Ошибка магистра фон Плеттенберга
455 лет назад — в марте 1562 года — в городе Риге последний магистр Ливонского ордена Готтард Кеттлер склонился перед представителем польского короля Николаем Радзивиллом в низком поклоне и покорно принял присягу на верность Его Величеству.
Присягнув, бывший глава независимой страны вновь поклонился и угодливо передал польскому вельможе ключи от Риги и свою печать.
В тот же день рыцари ликвидировали свою организацию оригинальным способом — все до единого вышли из Ордена. Видземе и Латгале стали польской колонией.
Ливонский хронист Бальтазар Рюсов писал, что вместе с паном Радзивиллом в Ригу приехало немало людей чужих народностей и смотреть на них было для рижан «горем и печалью; что же бы это был за ужас и печаль, если бы они стали враждебно осаждать или управлять христианским городом?»
Добавим, что рижане могли не только печалиться из-за гибели Ливонского ордена, но и удивляться: как же так, мы десятилетия шли от победы к победе — дисциплинированно осуществляли санкции, закрыли в городе православную церковь, еще в начале века наш гениальный магистр Вальтер фон Плеттенберг в славных битвах громил московитов и вдруг… такой ужасный конец.
Парадокс, балтийские немцы еще в начале 20-го века почитали главного виновника гибели Ливонии почти как бога: его статуя украшала вход в дом Лифляндского рыцарства (ныне — здание Сейма), в Межапарке имелась улица Плеттенбергская, а известнейший рижский историк того времени фон Арбузов характеризовал магистра как «превосходного мужа». И это было сказано о политике, который повел свое государство к гибели!
Напуганный появлением вместо разрозненных русских княжеств единого Московского государства русофоб фон Плеттенберг завопил: «Русские идут!», призвал Папу Римского организовать крестовый поход против Москвы и ввел санкции, чтобы эти еретики-московиты не усиливались еще больше. Русским купцам запрещалось покупать в Ливонии отнюдь не только оружие и боевых коней. Вот лишь один пример запрета. На Руси не добывают цветных металлов? Магистр потребовал: оловянные кружки русским не продавать!
Одержимый страхом перед Москвой, Плеттенберг не понимал, что Москве того времени было не до Ливонии: еще независимы были Псков и Рязань, русский город Смоленск принадлежал Литве, казанские ханы совершали набеги и уводили множество людей в рабство…
Когда в начале XVI века произошла семейная ссора между Иваном III и его зятем, правителем Литвы Александром, в результате чего два великих князя стали сражаться друг против друга, фон Плеттенберг влез в чужую борьбу, дерзко объявив войну Руси и вторгнувшись на ее территорию. В псковской земле состоялись два сражения, исход их был неясен, но в Ливонии стали трубить о великих победах. Вскоре выяснилось: войну было легко начать, но чтобы ее закончить, Плеттенбергу надо пойти на уступки, согласиться выплачивать Москве так называемую «юрьевскую дань».
Вальтер фон Плеттенберг прожил после войны более 30 лет, был удостоен великой чести (германский император признал его имперским принцем) и умер в возрасте 85 лет, уверенный, что всё делал правильно. К тому времени в Ливонии забыли о войне с Русью, но не о политике санкций. Так, в правление Ивана Грозного в Москву были приглашены более ста специалистов из Германии. Ливония развернула их обратно, а когда некий мастер Ганс всё же попытался перейти границу, то был схвачен ливонцами в двух километрах от пограничного рубежа и казнен.
Как известно, епископ Альберт реализовал проект «Ливония» именно потому, что создавал страну как мост между Западом и Востоком. В 16-м веке ливонцы сделали всё наоборот: мост превратился в непроходимый барьер. Такая Ливония была никому не нужна ни на Востоке, ни на Западе.
Молодой русский царь Иван Грозный оказался правителем весьма суровым и решил радикально изменить ситуацию. Нашелся и повод: ущемление прав русскоязычного населения в Ливонии. Московский посол грозно спрашивал, почему в ливонских городах закрыли православные церкви, куда делись русские кварталы. Царь писал, что не станет сносить обиду, нанесенную закрытием храмов. «Бог посылает во мне вам мстителя…», — сообщал он ливонской элите «приятную» новость.
Началась война, и ливонская армия оказалась разгромлена в весьма сжатые сроки. Политическая элита Ливонии решила: пусть уж западная страна достанется Западу, а не московским варварам. Последовали обращения к германскому императору, многим европейским монархам. Ливонская элита металась в поисках покровителя и таки нашла двух королей — польского и шведского. Ливонские бароны и рижские купцы шептали: «Пусть Ливония достанется кому угодно, только бы ни русским». Они молили об этом в своих церквях Бога, а тем временем в этих храмах горели свечи, сделанные из русского воска.
Запад делает баронов нищими
В начале 1582 года закончилась Ливонская война. В том же году новый хозяин Ливонии — польский король — начал здесь редукцию: каждый барон должен был доказать законность своего права на имение. Сгнила или сгорела на пожаре старая пергаментная грамота, или же имение было предоставлено рыцарю по устному распоряжению того же основателя страны епископа Альберта — поместье отходило в казну. Напрасно дворяне взывали к Его Величеству: «Ради Бога, верните бедным изгнанникам земли их отцов!» Польский король только смеялся над ограбленными.
Пришлось поплакать и купцам: впервые за многовековую историю Риги в порту стали взимать государственную пошлину — порторий. Напрасно Большая гильдия Риги предлагала заплатить королю любую (!) сумму единоразово, лишь бы он отменил порторий. Его Величество удивился: дураком его считают, что ли?
И мало того, Польша еще навязывала лютеранской Ливонии католичество. В Риге появились иезуиты, король сделал ставку на мигрантов — из Германии в Валк (Валку) и Розитен (Резекне) по его приглашению стали прибывать немцы-католики.
Стоит ли удивляться, что вскоре после начала польско-шведской войны десятки лифляндских дворян обратились 11 февраля 1601 года к правителю Швеции с призывом «освободить эту измученную землю от польского и иезуитского ига».
Война длилась десятки лет, но шведы оправдали доверие — по мирному договору 1629 года Рига и Лифляндия стали шведскими. Через несколько десятилетий шведы призадумались: рядом огромные империи — польская, русская, и обе мечтают вернуть свои бывшие земли: Польша — Ригу, русские — устье Невы.
Король Карл XI, разумеется, не мог знать о словах, которые более чем через сто лет сказал Наполеон: для войны нужны три вещи — деньги, деньги и еще раз деньги. Но мысли, видимо, были схожими. Шведский король приступил к редукции. Лифляндские дворяне потеряли более 80 процентов имений. Причем крестьянам земля не досталась — имения стали государственными, и огромные деньги из Лифляндии в прямом смысле слова уплывали из Видземе в Стокгольм — Латвия каждый год лишалась нескольких тонн серебряных монет.
Предводитель лифляндского дворянства Иоганн Паткуль, воин и юрист, не скрывал возмущения и был, в результате, приговорен шведскими властями к смерти. Он сумел бежать из пределов подвластных шведскому королю земель и обратился к польскому королю Августу II с призывом спасти дворянство Лифляндии от шведов. (Вот так лифляндцы и бегали: сначала от поляков к шведам, а потом наоборот).
Август II и Иоганн Паткуль уговорили русского царя стать их союзником. Началась Северная война…
Увы, польский король Август, несмотря на кличку Сильный, оказался слабым союзником. И тогда предводитель лифляндского дворянства Паткуль предложил свою шпагу царю Петру I.
Шведам удалось изловить Иоганна Паткуля (его предал всё тот же Август II) и подвергнуть мучительной смерти колесованием — казнь состояла в том, что ему долго и методично ломали кости.
Но дело Иоганна Паткуля победило. Петр Великий присоединил Лифляндию и Ригу к Российской империи, результаты редукции были аннулированы, лифляндская элита вздохнула спокойно — ее хождение по мукам завершилось.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен