"Я буду голосовать за большевиков"
— Все эти люди — от великого Блока, одного из моих любимых поэтов ХХ века, до Марины Цветаевой, Ахматовой, Гумилева, Северянина, Ходасевича, Хлебникова, Сологуба, — призывали революцию 1917 года, — рассказывал во время своего приезда в Ригу знаменитый российский литературовед, писатель, кинодокументалист, автор переводов романов Оруэлла Вячеслав Недошивин.
— Они говорили о том, что, совершись эта революция — и настанет замечательное будущее, народ освободится, мы уничтожим царизм — его же надо сбросить! Это муссировалось бесконечно и писалось в публицистике, прозе, стихах, поэтами Серебряного века. А ведь это были передовые люди своего времени!
Любовь Дмитриевна Блок, супруга поэта и дочь Менделеева, хвастливо пишет в своих мемуарах о Блоке, что «Саша в 1905 году во главе колонны рабочих нес красное знамя». Она этим гордилась!
Сам Александр Блок пишет матери: «Когда будут выборы в Учредительное собрание, я буду голосовать за большевиков, потому что это единственная надежда».
А Федор Сологуб, человек очень консервативный, тайно оплачивал… собрания большевиков.
Но все они после 1917-го пострадали практически первыми. Гумилев был расстрелян в 1921-м, Сологуб безнадежно просился после революции за границу, и этот вопрос дважды рассматривался большевистским Политбюро ЦК РКП (б). В конце концов, он умер в России в 1927-м. Это тот самый вариант, когда люди по наивности — такая социальная наивность, сродни утопизму и антиутопизму! — призывали собственную гибель.
Уплотнение Блока
У Блока есть знаменитые стихи, посвященные Пушкинскому дому — «Что за пламенные дали открывала нам река? Но не эти дни мы звали, а грядущие века». Потому что семью Блока кронштадтский матрос выселил из одной из двух квартир. В одной жил он с женой, а в другой — его мама. Сказали — мол, многовато для вас — две квартиры, давайте уплотняйтесь. А в 1921-м он умер в голодном Петрограде от сердечной болезни, не выдержав наступивших «новых времен».
Эти люди получили по полной — именно за то, что как передовые и самые культурные члены общества сами разрушали среду, в которой жили. Это сегодня, на мой взгляд, в какой-то степени повторяется. Можете со мной не согласиться, но те же самые люди, которые в Союзе звали перестройку, решительные общественные изменения, свежие ветры, свободу, сегодня убеждаются, что попали в какую-то западню, не ими расставленную.
Но они туда звали других — тех, кто в них верил! Это трагедия.
Если бы я занимался не только Серебряным веком, но и Золотым, я бы показал, что этот цикл повторяется не впервые.
Идеал в жизни и литературе — страшно интересная вещь. У Гегеля была такая фраза: «Истина рождается как ересь, а умирает как предрассудок». Марксизм родился в какой-то степени как ересь. Томмазо Кампанелла в «Городе Солнца», описывал, по сути, казарменный социализм — «в нашем будущем обществе толстых буду женить на тонких, высоких — на низеньких, умных на глупых» и т. п. Это же фашизм! Но он-то хотел хорошего…
Кандалы дверных цепочек
Все мои документальные фильмы о Серебряном веке — 60 про Санкт-Петербург и 40 про Москву, как и обе моих книги на эту тему «танцуют» от адресов. Где жили, с кем встречались, кого любили, куда ходили и что носили — мне интересна «вещная» связь, соединяющая давно ушедшее время с нашим. Открываются поразительные факты. Квартиры, подоконники, дворы, подъезды, где все это происходило, а теперь, после 90-х, знаем и ЧТО происходило, — все это «прописано» в творчестве.
Помните, у Мандельштама — «Я приехал в свой город, знакомый до слез… И всю ночь напролет ждать гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных»? Он написал эти стихи в 1931-м, в квартире своего брата на Васильевском острове. И вот мы с телегруппой туда по лестнице поднимаемся, я иду на кухню, открываю черный ход — «я на лестнице черной живу, и в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок» — и вижу, что эта дверь на черный ход жива до сих пор! И та же дверная цепочка на ней!
Нина Попова, директор Музея Анны Ахматовой в Питере, когда увидела мой фильм и прочла опус, велела снять дверь с цепочкой и привезти в музей.
- А как это вы сняли двери в мемориальной квартире?
— В 90-х это же была просто коммуналка, которую потом бы превратили в жилье для нового русского, сломав стены и выбросив дверь на помойку. А так она сохранилась в музее!
Цветаевская икона
Я нашел икону, перед которой в одной московской церкви в 1912 году венчались Марина Цветаева и Сергей Эфрон. Эту церковь разрушили, икону выбросили и даже расщепили. А ее нашла в подвале какая-то старушка и отдала в епархию, где образ восстановили. И сегодня эта икона Пресвятой Богородицы «Взыскание погибших» украшает храм в Брюсовом переулке.
- С юности я была горячей поклонницей поэзии Цветаевой и, когда в конце 80-х впервые приехала в Прагу, пыталась найти ее дом. Не получилось.
— А она жила на Шведской улице, 225. Однажды случайно оказавшись в Праге, я отыскал этот дом — стоит на горе. Не случайно у нее Поэма горы! Там окно светящееся… С улицы Шведской это первый этаж, а стороны холма — третий. Там сейчас мемориальная комната Цветаевой. Хоть она приехала к своему мужу Сергею Эфрону, именно там переживала свой роман с Радзевичем. На две недели ушла из семьи…
У меня почти готов трехтомник о Серебряном веке, книги которого будут называться «Литературный Петербург вдоль и поперек», «Литературная Москва вдоль и поперек» и «Литературный Париж вдоль и поперек». Там будут тысячи адресов, где жили писатели, сегодняшние сведения о доме, что сохранилось, что нет, и кто бывал в этих домах. Охватываю литераторов, начиная от Тредиаковского и Державина, и до Шатобриана и Франсуазы Саган. Причем можно будет скачать приложение для мобильника, и, когда человек приедет в три эти столицы, сможет пройтись по всем этим адресам. Когда, к примеру, Цветаева жила в Борисоглебском переулке, у нее дневал и ночевал Константин Бальмонт.
А в Риге видел вчера «Тоннель любви», где Северянин назначал свидание Одоевцевой, которая жила в Риге, и дом, где по слухам, останавливался Маяковский по дороге в Европу… Одна рижская экскурсовод утверждает, что Цветаева, направляясь в Прагу и Берлин, проезжала через Ригу. Не думаю. Выписок о Цветаевой из разных источников у меня 400 страниц, но этих сведений там нет.
«Пусть некоторые даже аморальны!..»
- А вот скажите мне, как вы относитесь к «моральным вольностям в поведении» великих людей? Порой не хочется ничего знать об их романах, о каких-то темных делишках, просто читать бесценные строки.
— Да, иногда это просто какие-то аморальные вещи. Иной раз в мой адрес раздаются такие упреки, что вы, мол, компрометируете человека. Мы знаем, что Бальмонт, мол, был жутким бабником, но вы прямо разбираете его романы с женщинами. На это я отвечаю, что ни Бальмонта, ни Цветаеву, ни Мандельштама, ни Ахматову никто уже не сможет скомпрометировать. Конечно, можно замалчивать правду. Но тогда тебя будут упрекать, что ты что-то скрываешь.
Викентий Вересаев, который написал несколько автобиографических книг и «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни», замечал, что «мне не интересно писать о великом человеке, стоя перед ним на коленях. Хотел бы писать то, что есть». Я разделяю этот принцип, мои книжки порой безумно откровенны. Но я не отступаю от правды — это не мои слова, а первоисточники.
Генерал КГБ Калугин, сбежавший на Запад, говорил, что в 80-х видел Наблюдательное дело на Анну Ахматову в 900 страниц — начиная с 1920-х вели. Но дело было уничтожено — по словам генерала, потому что «не хотели компрометировать Анну Ахматову».
Оруэлл и Россия
- Вы — один из первых переводчиков Оруэлла, вас даже называют «оруэлловедом», ваши переводы «1984 год» и «Скотный двор» вышли еще во времена перестройки, вы же первым в СССР защитили диссертацию по современным антиутопиям. Оруэлл, по вашему, в чем оказался провидцем?
— Да, в 1985-м это была первая в России диссертация по антиутопической литературе, посвященную представлениях человечества о своем будущем. Я взял для примера три романа — «Мы» Замятина, «Прекрасный новый мир» Олдоса Хакси и «1984 год».
- А вы владеете английским или с подстрочником переводили?
— Когда мы заканчивали Суворовское училище, нам нужно было сдавать курс военного переводчика — так что английский я более-менее знал. Но, конечно, не в совершенстве. К тому же у Оруэлла очень сложный язык, он придумывал массу новых терминов. С тех пор каждую круглую оруэлловскую дату я печатал небольшие памятные статьи о нем. В 2013 году ему исполнилось 110 лет. Я напечатал в «Российской газете» огромный, на полосу, очерк о нем. И мне позвонил директор издательства «Молодая гвардия» и уговорили написать о нем в серии ЖЗЛ. Осенью эта книга должна выйти.
Одной из моих задач было раскрытие темы «Оруэлл и Россия». Не поверите — когда он умер в 1950-м, на тумбочке у него нашли не только Сомерсета Моэма и Ивлина Во, но и книги о Сталине. Когда в Испании в 1936-м его и жену Эйлин обыскивали местные республиканцы, найдя «Майн кампф» Гитлера, поначалу этом удовлетворились — состав преступления налицо! Но арестовывать английского антифашиста не хотелось — и вдруг они находят у него «Краткий курс истории КПСС» Сталина. А Оруэлл сражался за Испанию и был ранен фашистским снайпером в горло.
Он всю жизнь интересовался Россией.
Более того — его любимой женщиной была россиянка, писательница Лидия Жебуртович, с литературным псевдонимом Елизавета Феня, в замужестве Джонсон, писала о России, о своем детстве. Когда Оруэлл бедствовал в Париже, работая посудомоем, дворником — отчасти он специально уходил в низы, чтобы познать жизнь людей — его лучшим другом был капитан Сибирской дивизии Белой армии Борис. С ним они делили одну корку хлеба и хлебали из одной суповой миски, а спали под одной шенелкой, подложив бревно под голову.
Наши читатели знают только две книги Оруэлла — «Скотный двор» и «1984 год». А на самом деле этот человек проделал очень сложную эволюцию, и всегда по убеждениям был наивным социалистом. И даже призывал в 1942-м Англию к революции. Писал, что мол, да, на первых порах будет кровь и будет очень трудно. А про «Скотный двор» объяснял, что писал не столько о России, как о том, что такое тоталитаризм вообще.
Откровения Сноудена
Недавно Эдвард Сноуден сказал, что тоталитаризм, который предвосхищал Оруэлл, в полной мере осуществился — возьмите совершенно тоталитарное давление ЛГБТ-сообщества. После этих слов Сноудена продажи книг знаменитого писателя на Западе подскочили на 6000 процентов! Такого не было давно.
Да вот и моя знакомая русская писательница, живущая в Америке, что-то сказав против геев, получила ТАКУЮ обструкцию, что сейчас боится, как ее дети будут ходить в школу! История повторяется…