы на 50 километров и удерживать позиции, пока в Латвии не закончится мобилизация, пока на помощь не придут войска Эстонии.
— Для опасений были основания?
— Нацисты не церемонились в отношении Латвии. Существовал даже план ввода войск в Латвию под предлогом защиты немецкого меньшинства.
— А среди немцев, как вы говорили, встречались и нацисты…
— Уже после репатриации немцев, стало известно, что один из немецких общественных деятелей — Эрхард Крегер, еще живя в Латвии, был офицером СС. Позднее он стал представителем Гиммлера при штабе генерала Власова. Другой рижский немец, Отто Краус, был сотрудником СД и во время Второй мировой войны в Риге готовил убийство Сталина.
— Читателям наверняка будет интересно, что за покушение планировалось, расскажите об этом подробнее.
— Убийство должен был совершить уголовник Петр Таврин-Шило, ранее сбежавший из советской тюрьмы и живший в СССР по поддельному документу. Он был по этому документу призван в армию. В 1942 году, опасаясь разоблачения, он добровольно перешел на сторону противника.
В 1944 году Таврин-Шило жил в Риге на улице Гоголя в гостинице, и офицер СД Отто Краус натаскивал его на убийство Сталина. Петр Таврин-Шило получил поддельные документы, должен был выдавать себя за майора СМЕРШа, Героя Советского Союза. Его целью было попасть в Москву и выстрелить в автомобиль Сталина из портативного аппарата «панцеркнакке», стреляющего бронебойными реактивными снарядами, способными пробить 45-миллиметровую броню. В сентябре 1944 года на взлетевшем с рижского военного аэродрома самолете диверсант отправился выполнять задание. Но не выдержал на советской территории первой же проверки и был задержан сотрудниками НКВД.
— Да, немцы в Латвии встречались разные… И почти все покинули страну еще до 1940 года.
— Всё закончилось в 1939 году, когда произошла репатриация немцев.
— И, насколько мне известно, тогда латвийских немцев поставили перед фактом: они, граждане Латвии, могут остаться, но у них не будет ни школ, ни вуза, ни культурных обществ.
— Да, вся культурная жизнь прекратилась. Немцы забирали в Германию даже инвалидов и заключенных. Вскоре в Латвии остались лишь несколько тысяч немцев, но почти все из них уехали уже из Советской Латвии.
В 1939 году Карлис Улманис радовался репатриации немцев. Но уже тогда нашелся журналист, его фамилия была Лапиньш, который сокрушался, что уезжают много образованных, талантливых людей. Сегодня отъезд немцев из Латвии историки оценивают неоднозначно, часть согласны с Янисом Лапиньшем.
А тема «немецкая община в независимой Латвии» и особенно тема «Латвия и Германия в 20-30-е годы ХХ столетия», на мой взгляд, изучены совершенно недостаточно.
***
Справка BaltNews.lv:
При репатриации латвийские немцы могли взять с собой далеко не всё свое движимое имущество: ограничивался вывоз денег, драгоценностей, нельзя было везти с собой оружие, боеприпасы, был ограничен вывоз автомобилей, запрещалось брать с собой даже, например, телескоп, не говоря уже о товарах, принадлежавших немцам фирм.
Что же касается недвижимости, то была создана специальная организация, подсчитавшая стоимость недвижимости, и власти ЛР заплатили Германии первый взнос.
Так как Гитлер хотел германизировать Западную Польшу, то репатриантов из Латвии селили не в Германии, а там. У них вновь появились дома, в Познани работал немецкий университет. В 1944-м году им пришлось превратиться в беженцев.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен