Кайришсу непонятно, как латыши могут хотеть, чтобы русскоязычные им доверяли
Портал газеты Neatkarīga Rīta Avīze — nra.lv сообщает о том, что в радиопередаче «Утро на Балткоме» латышский режиссёр Виестур Кайришс высказал мнение, что после восстановления независимости латвийские власти то лишь и делали, что раскалывали общество.
Он указал, что у всех на глазах продолжается разворовывание страны. «И после этого мы ещё хотим, чтобы русскоязычная община доверяла нам в очень противоречивых вопросах?», — задал Кайришс риторический вопрос.
Он выразил уверенность в том, что демократия способна сформировать единое, а не расколотое общество: «Нам надо бороться, чтобы наша страна была самым лучшим местом для всех жителей Латвии, независимо от национальности».
Марис Зандерс: «Ну, сколько можно?!». Заметки о т.н. интеграции в Латвии
В статье, опубликованной на портале общественных СМИ lsm.lv, Марис Зандерс допустил возможность того, что многие латыши даже спустя более, чем два с половиной десятка лет, прошедших после восстановления государственной независимости Латвии, продолжают задумываться о месте латышского языка в стране и о том, как такое может быть.
«Чаще всего причины связаны с тем, что часть латвийского общества живёт в ином информационном пространстве. Так действительно может быть, но должна быть и какая-то мотивация жить в ином информационном пространстве, особенно, если имеется достаточное знание языка, чтобы этого не делать.
Так что я хочу выдвинуть несколько тезисов, которые, возможно, не являются разъясняющими ситуацию в Латвии, но которые могут помочь в обозначении контекста.
Сразу приношу свои извинения тем, кого злит использование понятия «община». У меня нет проблем с использованием этнических обозначений, но напомню, что понятие «община» никоим образом не является уничижительным.
Первый тезис — это то, что разногласия между общинами, пользуясь будничным жаргоном, рассасываются очень-очень медленно».
Далее автор сравнивает положение в Северной Ирландии, где с большим трудом удалось притушить конфликт между католиками и протестантами, и в Латвии.
«Надо добавить, что я понимаю возражения — что это сравнение не совсем корректно, потому что ситуация в Латвии формировалась иначе — в конце концов Латвия была оккупированной страной и т.д. Конечно. Но в данном контексте речь идёт только о том, что даже в очень хороших обстоятельствах, когда, между прочим, нет интенсивного подстрекательства «со стороны», недоверие сохраняется на протяжении десятилетий.
Второй тезис связан с довольно часто слышимым, что обособленность общин уменьшится хотя бы потому, что рождаются поколения, для которых история не является их личным опытом и, соответственно, они не видят смысла в том, чтобы продолжать споры старших поколений.
Ну, что ж, скажем, как есть — чаще всего такие надежды связываются именно с новым поколением инородцев, которые родились всё-таки уже в независимой Латвии, которые лучше знакомы с Западом (по сравнению с предыдущими поколениями) и т.д.
Мой тезис следующий — такое допущение является ошибочным.
И речь здесь идёт не об активных действиях молодых людей, скажем, 9 мая в Пардаугаве. Речь идёт о том, что идеи, представления никуда «не исчезают», они возвращаются спустя десятки лет, причём не как декоративное шоу, а как убеждения.
<…>
Короче говоря, смена поколений не означает смену мировоззрения.
Третий тезис таков — государственные структуры «a priori» не способны осуществить путную интеграцию (затасканное слово, но пусть остаётся…). На то, в свою очередь, есть ряд причин.
Вспомним, как часто латыши сами скептично относились к политикам, государственным учреждениям и т.д. По каким причинам отношение инородцев должно быть лучше? В связи с этим, если должностное лицо что-то говорит, пусть и совершенно обоснованно, о, всё равно, пользовании языком, внешней политике и т.д., отношение инородцев к сказанному должностным лицом формируется не только тем, что должностное лицо, допустим, является латышом; добавляется также и подозрение к должностному лицу как к таковому. Я не могу это доказать, но, по-моему, у диалога намного больше возможностей тогда, когда он идёт между двумя индивидами — соседями, товарищами по работе и так далее», — пишет Зандерс.
Ещё одной причиной, по его мнению, может быть то, что у госструктур объективно отсутствуют инструменты для толкового разговора, так как они не способны встать на позицию нацменьшинств и понять их точку зрения, в том числе и по вопросам сравнительно недавней истории. Он поясняет, что проблема в том, что переговоры такого уровня государство и гражданин поддерживать не могут из-за отсутствия необходимых для этого условий.
«В связи с этим я думаю, что проводимая государственными структурами интеграция инородцев всегда будет довольно формальной и, соответственно, неэффективной.
<…>
К тому же, здесь есть ещё один, может быть странно звучащий аспект. С годами ответы государственных представителей по понятным причинам становятся лаконичнее — то и то устанавливает такой и такой закон, всё. В свою очередь, индивид, столкнувшись с претензиями противоположной стороны и недоразумениями, может обозлиться, почувствовать отчаяние: «Ну, сколько можно об одном и том же?» Но это, по меньшей мере, эмоциональная, живая реакция, у которой — если она даже требует нервов — больше шансов на то, чтобы что-то разъяснить и убедить», — заключает автор.
Сакстагальская двупоточная школа идёт латышским путём
Сакстагальская основная школа (в Резекненском крае — ред.) сейчас является ещё двухпоточным учебным заведением, но через год, когда её окончит последний класс нацменьшинств, обучение в школе будет вестись уже только на латышском языке, сообщила на портале nra.lv Айсма Орупе. Она утверждает, что к такому решению подтолкнули именно родители, несмотря на то, что большинство живущих в округе детей (2/3) являются выходцами из русскоязычных семей.
Директор этого учебного заведения Силвия Фрейберга рассказала, что если в своё время здесь было 250 школьников, то сейчас — только 127, и численность учеников в одном классе колеблется от пяти до 22 детей.
Эта школа открылась 120 лет назад в качестве русской, затем в межвоенные годы стала латышской, в советское время — двухпоточной, а теперь вновь станет латышской.
Соответствующее решение было принято на родительском собрании девять лет назад, тогда же и обучение в находящемся неподалёку детском саду было переведено на латышский язык.
Ребёнок — товар для политического торга
Виктор Авотиньш на портале nra.lv высказал мнение, что в дошкольных учреждениях для детей нацменьшинств государственный язык должен перейти в активный игровой формат, а в основных школах нацменьшинств — существовать в учебном процессе не как отдельный предмет, но и в проявлениях мудрой интеграции. В свою очередь, в средних школах нацменьшинств, по его мнению, государственному языку должны обучать на таком уровне, чтобы у их выпускников не возникло проблем с поступлением в любой из латвийских вузов.
«Излишне говорить, что на всех этих уровнях учебный процесс должен быть профессионально обоснованным, обеспеченным и снабжённым отличными методическими материалами, учебниками, учебными пособиями и адекватной системой подготовки педагогических кадров.
Именно из-за профессиональной неподготовленности я считаю одобренный президентом государства постепенный переход на обучение на государственном языке также и в школах национальных меньшинств, только просто политическим шагом, у которого с качеством образования нет почти никакой связи. И, так как подобные же шаги подобного же качества повторяются уже в третий (в 1998, 2014 и 2018 гг.) раз (и — о, чудо! — всегда перед выборами), то моё политическое мнение о таких действиях с детьми — значит, государственной власти, большинству Сейма по-прежнему выгодно политически противопоставлять титульную нацию и русскоязычных. Фактически подчёркивать, что последние — они лишние в этой стране.
Но, если это так, зачем лицемерить, зачем проводить реформу образования, степень профессиональной подготовленности которой свидетельствует о том, что в Латвии из детей нацменьшинств в лучшем случае будет «произведён» пролетариат? Не интеллигенция, не просвещённые люди будущего. Зачем лицемерить, почему не сказать открыто, что так называемая интеграция была лишь слабой ширмой для прикрытия фактических намерений? И что эти фактические официальные намерения таковы, как в своё время определил один депутат: нам не нужно, чтобы вы знали язык, нам нужно, чтобы вы знали своё место.
Вы можете думать, что хотите, но для меня человек, особенно ребёнок — первичен, а национальность — потом. Поэтому в связи с этой реформой я хотел бы услышать профессиональные ответы, например, также и на следующие вопросы (не я их придумал). Превалирует ли в восприятии авторов этой реформа индивидуальность детей, разнообразие их взглядов, способностей, их восприятия, или это какое-то «среднестатистическое» существо? (…) Достаточно ли осознаны и устранены все риски психической ранимости?
Согласен с теми, кто считает, что язык — это не означает столь хорошо знать слова, сколько — пользоваться понятиями. Способен ли ребёнок, не учащийся на родном языке, усвоить понятия с тем же успехом, как и на своём? Будут ли равноценными стартовые позиции у детей разных национальностей? И так далее.
До тех пор, пока у меня этих ответов нет, я буду продолжать считать, что ребёнок выкладывается на политический рынок Латвии как товар. В моём восприятии, это неприемлемо даже для толпы. А уж тем более для общества», — заключает автор.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен