Поводом для написания материала стали два небольших интервью с матерями русских школьниц. Обе героини представлены почти анонимно. В первом случае — под фамилией прадеда из кубанских казаков. Так пожелала сама женщина. Во втором случае — просто под именем. Сделано это из этических соображений. В то же время школы указаны точно. Хотя сегодня можно найти подобные примеры почти в любой из пока еще условно-русских школ Латвии.
«Ты способна только туалеты убирать!»
Две дочери Елены Бочевар учатся в Яундубултской средней школе: в шестом — и в девятом классах. Сегодня, кроме русского языка, по-русски там преподают только физкультуру, рисование и пение. Все остальные предметы, непосредственно определяющие интеллектуальное развитие ребенка, преподаются по-латышски. Их полный переход на государственный язык был сделан очень быстро, в конце прошлого учебного года.
Преподавание самого латышского языка в школе, как рассказывает Елена, «вообще никакое». Ни к пятому, ни к восьмому на тот момент классу девочки — как и некоторые их одноклассники — в стенах школы язык так и не освоили. Поэтому перевод таких сложных для понимания предметов, как математика, на латышский, стал для них сильным психологическим шоком. Резко упала успеваемость. Дочерей Елены даже хотели оставить на второй год.
У девочек начались истерики, вызванные необходимостью идти в школу, которую они возненавидели. Старшая хотела вскрыть себе вены… В такой ситуации обращение к психологу, а позже — к психиатру стало естественным.
НО — на этом я хочу сделать акцент — обращение к психиатру было необходимо прежде всего для того, чтобы получить разрешение на надомное обучение. Обследование длилось всё прошлое лето. В итоге девочкам поставили «диагноз»: учиться на госязыке они не способны…
Теперь они ходят в школу отдельно от всех, учатся по специальной программе — и, главное (!!!), имеют возможность сдавать все письменные работы на русском языке. Поясняю для тех, кто не понял:
сегодня у рядового русского школьника, который учится в русской школе, чтобы учиться на русском языке есть только один выход — пройти через психиатра и, фактически, получить статус «ребенка с особыми потребностями».
И тут надо понимать, что для ребенка или, особенно, подростка сам факт освидетельствования у психиатра, это тяжелая психологическая травма. Ведь уровень его самооценки еще только формируется. Он пытается понять, КТО он, КАКОВ он, КАК его воспринимают окружающие? Для него внешнее — пока еще важнее внутреннего! Поэтому такая психологическая травма может надолго, если не на всю жизнь, изуродовать его психику и сломать судьбу.
— А как ведут себя в этой ситуации учителя? Неужели русские педагоги явочным порядком не переходят на русский язык?
— У нас в основном преподавательский состав еще времен СССР. Они боятся грядущей «оптимизации», боятся оказаться на улице… Еще в 2014 году хотели две из трех русских школ Юрмалы — Яундубултскую и Межмалскую — закрыть, а всех детей перевести в Каугурскую. Тогда мы нашу школу отстояли, но теперь этот вопрос снова поднимается.
Но есть и две учительницы-латышки. Одна из них прямо на уроке, на русском языке, моей дочери заявила: с такими знаниями латышского ты нигде не будешь нужна, только туалеты убирать пойдешь.
«Not my circus, not my monkeys» (не мой цирк, не мои обезьяны)
Ольга — программист по образованию, работает в сфере IT. Математикой она была увлечена с первого класса. Ее гораздо меньше интересовала биология, где нужно было изучать всяких противных червей и запоминать их названия. А мир математики всегда казался, наоборот, простым, ясным и гармоничным.
Сейчас ее старшему сыну 24 года. В школу он пошел в 2001-м, когда «билингвальщина» тут только начинала прогрессировать. Ситуация была довольно странная.
— На уроках русского языка, дети, как и всегда, изучали родную азбуку, выводили свои первые корявые буквы… А на уроках латышского им выдали учебники для второго класса и надо было сразу же читать и писать на языке, которого они не знали. Занятия в детском саду не в счет: несколько песенок и слов знания языка не дают.
В результате у мальчишки возникло типичное состояние когнитивного диссонанса. Он просто отказался учиться. Ольга, зная и латышский, и английский, старалась заниматься с ним дома. Но, как она полагает, не будучи ни психологом, ни педагогом, видимо, допускала много ошибок.
Позже она наняла репетитора по латышскому языку. Но всё было бесполезно: мальчишка уже сломался. Кое-как закончил девять классов. Потом пытался учиться в «вечерке» и дистанционно, но без особого успеха… Для семьи это стало настоящей трагедией.
С учетом печального опыта, свою дочь Ольга решила отдать в латышский детский садик. Когда девочка пошла в школу — в русскую Золитудскую гимназию — страсть к математике у нее, как когда-то у матери, проснулась сразу же. Поэтому, когда с пятого класса, как сейчас принято, детей стали делить «по способностям», девочка, естественно, попросилась в физмат-класс.
Сегодня, чтобы поступить в математический класс в русской школе Латвии, нужно сдать тест не только по математике, но и по латышскому языку.
Поэтому очень много умных и талантливых ребят, у кого по латышскому не 10, а 8 или 7 баллов, сразу же остаются «за бортом».
Дочь Ольги, благодаря латышскому детскому садику, этот барьер преодолела. Но прошло два года — и страсть к математике у девочки незаметно угасла. И хотя, как уверена мать, она могла бы учиться на 9-10 баллов, выше 7 ее дочь уже не поднимается.
— Математика, это такой предмет, которым ты должен быть увлечен, — говорит Ольга. — Это вам не чтение сказки про Чиполлино. Это логика. И если на родном языке даже в трудной ситуации ты еще можешь что-то понять, построить математическую модель задачи, то когда тебе попадаются незнакомые слова, это вообще стопорит процесс мышления! Это очень тяжелые интеллектуальные усилия для детей, у которых нет дома двуязычия. Они очень быстро могут оттолкнуть от самого предмета.
Вторая проблема, это качество современных учебников. Не знаю, кто и в каком бреду их писал и издавал.
Во-первых, они абсолютно рутинные, а во-вторых, полны опечаток. Существовала ведь великолепная система советских учебников, когда ответ у тебя выходит либо в ноль, либо всё очень красиво сокращается — или предлагались какие-то реальные физические задачи.
Понимаете, было увлекательно заниматься математикой. Ты решаешь, у тебя всё красиво выходит — и ты чувствуешь себя победителем. Это дело тебя захватывает! И это чувство потом остается на всю жизнь.
Сегодня учителя даже не берут на себя ответственность проверить те задачи, которые они дают детям. В результате либо в ответе дроби не сокращаются, выходит каких-нибудь 47/13. Что это за ответ, к чему он?!! Да просто рутинный ответ…
Или был случай: позвонила подруга, девочка которой учится в четвертом классе, всей семьей не могут решить задачу. И у меня тоже не получается нормального ответа, и я понимаю, что в учебнике опечатка. На следующий день оказывается, что весь класс эту задачку не смог решить. Только дочка моей подруги принесла решение… Учительница говорит: «Ой, какие вы молодцы!»
А я бы такого «учителя», честно говоря, поганой метлой из школы погнала. Потому что один такой эпизод может повлиять на всю дальнейшую жизнь. Ребенок замыкается в себе, он не хочет вообще читать учебник. У него падает интерес к предмету. Я знаю это по своему сыну: у него самооценка относительно учебы настолько была разрушена, что, имея абсолютно нормальные способности, он на многие годы отгородился вообще и от учебы, и от любой информации. Только вот сейчас начинает потихоньку восстанавливаться и думать о дальнейшем развитии.
Надо называть вещи своими именами: то, что они делают с детьми, это натуральное варварство! Есть такое английское выражение: not my circus, not my monkeys, — это не мой цирк и не мои обезьяны. И вот обезьянкой в цирке господина Шадурскиса я быть не хочу!
Кстати, министр Шадурскис меня, конечно, не помнит, но я его помню хорошо. Когда я училась в рижском «политехе», на факультете автоматики и вычислительной техники, там была кафедра теории вероятности и случайных процессов.
У нас был профессор, Евгений Федорович Царьков, и Карлис Шадурскис был его ассистентом. Симпатичный латышский парень «до 30-ти», очень оживленный. Нам всем он нравился…
Карлис тогда у меня принимал экзамен, вместе с профессором. И вдруг — через 15-20 лет этот парень становится министром образования и начинает такую ересь городить!!!
Я не думаю, что это он сам выдумал. Потому что этот человек гораздо умнее, чем сегодня выставляет себя на публике.
- Скажите, а с учетом ваших проблем со старшим сыном, как вы восприняли Сопротивление 2002-2004 годов?
— К сожалению, в тех событиях я не участвовала. Я действительно жила тогда только своей семьей и своей работой. И во всём, что с моим сыном происходит, я винила только себя. Наверное, у меня тогда не хватило ума осознать: фактически государство мне это всё устроило. А когда случилась катастрофа в «Максиме», в Золитуде, вот тогда для меня наступил «момент откровения». Ведь столько людей строило, обслуживало этот объект, неужели никто из этих профессионалов не понимал, что он построен с ошибками, что он может рухнуть?!!
Вся «теория общественного договора» основана на этике. Мы доверяем государству и специалистам. Мы верим, что они заботятся о нас. Если нет таких взаимных обязательств, если государство выбрасывает этику из списка своих мотиваций, — то нет и общественного договора.
Я приехала туда на следующий день после обрушения и видела школьников-волонтеров, и русских, и латышей. И никто не спрашивал, какой ты национальности. Потому что это обрушилось на всех… То есть, простой народ показал себя абсолютно нормальными людьми. А что касается правительства — monkey in the circus…
«И при чем тут русские?..»
В № 1 журнала «Даугава», в далеком 1989 году, была опубликована статья под невыразительным названием «Латышский язык в Латвии». Ее автор — Дзинтра Хирша. Впоследствии женщина с таким именем и фамилией стала основателем Центра госязыка и его многолетним руководителем.
Оставим на совести автора утверждения, о том, что, например, латышский язык «…один из самых древних и самых богатых языков индоевропейских народов, древнее русского», или о том, что «Кришьян Валдемарс был отцом российского мореходства». Хотя эти тезисы — тоже часть работы по созданию для латышей симулята реальности. Действительно, чтобы бренды «оккупация» и «русификация» звучали максимально убедительно, речь должна идти о древнем, независимом, гордом и очень значимом в истории народе. Историческая правда в такой схеме становится уже никому не интересной…
В целом статья посвящена вреду билингвизма. Если бы она называлась «Русский язык в Латвии», думаю, сегодня большинство русских страны с целым рядом мыслей текста согласились бы:
«Коллективный билингвизм особенно опасен для языка национального меньшинства, ибо он более подвержен деформации, чем язык национального большинства. Психологическое и социальное давление чужого языка практически способствует несовершенному владению родным языком».
А целый ряд утверждений авторитетных авторов заставил бы русских задуматься:
1. У билингвов по сравнению с монолингвами часто отмечается отставание в духовном развитии (Jesper-senf 1922).
2. Монолингвы в среднем более интеллигенты (Saer, 1923, Darcy, 1946, Jones, Stewart, 1951).
3. Билингвы в своем развитии отстают от монолингвов на 2,7 года (Kelley, 1936).
4. У таких учащихся начальной школы отмечено отставание на 11 месяцев (Мас-namara, 1966).
5. Билингвов характеризует также более ограниченный словарный запас и не всегда верное употребление грамматических структур, часто необычный порядок слов в предложении, морфологические ошибки и паузы в речи (Grosjean, 1982).
6. Связь билингвизма с заиканием и затруднениями при абстрактном мышлении показал Л. Иванов (Ivanov, 1986).
7. Торможение языкового творчества, мыслительной и волевой функций при билингвизме отмечал Н. Хансегор (Hansegard, 1968).
8. Как отрицательные черты можно назвать отсутствие интереса и инициативы, а также сложности при адаптации в новой среде. Лучше же билингвам дается изучение иностранных языков.
То есть, статья претендует на определенную научность. В конце приведен и список использованной литературы… Но даже, как пишет автор, «централизованное присуждение научных степеней приводит к отмиранию латышской научной терминологии, тормозит развитие латышской науки, к тому же морально унижает латышей…» Но напомним: именно в «независимой Латвии» речь сегодня идет о гибели латвийской науки.
Помимо вреда для латышей русского языка, в статье упорно «доказывается» тезис, что «любое общество старается избавиться от двуязычия, чтобы добиться возможно большего внутреннего единства». То есть, основная задача, которую в свое время решила статья г-жи Хирши, это дать толчок к формированию латышской «охранительной философии». Бессмысленность этой затеи, которая сегодня очевидна, прекрасно иллюстрируют слова Ольги из начала этого материала.
— У нас, в IT-компании, все контракты, составляются на двух языках: латышском и английском. Все собрания проходят на английском языке. Даже министр экономики Латвии приходит на эти корпоративные встречи и говорит по-английски! Потому что люди, которые там всё решают, не знают латышского.
…Но, повторюсь, статья г-жи Хирши интересна прежде всего тем, что многие ее посылы актуальны сегодня прежде всего для русских Латвии! Например, мысль, опять же, со ссылкой на авторитетный источник: «билингвизм в группе меньшинства обычно равен ассимиляции этой группы». И далее: «в мировой политике имеется совсем не много примеров, свидетельствующих о реальной поддержке государством национального меньшинства». Что, как мы знаем сегодня, далеко не так.
А вот что пишется, якобы, о советской русификации, но — сегодня мы это понимаем — о том, как к русским будут относиться в независимой Латвии: «Целью его (государства — А.Ш.) политики является создание единого государства с единым языком. Для достижения этой цели в некоторых странах запрещается язык национального меньшинства, высылают разговаривающих на нем или завозят в соответствующий регион, например в Латвию, тех, кто пользуется языком национального большинства».
Впрочем, эту статью — как текст, написанный в нужное время и в нужном месте — стоит почитать целиком. Хотя бы для того, чтобы понять, как — путем установления ложных взаимосвязей между явлениями — из фрагментов реальности создается ее симулят.
И еще одна цитата, которая предельно актуальна именно сегодня для понимания того, почему у русских школьников возникает от нынешней «билингвальщины» масса психологических проблем: «самое главное в изучении языков — культура, заинтересованность и никакого насилия». Впрочем, это было написано по поводу латышского языка. Как говорится, и при чем тут русские???
«В поисках диалога»
Билингвальное образование имеет целый ряд противопоказаний. То есть, таких состояний психики, когда его нельзя применять ни в коем случае! И самое трагичное, это то, что методы введения у нас «билингвальщины» как раз очень часто и порождают у школьников эти состояния! А еще то, что, по неофициальным данным, от информационной перегрузки количество таких отклонений только растет…
Тут надо вновь вспомнить о языковой картине мира, которую я упоминал в прошлой статье. Именно она формирует так называемые национальный менталитет и мироощущение. И тут важно понять: билингв с детства никогда не будет обладать мироощущением, полностью идентичным двум исходным национальностям. Формирование языковой картины мира билингва — это более сложный процесс, оказывающий гораздо более сильное давление на психику. Именно поэтому он всегда рискует оказаться более поверхностным, чем у монолингва. И надо приложить гораздо больше усилий, чтобы добиться такой же глубины интеллектуального развития.
Именно поэтому любые нарушения, даже просто — слабые места, в психическом развитии ребенка — билингвальное образование неизбежно усиливает и тормозит процесс нормального развития.
Билингвальное образование противопоказано при любой недостаточности процессов ЦНС (центральной нервной системы). Это может проявляться как синдром гиперактивности и дефицита внимания (считается наиболее частым сегодня случаем), либо как быстрая истощаемость всех психических процессов (ослабление восприятия, внимания, памяти).
Вообще, проявлений — множество. При некоторых формах расстройства ЦНС страдают только механизмы восприятия и памяти, а личность развивается в пределах возрастной нормы. Такие дети и подростки тяжело переживают свою «несостоятельность». В результате у них легко возникают вторичные нарушения: заикания, тики, страхи, расстройства сна и аппетита. Их самооценка занижена. Поэтому очень важно одобрение и поддержка со стороны значимых в их понимании лиц. Поясняю: слова «учительницы», что приведены в начале статьи — «Ты будешь с таким знанием латышского только туалеты убирать!» для педагога просто недопустимы!!!
В других случаях такие расстройства могут проявляться, как психическая нестабильность, гипертрофированная обидчивость. Изменяется тип поведения. Появляется, например, стремление к бродяжничеству, повышенная агрессивность, сексуальная расторможенность.
Но среди всех причин, которые могут вызывать подобные отклонения, важное место занимают психологические. А именно: состояние перманентного стресса и ощущение себя жертвой насилия, которому невозможно противостоять. Проводились ли в Латвии комплексные обследования здоровья, в том числе — психологического, школьников? В том числе, разумеется, из школ нацменьшинств, перед введением «билингвальщины»? Вопрос чисто риторический: ответ — нет!..
Процесс освоения ребенком даже родной, материнской речи сложен и многогранен. При билингвальном развитии он усложняется не «в два раза», — а на один-два ПОРЯДКА!!! Среди возможных негативных последствий такие, как дислексия и дисграфия, — то есть, при нормальном развитии интеллекта, сложности с освоением навыков чтения и письма. Надо учитывать и специфику развития полушарий головного мозга, — кто не знает, они работают у человека немного по-разному.
Кто-нибудь видел такие исследования по поводу введения в Латвии хотя бы билингвального образования? Не говоря уже о полном переводе русских школ на язык наших «соседей по коммуналке»? Которым, при нынешнем ходе развития событий, скоро придется учить своих детей по-английски.
Поэтому сегодня надо говорить уже не только о полуграмотном внедрении в псевдо-русских школах «билингвальщины» и планах «облатышить до упора». Налицо — системный кризис школьного образования. И, например, нелепые задачки в современных школьных учебниках вредят латышским школьникам точно так же, как и русским. И, чтобы решить проблему, надо прежде всего отказаться от симулята реальности, в котором Латвия живет уже больше четверти века.
…После статьи Дзинтры Хирши, о которой шла речь выше, была опубликована рецензия Вадима Руднева. Ее концовка тоже сегодня предельно актуальна. Она звучит если и не пророчески, то, по крайней, мере — вразумляюще:
«Чтобы спасти язык, нужно интенсивно развивать культуру (добавим: и науку, и наукоемкое производство, — А.Ш), а не прибегать к юридическим мерам. Конечно, можно создать своеобразный языковой заповедник, но вряд ли это пойдет на пользу культуре, ибо культура, это прежде всего диалог, диалог с другой культурой. И в этом диалоге необходимо прежде всего находить общий язык».
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен