В преддверии 80-й годовщины восстановления советской власти в Латвии на платформе ТАСС состоялся круглый стол "Прибалтика в 1940–1941 гг.: мнимые и реальные альтернативы". В форуме участвовали эксперты из Латвии, России и Литвы.
Круглый стол проводился в режиме видеоконференции при поддержке Российской ассоциации прибалтийских исследований (РАПИ). В нем приняли участие политолог, президент РАПИ, профессор СПБГУ Николай Межевич (Россия, Санкт-Петербург), историк и общественный деятель, к.и.н. Виктор Гущин (Латвия), руководитель исследовательских программ Фонда "Историческая память" и редактор "Журнала российских и восточноевропейских исторических исследований" Владимир Симиндей (Россия, Москва), председатель Института военного наследия Юриюс Тракшялис (Литва) и автор этих строк (Александр Малнач – прим. Baltnews).
Эстония не присоединилась. Может быть, поэтому Николай Межевич, открывая онлайн-форум, процитировал слова одного эстонского дипломата, сказанные тем в начале 1990-х: "Представьте себе, каково было эстонцам летом 1940 года, когда им пришлось выбирать между Москвой и Берлином, равно на них давившими?".
Пусть этот вопрос останется пока без ответа. Но, как отметил президент РАПИ, историю нельзя изменить, а если ее пытаются переписать, уравнивая нацистскую Германию и Советский Союз, ставя на одну доску Гитлера и Сталина, то это делается в определенных целях, имеющих экономическое основание, дескать, "заплатите за оккупацию".
Перелом в истории – раскол в обществе
С развернутым сообщением выступил Виктор Гущин. Оттолкнувшись от факта поистине грандиозного по размаху, невзирая на противоковидные ограничения, празднования 75-годовщины победы в войне с нацистской Германией как в Риге, так и в других городах Латвии, латвийский историк сделал вывод, что "основанную на антироссийской политике, русофобии и политической и историко-культурной реабилитации нацизма идеологию современного Латвийского государства" поддерживает сегодня абсолютное меньшинство населения страны.
Осознание этого вызвало истерическую реакцию со стороны руководства Латвии, подчеркнул Гущин. По его словам, празднование в этом году в Латвии Дня Победы "еще раз продемонстрировало раскол населения страны по идеологическому признаку – на сторонников дружбы и сотрудничества с Россией, что подразумевает и признание исторической правды о Второй мировой войне, и сторонников пересмотра итогов Второй мировой войны, что подразумевает в том числе признание равной ответственности СССР и нацистской Германии за развязывание Второй мировой войны и реализацию курса на политическую и историко-культурную реабилитацию Латышского добровольческого легиона Ваффен СС при одновременном всяческом очернении и осуждении роли Красной армии в освобождении Латвии от нацизма".
Корни этого раскола ведут вглубь истории. Более подробно Гущин остановился на переменах 1940 года, приведших к свержению этнократической диктатуры Карлиса Улманиса (1934–1940) и восстановлению в Латвии советской власти.
Как известно, части Красной армии находились на территории Латвии с осени 1939 года на основании советско-латвийского договора от 5 октября 1939 года, ратифицированного Ригой и Москвой и депонированного в Лиге наций. Размещение на территории Латвии дополнительного контингента частей РККА в июне 1940 года происходило также с согласия латвийского руководства.
После 17 июня 1940 года в Латвии продолжают действовать такие институты государственной власти, как институт президента (до 21 июля эту должность занимал Ульманис) и Кабинет министров. Ульманис как высшее должностное лицо государства фактом своего признания нового состава Кабинета министров легитимизировал его власть. До 5 августа 1940 года на территории Латвии действовало прежнее законодательство. Мало того, образованное после 17 июня 1940 года правительство Аугуста Кирхенштейна восстановило действие Конституции, приостановленное Улманисом после госпереворота 15 мая 1934 года, и объявило о проведении выборов в сейм, также распущенный в 1934 году.
Политические перемены в Латвии и в соседних Эстонии и Литве были признаны тогдашним международным сообществом по обе стороны уже почти год как шедшей Второй мировой войны, то есть Великобританией и ее союзниками, с одной стороны, и Германией и ее сателлитами – с другой. Ни о какой оккупации Прибалтики Советским Союзом тогда и речи не было. Так, в сентябре 1940 году бывший посол Латвии в Англии Карлис Зариньш направил в Форин-офис письмо с просьбой поддержать создание правительства Латвии в изгнании, но ему в этом было отказано. С аналогичной просьбой в это же время выступил и экс-посол Латвии в США Альфред Билманис, но ему также было отказано.
После нападения на СССР гитлеровская Германия изменила свою прежнюю позицию в отношении Прибалтики. Чтобы настроить местное население против СССР, нацистская пропаганда выдвинула тезис об "оккупации" Советским Союзом независимых Латвии, Литвы и Эстонии.
В Латвии день 17 июня 1940 года стал отмечаться как дата начала "советской оккупации", а весной 1942 года из печати вышло пропагандистское издание Baigais gads ("Страшный год"), в котором год советской власти в Латвии преподносился как время террора против латышей. В книгу включили специально для этой цели сфабрикованные фотоснимки. Точно так же фабриковалась пропагандистская кинопродукция. Для съемок фильма "Красный туман", например, на Рижской киностудии соорудили бутафорская камеру смертников в тюрьме НКВД с надписями осужденных на стенах.
На протяжении четырех лет миф о "советской оккупации" Латвии и о преступлениях большевиков в 1940 году тиражировали пронацистские газеты Tēvija, Zemgale, журналы Darbs un zeme, Ostland и другие. Во второй половине 1941 года в Латвии выходили 43 подконтрольные нацистам газеты. В 1942 году их количество превышало полусотню.
Реальную практику геноцида евреев и цыган, а также славянского населения на оккупированных территориях РСФСР нацистская пропаганда замещала в умах населения измышлениями о стремлении СССР уничтожить латышей, литовцев и эстонцев. О планах частичного уничтожения, частичного онемечивания самих латышей геббельсовская пресса помалкивала.
Под диктовку Геббельса
Миф о "советской оккупации" Прибалтики латышские нацистские коллаборационисты унесли с собой в эмиграцию, где настойчиво культивировали его в ожидании реванша. И если в годы Второй мировой войны и в первые послевоенные годы союзники СССР – США и Великобритания – не оспаривали вхождения Прибалтики в состав Советского Союза, то с началом Холодной войны взяли оккупационную риторику "на вооружение", сделав ее средством идеологического давления на СССР.
"В своем противостоянии с СССР администрация США активно использовала тезис об аннексии республик Прибалтики, вступив тем самым на путь ревизии сформированного по итогам Второй мировой войны международного права, одним из создателей которого были они сами", – подчеркнул Гущин.
Так, в 1953 году Палата представителей Конгресса США приняла Резолюцию № 346, призывающую к специальному расследованию присоединения стран Балтии к СССР. 17 июля 1959 году Конгресс США постановил ежегодно отмечать "неделю порабощенных наций". Вскоре это решение стало законом P.L.86-90, обязавшим президентов из года в год подтверждать цель США освободить жертвы "империалистической политики России, приведшей с помощью прямой и косвенной агрессии, начиная с 1918 года, к созданию огромной империи, представляющей прямую угрозу безопасности США и всех народов мира".
Таким образом, миф о незаконном присоединении Прибалтики явился инструментом расчленения СССР, нерушимость международно признанных границ которого подтверждал Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 году.
США активно использовали его в борьбе за ревизию решений Ялтинской и Потсдамской конференций, определивших сферы влияния СССР и США в Европе. Западная Европа, бывшая в экономической, политической и военной зависимости от США, поддержала ревизионистский курс Вашингтона.
Тем самым США и страны коллективного Запада выступили наследниками нацистской антисоветской пропаганды, носителем которой была радикальная часть западной прибалтийской эмиграции, тесно связанная с бывшими нацистскими коллаборационистами Латвии, Литвы и Эстонии. Тезис об оккупации Латвии активно транслировало латышское эмигрантское радио в США и Англии, работа которого оплачивалась и курировалась американскими и английскими спецслужбами. В Германии с антисоветских и русофобских позиций выступал бывший перконкрустовец и нацистский коллаборационист Адольф Шильде, известный также как весьма плодовитый историк.
Поэтому, когда 4 мая 1990 года Верховный Совет Латвийской ССР принял Декларацию о восстановлении государственной независимости Латвийской Республики, в тексте которой проводится мысль об оккупации Латвии Советским Союзом в июне 1940 года, тот фактически заявил об отказе признавать действовавшее на тот момент международное право в угоду пестуемой радикальной частью западной латышской эмиграции идеологии реваншизма.
"Значительная часть населения Латвии не поддерживала эту трактовку истории Латвии тогда и еще более значительная часть, если не большинство, населения страны не поддерживает ее в наши дни", – сказал в заключение Виктор Гущин.
Театр марионеток
В свою очередь, Владимир Симиндей обратил внимание на то, что сегодня вопросы истории в странах Прибалтики являются делом государственной политики, находясь в руках националистически настроенных политиков, которые верховодят в Латвии, Литве и Эстонии. Наблюдается и активность прибалтийских спецслужб на ниве истории, что находит отражение в их публичных ежегодных отчетах. Причем захватывается не только 1940–1941 год, но и период 1918–1919 годов, когда решался вопрос о геополитическом будущем Прибалтики.
Так, в свежий отчет латвийского Бюро по защите Конституции попали изданные Фондом "Историческая память" воспоминания уполномоченного кайзеровской Германии по Прибалтике Августа Виннига о событиях 1918 года, о том, как "из чернильницы" возникли два государства – Эстония и Латвия, как создавались эти марионеточные образования. При этом в условиях краха Германской империи "эстафетную палочку" в поддержке этих лимитрофных образований подхватили страны Антанты, активно использовавшие ситуацию в своих политических инвективах, направленных прежде всего против Советской России.
"Политические структуры и спецслужбы в Латвии, Эстонии и Литве активно вмешиваются в сферу академической науки, пытаются регулировать, напрямую дирижировать научными исследованиями, влиять на контакты прибалтийских и российских историков. Эта деструктивная деятельность не способствует развитию науки, но контакты поддерживаются, несмотря на весомое политическое давление", – сказал Симиндей.
Он признал, что существуют различные интерпретации событий 1940–1941 года, причем наиболее нейтральное определение дают британские документы, говорящие об "инкорпорации" Прибалтики в состав СССР. Между тем эти события нельзя воспринимать вне контекста 1918–1920-х годов и 1939 года, когда происходило сближение прибалтийских стран с нацистской Германией. Применительно к Латвии это и визит латвийских генералов на юбилей Гитлера в апреле, и широкое празднование так называемого освобождения Риги от большевиков с участием германской делегации в мае, и пакт Мунтерса – Риббентропа 7 июня 1939 года. Тогда же такой же пакт заключила с Германией Эстония.
"Несмотря на формальный нейтралитет, объявленный Латвией и Эстонией, содержание этих договоров и их скрытая суть говорили о том, что они развернуты против Советского Союза. Об этом свидетельствует так называемый меморандум Дертингера, сохранившийся в германском архиве. Таким образом, внимание СССР к региону в плане обеспечения безопасности было неслучайным", – пояснил историк.
По словам Симиндея, дипломатические документы показывают серьезные противоречия внутри тогдашней политической элиты Латвии по поводу тесного взаимодействия с Германией. У этого курса, оказывается, были не только сторонники, но и противники.
Постучали снизу
Однако, если в рядах прибалтийских элит отсутствовало единодушие по вопросу пронацистской ориентации Латвии и Эстонии (да и Литвы, вынужденной смириться с захватом Рейхом Мемельской области в марте 1939 года), что послужило поводом для жалоб упомянутого выше эстонского дипломата, то в отношении широких народных масс трех прибалтийских стран можно сказать определенно: единственного гаранта своих жизненных интересов они видели в Советском Союзе.
Посмотреть на события глазами простого человека эстонский дипломат не догадался. Но документы свидетельствуют о симпатиях, которые жители трех прибалтийских стран вопреки многолетней антисоветской пропаганде и политике своих правительств питали к СССР.
Не исключено, что именно давление снизу оказалось решающим в окончательном выборе руководством Эстонии, Латвии и Литвы в пользу сотрудничества с Москвой и неспособности элит сопротивляться переменам 1940–1941 года. Общественное мнение в трех странах Прибалтики поставило ход событий на безальтернативные рельсы.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.