Стертый с лица земли. Трагическая судьба ливского народа в Латвии

© Sputnik / Ян Тихонов

Тема: Острые углы истории

Когда-то в Латвии был народ ливы, говоривший на своем языке. Столетиями власти подавляли его права, а ливский язык стремились стереть с лица земли. Только в конце XX века забеспокоились о судьбе народа и языка – но было поздно.

Когда немецкие крестоносцы высадились в Прибалтике, то первой народностью, с которой они вступили в контакт, были ливы (в древнерусских летописях – либь). Этот финно-угорский этнос проживал на территории будущей Латвии преимущественно по берегам рек и озер. Ливы сперва приняли пришельцев мирно, а затем, поняв, что католические миссионеры пришли с огнем и мечом, оказали ожесточенное сопротивление. Как следствие, все ливы были покорены и насильно крещены.

Их дальнейшая судьба оказалась печальной – они подверглись ассимиляции, а их язык окончательно вымер буквально семь лет назад. И власти Латвии уже в XX столетии приняли в ассимиляции ливов самое активное участие.

Крестом и мечом

После вторжения немецких рыцарей несколько балтийских народов оказались обречены на исчезновение. Например, пруссы, славившиеся своей воинственностью и державшие в страхе скандинавских викингов и торговцев, оставили после себя одно только название. Умелые мореплаватели куроны (курши) несколько раз высаживались на острове Готланд, создавая угрозу для северных купцов. Им тоже не удалось сладить с немецким мечом.

Аналогичная судьба постигла и последних активных участников антикатолического сопротивления в Прибалтике – семигаллов (земгалов). Получается, что Лифляндия (земля ливов) и Курляндия (земля куронов) в течение столетий назывались в честь практически ассимилированных народов, равно как и Восточная Пруссия.

Карата расселения народностей на конец VIII века

Этнографы подсчитали, что к началу немецкой колонизации Прибалтики ливов насчитывалось более 30 тысяч человек, что было весомым показателем численности народа по меркам средневековой Европы. В дальнейшем ливы оказались маргинализированы, долгое время никто не фиксировал их письменности, никто не открывал для них школы, а их язык постепенно оказался на периферии, будучи вытесненным латышским языком, сформировавшимся к XVI веку на основе восточно-балтийских диалектов и, конечно же, административно значимыми в Прибалтийском крае разновидностями средневекового немецкого языка.

В результате к концу XIX века ливов осталось чуть более 2500 человек. Во многом к такому спаду привела ассимилятивная политика немецких землевладельцев, которые целенаправленно перемещали группы латгалоязычных крестьян из юго-восточных областей Земли Марианской в северные и западные приморские области, где в XIV–XVII столетиях наблюдалась хроническая нехватка рабочей силы.

Таким образом, ослабленные в культурном плане ливы подвергались существенному влиянию со стороны латышей. Налицо был процесс аккультурации, когда ливская культура при административном воздействии немецких баронов полностью поглощалась более выносливой латышской культурой.

Латыши в битве с рыцарями на рисунке Адамса Алксниса

Под сенью двуглавого орла

Вхождение Прибалтики в состав Российской империи немного затормозило процесс аккультурации. Дело в том, что ливы смогли наладить торгово-экономические связи с генетически родственными и культурно близкими эстами, оказавшись с ними в одной административной системе.

В зимнее время ливы и эсты контактировали друг с другом по льду Рижского залива. Ливы были вытеснены к северным областям Лифляндии, где их основным промыслом стала рыбная ловля. Главным делом жизни ливов в течение XVIII–XIX веков стала заготовка и продажа рыбы и рыбных продуктов. Изолированность прибрежных ливов привела к тому, что они смогли более стойко сопротивляться угрозе ассимиляции, однако в крупных губернских городах Лифляндии ливский язык быстро исчез.

Во второй половине XIX века начался массовый переход ливов Курляндии в православие. Среди ливов проповедовал видный священник Иоанн (Гарклавс), известный как хранитель Тихвинской иконы Божией Матери. До сих пор на мысе Колка, месте компактного проживания ливов, сохраняется православный храм Рождества Христова, построенный в 1892 году специально для ливского населения.

Хранитель Тихвинской иконы Божией Матери архиепископ Иоанн Гарклавс

Так постепенно сформировался особый культурно-исторический ареал ливов – северо-западное побережье Рижского залива, получившее название Ливского берега. Именно там к моменту провозглашения независимой Латвийской Республики сохранялись отдельные очаги ливской культуры, а местное население отличалось высоким уровнем национального самосознания.

Православный храм Рождества Христова на мысе Колка, 1917 год

Власть новая – порядки старые

В ходе борьбы Латвии за суверенитет с 1917 по 1920 год многие ливы, сумевшие уберечь свою самобытность, с одобрением отнеслись к формированию Латвийской Республики, рассчитывая на определенные послабления в области защиты культурно-языковых прав. Однако власти Латвии, на начальном этапе пойдя навстречу различным национальным меньшинствам (русским, немцам, евреям, белорусам), проигнорировали просьбы ливов на обучение в школах на родном языке.

Несмотря на то, что в Латвии было издано небольшое число книг и журналов на ливском языке, над ливами именно в те годы нависла реальная угроза окончательной ассимиляции. Впрочем, книги (в основном художественная литература) выходили при активной поддержке общественных организаций Эстонии и Финляндии, которые в условиях формирования национальной политики взяли на вооружение пан-финно-угорскую идеологию.

Фотография " Латыши Лифляндской губерни. На дворе", начало XX века

Мечты об автономии так и остались мечтами

В самом Ливском берегу зрело движение за национальное самоопределение. Его возглавили местные поэты и просветители, из которых самым видным являлся Улдрикис Капбергс, потомственный рыбак, получивший очень хорошее образование.

Еще в 1923 году Улдрикис, заручившись помощью единомышленников, обратился к парламенту Латвии с просьбой сформировать ливский национальный округ, но получил отказ. Идея Улдрикиса Капбергса заключалась в том, что ливы – самостоятельный народ, который не должен никому подчиняться. Он мечтал о культурно-национальной автономии, полагая, что со временем можно будет создать свое государство.

Фотография поэта Улдрикиса Капбергса в "Pehdejā Brihdī", Nr.122 от 3 июня 1932 года

Однако нежелание властей Латвии идти на диалог с ливской общиной сподвигло Улдрикиса на более радикальные меры – он объявил себя вождем ("королем") ливов. Запретив своему сыну Андрею служить в латвийской армии, он выступил с официальным непризнанием парламента республики, а позже провозгласил независимость Ливского берега.

За эти демарши полиция Латвии арестовывала Улдрикиса и направляла его на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу. В 1932 году Улдрикис Капбергс скончался в тюрьме Вентспилса от сердечного приступа. Это была первая и последняя попытка ливов объявить о своей национальной самостоятельности. В дальнейшем ливы продолжили стремительно ассимилироваться.

Не единственные пострадавшие

Судьба ливов во многом оказалась схожей с судьбой лужицких славян (сорбы, или сербы) в Германии, которые подверглись агрессивной ассимиляции после Второй мировой войны. На нужды и потребности автохтонного славянского населения ФРГ и ГДР никто из политиков не обращал внимания, более того, среди властей возобладала установка на их беспощадную аккультурацию.

С ливами происходило нечто подобное. Символическим жестом, призванным показать терпимость к ливам, стало издание в 1930-е годы журнала Līvli ("Ливли"), в котором публиковались поэтические тексты ливских литераторов, и это было единственным реверансом в сторону ливской общины, деморализованной показательными репрессиями в отношении Улдрикиса.

Единственными, кто проявлял заботу по отношению к исчезающей ливской культуре, были идеологи финского национализма, которые в 1942 году издали "Новый завет" на ливском языке. Издание вышло в Хельсинки, однако в условиях военных действий актуальных сведений о нем было очень мало.

© Sputnik / Тихонов
Женщины народности ливов в национальных костюмах

В XX веке было не лучше

Часть ливов, настроенных антибольшевистски, отправилась в эмиграцию после 1944 года, в основном в государства Северной Америки, где и осела, сумев сохранить родной язык лишь на уровне одного-двух поколений, однако их дети уже были воспитаны на основе англоязычной культуры.

В советское время все местные органы власти, в том числе идеологи Компартии Латвии предпочитали не вспоминать о незначительном ливском меньшинстве, взяв курс на тотальное поглощение некогда многочисленного народа. Книг и периодических изданий на ливском языке практически не издавалось.

Парадоксальным образом тенденция строительства латвийского национального государства преобладала и в контексте советской идеологии.

Ливы окончательно оказались за бортом истории. Экономическим спасательным кругом для ливского народа стало создание ряда процветающих рыболовецких колхозов. Такого рода промысловая кооперация привела к тому, что из обособленного национального сообщества ливы стали частью этнопрофессиональных корпораций латышских колхозников.

© Sputnik / Ян Тихонов
Пристань рыболовецкого колхоза "Банга", Рыбацкий поселок Роя, Латвийская ССР, 1966 год

Соответственно, даже те, кто пестовал ливские традиции, по крайней мере, в рамках семьи, вынуждены были перенимать доминирующую латышскую культуру и общаться между собой на латышском языке. Полное пренебрежение культурой ливской общины привело к тому, что в 1989 году жителей Латвии, считавшими себя ливами, насчитывалось всего 226 человек, из которых ливский язык признавали родным лишь 43,8%.

А потеряв, плачем

В начале 1990-х годов власти уже независимой Латвии, судорожно стремясь наверстать упущенное, ринулись в борьбу за культурно-лингвистические права ливов, чей язык находился на грани вымирания. При некоторой поддержке иностранной диаспоры в 1994 году начал выходить информационный бюллетень Õvā ("Ыва"), круг читателей которого по объективным причинам был весьма ограниченным.

Внимание к ливской культуре, подвергшейся многовековому давлению, часто носило гипертрофированный характер.

Некоторые депутаты Сейма Латвии иногда демонстративно надевали ливский этнографический костюм, а кто-то произносил клятву с парламентской трибуны на ливском языке. Однако все эти действия преследовали в основном рекламно-репрезентативные цели и не имели отношения к реальной этнологии.

В 1998 году при поддержке Института "Открытого общества", который спонсировал Джордж Сорос, была издана первая антология ливской поэзии, однако этот шаг тоже можно считать запоздалым. Численность ливов в Латвии неотвратимо сокращалась, в основном по естественным причинам. Дети пожилых ливов уже не владели языком своих родителей, бабушек и дедушек.

Последний лив Латвии, говоривший на ливском как на родном, лесник, рыбак и просветитель Виктор Бертольд (предпоследний носитель ливского языка в мире), скончался в 2009 году. Незадолго до его кончины с ним встретилась президент Вайра Вике-Фрейберга, филолог и этнограф по образованию.

В канадском Монреале проживала последняя носительница ливского языка, Гризельда Кристинь, двоюродная сестра Виктора Бертольда, которая скончалась 2 июня 2013 года в возрасте 103 лет. С ее смертью ливский язык окончательно прекратил свое существование.

Сегодня ливский язык изучается лишь студентами-энтузиастами на специализированных программах угро-финской филологии Латвийского университета. Также лингвистическими и фольклорными изысканиями занимаются ученые, аффилированные с Народным домом ливов в приморском рыбацком городке Мазирбе.

Однако все попытки возродить ливский культурный канон не могут увенчаться успехом по объективным причинам. В качестве памятников ливской литературы остаются лишь несколько десятков книг и журналов, изданных в разное время в Англии (1863 год, первая книга на ливском), Российской империи, Финляндии, Эстонии и Латвии. Также самобытную культуру ливских рыбаков и ремесленников передают нам живописные пейзажи Колки, самого северного города Латвии на берегу Ирбенского пролива.

Никому ни горячо, ни холодно

Парадокс из латвийского законодательства: ливский язык по сей день считается в Латвии официально используемым языком. И это несмотря на то, что на нем никто больше не говорит. Это уникальная ситуация для мирового опыта языковой политики. При этом русский и даже близкий к латышскому латгальский не являются в Латвии ни государственными, ни региональными.

Подобного рода курьез является последствием принятого 21 декабря 1999 года 4 статьи "Закона о языке", который определил наряду с латышским государственный статус почти исчезнувшего ливского языка и одновременно вывел русский язык, родной более чем для трети населения республики, за рамки правового поля.

Еще летом 1999 года в преддверии принятия этого закона политические активисты русской общины (представители "Равноправия" из парламентского объединения "ЗаПЧЕЛ") устроили бессрочную акцию протеста напротив Рижского замка, требуя от президента Вике-Фрейберги отозвать этот дискриминационный законопроект.

В результате серии протестных акций те поправки к закону удалось смягчить. Благодаря этому общественные мероприятия на русском языке теперь необязательно переводить на латышский. Однако ливский язык по-прежнему остается государственным языком. От этого, правда, никому в Латвии ни холодно, ни жарко.

На закуску процитирую другого латышского филолога из эмиграции, действующего премьер-министра Кришьяниса Кариньша, уроженца штата Делавэр, который написал в одной из своих публикаций: "Ассимилировав ливов, которые жили на берегу моря и вдоль Даугавы, мы также изменили свой язык и создали то, что называется латышским.

Если вернуться в далекое прошлое, то могу сказать, что латышский язык – это литовский с большим ливским акцентом". Будем считать это откровенным признанием в ассимиляции некогда самостоятельного и полноценного народа, судьба которого сложилась незаслуженно драматично.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.