На этой неделе после долгого перерыва в Рижском суде Видземского предместья в течение двух дней прошли судебные заседания сразу по трем политическим уголовным делам – правозащитника и публициста Александра Гапоненко, русского филолога Александра Филея и экс-полковника МВД Латвии Олега Бурака.
Несмотря на то, что первые два процесса должны были проходить в открытом режиме, в зал заседаний никому из журналистов попасть на этот раз не удалось. В связи с режимом ЧС, объявленном в Латвии, внутрь здания пускали только участников процесса.
Напомним, латвийская юстиция обвиняет известного общественного деятеля Александра Гапоненко в разжигании этнической розни путем публикации постов в социальных сетях, статей и интервью в СМИ. На предыдущем судебном заседании по этому делу были выявлены ошибки в обвинительном заключении при переводе с русского языка на латышский. В связи с чем прокурор Ласманис принял решение внести изменения в обвинительное заключение.
Новое заседание длилось не больше часа. Выйдя из здания суда, Александр Гапоненко показал присутствующим журналистам и соратникам этот документ и прокомментировал его:
"Насколько я мог понять при первом ознакомлении, здесь повторено все то, что было в первом обвинении. Тем не менее написано, что своими действиями я совершил преступное деяние, предусмотренное ч. 2 ст. 78 Уголовного закона (разжигание розни). Поэтому мне надо изменить постановление от 12 декабря 2016 года "на более тяжкое с указанием других фактических обстоятельств … без изменения юридической квалификации".
Какие конкретно деяния, прокурор не уточнил, видимо, ждет начала дебатов, которые должны пройти 9 сентября. Но никакой новой аргументации или фактов, которых не было бы в первом обвинении, здесь нет.
Единственное, что прокурор Ласманис добавил, – что я продолжаю свою "преступную деятельность", поэтому будут предъявлены более тяжелые обвинения. Мое мнение – процесс сознательно затягивается, потому что на политическом уровне не могут принять решение, что со мной делать. Приходится с грустью констатировать: мы живем в странной реальности, когда невозможно понять, в чем же нас обвиняют конкретно? "Что я совершил?" "Сами знаете!".
Александр Гапоненко предположил, что на следующем заседании, видимо, нас ждут дебаты по поводу свободы слова. По мнению прокурора, "он преступил через рамки ст. 100 Конституции Латвии (о свободе слова), поэтому на меня она не распространяется…".
Странно, конечно, от представителей прокуратуры слышать подобные утверждения. В демократических странах всегда считалось, что свобода слова может быть ограничена только рамками Уголовного кодекса. Например, нельзя призывать к насилию, к беспорядкам, убийствам, пропагандировать расизм и ненависть.
Что же касается критики со стороны представителей общественности в отношении властей или отдельных политических деятелей, то здесь рамки свободы слова расширены. Об этом напомнила и защитник Гапоненко, известный адвокат Имма Янсоне:
"На суде во время дебатов я уже об этом говорила. Да, критика властей со стороны общественных деятелей, правозащитников, может быть резкой, даже неприятной и шокирующей, но она обеспечена Конституцией. Никакой негативной или преступной деятельности в статьях или публицистических выступлениях Гапоненко я не усматриваю. Это как в деле оппозиционного журналиста Юрия Алексеева, которому следователь отказался отменить полицейский надзор, потому что Алексеев "продолжает нигилистически относиться к своему обвинению". Ну да, журналист продолжает писать критические заметки. Вчера вот опять продолжил… Но в Латвии это не уголовно наказуемое деяние!"
Отрицаешь? Значит виноват!
Тем не менее опальный доктор экономики и "нигилист" Алексеев не единственные жертвы ограничений свободы слова в Латвии. На следующий день после суда Гапоненко за личное мнение по поводу неоднозначных исторических событий 1940 года, высказанное на "Фейсбуке" ровно год назад, судили другого общественного деятеля – филолога Александра Филея. Его мнение не понравилось скандально известной латышской журналистке Элите Вейдемане и мало кому известному ровеснику Филея – Дмитрию Голубевсу. И они оба написали заявление на Филея в Службу госбезопасности (СГБ) Латвии. В итоге – суд.
Процесс был начат в прошлом году по статье 74 Уголовного закона Латвии, карающей за оправдание геноцида, преступлений против человечности, преступлений против мира и военных преступлений. Максимальное наказание по статье – пять лет лишения свободы.
На минувшем судебном заседании, длившемся несколько часов, заслушивали свидетеля – представителя Музея оккупации, написавшего по просьбе обвинения свое экспертное заключение по поводу "спича" Филея.
"На суде вскрылись нюансы, – рассказал обвиняемый в отрицании "советской оккупации" и "преступлений" Красной армии. – Они связаны с тем, что данный свидетель не является экспертом, который входит в состав какой-то государственной инстанции, имеющей право делать подобного рода судебные экспертизы. То есть его мнение носит частный характер и не может считаться экспертной оценкой.
Но суд есть суд, раз человека пригласили, то его выслушали. Как рассказал Филей, сотруднику Музея оккупации были заданы вопросы, связанные с событиями 1939 и 1940 года, происходящими в Латвии.
Так, филолог напомнил "эксперту", что Латвия тоже заключила с нацистской Германией договор в июне 1939 года и подписала секретные приложения к нему с обязательствами поддерживать принципы внешней безопасности вместе с гитлеровской Германией против Советского Союза. Он указал и на ряд других спорных исторических и политических моментов того периода, которые нашли отражение и в пресловутом пакте Молотова – Риббентропа.
"На наши доводы эксперт высказал субъективную точку зрения о том, что если бы Латвия в 1940 году сохранила свою независимость, то она смогла бы обеспечить безопасность своих границ и своего народа в случае вторжения гитлеровских войск. Но, во-первых, это явно сослагательное наклонение. Во-вторых, мы пытались от него услышать, как Латвия могла обеспечить безопасность населения, если видные представители режима Ульманиса – военные чины, айзсарги, полицейские начали активно сотрудничать с немецкими оккупантами, создавали карательные отряды и лично учиняли расправу над гражданами Латвии еврейского и цыганского происхождения.
В итоге, он вынужден был признать, что единственные, кто защищал Латвию в момент вторжения фашистов на эту землю, была Красная армия и рабочие отряды", – рассказал Филей о дебатах в суде.
Согласитесь, это ведь и есть самое странное во всем происходящем? Почему чисто исторические дебаты должны вестись в рамках уголовного дела в суде? Как так вообще случилось, что за приверженность той или иной исторической версии в современной Латвии можно угодить в тюрьму? Эти вопросы открыты.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.