23 января портал Pietiek.com опубликовал открытое письмо Расмы Барбале генеральному прокурору Латвии Эрику Калнмейерсу. Это письмо полно разочарования, горьких и очень эмоциональных упреков по адресу латвийской спецслужбы и методов ее "работы".
В самом начале письма сообщается, что до 15 апреля 2010 года Расма Барбеле, мать троих детей, работала в Информационном центре Министерства внутренних дел, где дослужилась до звания майора. Выйдя на пенсию по состоянию здоровья, она продолжала работать и в настоящее время трудится судебным секретарем в суде Рижского района.
"Я честно платила налоги и была патриотом своей земли, не отправилась на заработки за рубеж, а всегда старалась найти себе работу здесь, в Латвии", – пишет г-жа Барбале. На родине ее удерживала и необходимость ухаживать за престарелой матерью, которая, дожив до 90 лет, страдала старческой деменцией. В 2016 году мамы не стало. И это не просто личные воспоминания автора с целью вызвать жалость, а, как окажется, весьма существенная деталь.
Жалко же Расме Барбале стало себя 16 октября 2018 года, когда ее на выходе из здания Земельной книги суда Рижского района задержали сотрудники Службы госбезопасности Латвии. "Какое же большое удивление, непонимание, шок и душевное огорчение я испытала от неуважения со стороны работников Полиции безопасности, которые меня буквально схватили 16 октября, в 19:15 вечера, выходящую с работы в Юрмале", – говорится в письме.
По словам г-жи Барбале, задержание происходило так. По дороге в Майори, где она по предварительной договоренности собиралась встретиться с дочерью в магазине, к ней навстречу выехал микроавтобус, из которого выскочил мужчина в маске и втащил ее внутрь. В бусике сидели "еще четверо мужчин в масках".
"Напавший на меня закричал, что я задержана в связи со шпионажем Олега Бурака и, поскольку я связана как с ним самим, так и со шпионажем, мне придется "все рассказать". "Вы нормальный?", – только и ответила оперативнику опешившая г-жа Барбале.
И тут зазвонил телефон. Звонила дочь г-жи Барбале. Та хотела было ответить, но телефон у нее "грубо отняли". В ответ на просьбу задержанной дать знать дочери, что случилось, оперативник будто бы "отрезал", что "позвонит, когда сочтет нужным". По мнению г-жи Барбеле, в данном случае сотрудник СГБ нарушил 5-ю статью закона "О госполиции", по которой задержанному лицу при желании с его стороны предоставляется возможность незамедлительно сообщить о месте своего пребывания семье. Лишь после многочисленных просьб сотрудник СГБ сжалился и сообщил дочери г-жи Барбале о задержании матери.
"Чувствовала себя как оплеванная или облитая помоями, когда услышала обвинение в шпионаже, дескать в Инфоцентре МВД все торговали и продавали информацию, а значит и я. Когда я спросила, что я лично продавала, кому и за сколько, мне отрезали, что вопросы здесь задают они, а не я", – говорится далее в письме.
"Окончив службу в звании майора, не ожидала, что 8 лет спустя буду грубо схвачена как преступница и обвинена в шпионаже и поддержке шпионажа. Это шокирует и унижает меня. Уже 8 лет не работая в системе внутренних дел, что я такого могла знать, что квалифицировалось бы как гостайна, и кому я могла бы ее выдать?" – задается вопросом г-жа Барбале.
По дороге в штаб-квартиру СГБ (Кр. Барона, 99) задержанную, как она пишет, "хотели заставить свидетельствовать против моего коллеги по Инфоцентру МВД Олега Бурака": "Меня шантажировали тем, что если я этого не сделаю, то обыщут мою квартиру и тогда якобы найдут предметы, что будут свидетельствовать о других преступных деяниях. Мне угрожали бесчестьем в глазах соседей и тем, что у моих детей будет сломана жизнь".
Категорический отказ задержанной "дать ложное свидетельство" взбесил "человека в маске": "Его глаза зверели от злости, и он был готов меня ударить. Я не выдержала и сказала: "Давай, бей!", на что он ответил, что женщин не бьет". Надо ли понимать ответ оперативника так, что будь перед ним стоящий на своем мужчина, то ничто не помешало бы представителю закона применить к тому физические меры внушения? Очень похоже на то.
Опустим ламентации г-жи Барбале на тему, заслужила ли она такое, "живя в своей стране?". Автор письма настаивает на своей полной невиновности. Она также убеждена в невиновности Олега Бурака и явно ему сочувствует. Ведь ее близкий человек оказался в еще худшем положении. В тот же день, 16 октября, рано утром сотрудники госбезопасности вломились в квартиру Бурака и устроили в ней обыск, продолжавшийся почти целые сутки, а самого Бурака задержали и продолжают держать в тюрьме, "пока идет следствие".
"Да, я знаю Олега Бурака с октября 1992 года. Мы были коллегами, а позже стали близкими друзьями. Но это моя личная жизнь, которая не есть преступление. Ни я, ни он никаким шпионажем не занимались. Я воспитывала своих троих детей, а теперь помогаю воспитывать внуков. Олег Бурак помогает своей жене ухаживать за сыном, инвалидом первой группы с 2006 года", – пишет г-жа Барбала генпрокурору.
О задержании Бурака и обыске в его квартире ей сообщил сотрудник СГБ. Чтобы надавить, рассказали ей и о том, что Бураку стало плохо, что к нему вызывали скорую помощь; дали понять, что "если я сейчас не расскажу всего, что знаю, Бураку придется худо".
В отличие от Олега Бурака, который полагает, что его преследуют "по заказу" бывшего начальника в отместку за разоблачение коррупционных схем в системе МВД, г-жа Барбеле пишет, что не знает, кто мог бы стоять за фабрикацией этого дела и кому оно выгодно. "Почему именно теперь, 12 лет спустя, как Олег Бурак не работает с информационными системами, для чего необходимо специальное разрешение, и я 8 лет не работаю с информационными системами, для чего необходимо спецразрешение, дающее право на доступ к гостайне, в 2018 году начат уголовный процесс № 11840000918?" – интересуется она у генпрокурора.
На момент написания и публикации письма г-жа Барбале пребывала в статусе свидетеля. По ее словам, разрешение на обыск ее рижской квартиры ("как возможного местонахождения Олега Бурака") по запросу следователя СГБ Вишневскиса судья суда Видземского предместья Риги Анна Михайлова дала еще 10 октября 2018 года, то есть за шесть дней до задержания Расмы Барбеле и последовавшего затем у нее в квартире обыска.
По мнению следователя, были основания полагать, что на квартире г-жи Барбале, где бывал Олег Бурак, могли находиться документы, носители электронных данных или специальные приспособления, содержащие собранные Бураком сведения, предназначенные для передачи иностранной разведке. При этом следователя не смутило то обстоятельство, что в квартире Барбеле нет не только компьютера, но и подключения к интернету.
Но почему задержание и обыск произошли только 16 октября, если санкция была получена 10 октября, задается вопросом г-жа Барбеле. По ее мнению, СГБ не хотела связываться с посольством США, поскольку в момент получения санкции на обыск в квартире проживали приехавшие из Соединенных Штатов на побывку сестра Расмы Барбеле с мужем-американцем. Вот ведь какое затруднение!
Профессор математики Давид Вильсон Гендерсон, гражданин США, и сестра Расмы Дайна Тайминя, тоже профессор математики, имеющая двойное гражданство, невольно оказались втянуты в эту криминальную историю. Эсгэбешники ждали, пока Гендерсон покинет Латвию, следили за ним и начали операцию рано утром 16 октября, как только американец вылетел на родину. Дайна с мужем заметили утром, что за ними ведется наблюдение и что кому-то было сообщено, как только они сели в Baltic Taxi, отмечает в письме г-жа Барбале.
Муж сестры улетел, а сама Дайна осталась в Латвии, чтобы уладить какие-то дела, став участницей маски-шоу. Она уже спала, когда в половину одиннадцатого ночи на квартиру с обыском явились оперативники. Дайна открыла дверь – босиком и в пижаме. "Надо было видеть ее лицо, когда ей сообщили о цели визита", – пишет г-жа Барабале.
В ходе обыска у Дайны отобрали личный iPhone и iPad, единственные средства электронной связи, обнаруженные в квартире. Американское гражданство ей не помогло. В просьбе связаться с консульством США было отказано, но iPhone и iPad Дайне вернули с условием не пользоваться ими до окончания обыска. Ее личные вещи тоже досмотрели.
"Во время обыска квартиры поняла, что годами прослушивались, как мои телефонные разговоры, так и разговоры моих детей, читалась моя электронная переписка. Один из оперативников процитировал мой разговор с матерью, два года как умершей. Не является ли это вмешательством в личную жизнь под лозунгом "шпионаж" и грифом "совершенно секретно"? Принимая во внимание, что уголовный процесс начат только в 2018 году, отмечены ли соответствующим образом оперативные действия и их результаты в служебных документах Полиции безопасности? И если я, согласно 2-й части 22-й статьи Закона об оперативной деятельности, находилась в оперативной разработке, то кто принял такое решение, и был ли информирован о нем прокурор?" – вопрошает г-жа Барбале генпрокурора.
Согласно 5-й части 22 статьи Закона об оперативной деятельности, оперативная разработка осуществляется в течение шести месяцев и может быть продлена еще на срок до полугода, отмечает г-жа Барбале. Но ее мать умерла более двух лет назад, из чего следует, что продление срока оперативной разработки должен был завизировать уже лично генпрокурор или специально уполномоченный им прокурор. "Было ли дано такое разрешение?" – спрашивается в открытом письме.
Есть у г-жи Барбале и другие вопросы к г-ну Калмейерсу. Например, почему ей не прислали официальную повестку явиться, куда следует для дачи свидетельских показаний, как это предписывает 109-я статья Уголовного закона? И кому понадобилось это дорогостоящее шоу с участием пяти оперативников? Допустимы ли те методы, которыми ее, г-жу Барбале, принуждали дать показания против Олега Бурака, используя угрозы, шантаж и ложь?
Или вот такой вопрос: "Как расценить угрозы мне в присутствии моей сестры, что Полиция безопасности якобы изменит мой статус со свидетеля на подозреваемое лицо, если я не стану с ними сотрудничать?". И еще полторы страницы вопросов, частью прямого, частью риторического характера, продиктованных как страхом за себя и за своих близких, так и чувством полной беззащитности перед лицом спецслужб. "У меня есть основания подозревать, что ПБ из мести, пытаясь оправдать свои действия, может сфабриковать дело и против меня", – пишет г-жа Барбале.
И не для того ли Олега Бурака держат под стражей, чтобы "сломить и принудить сознаться в том, чего он не совершал?", спрашивает г-жа Барбале. Выдвинутые против него обвинения она называет абсурдными, подробно расписывая процедуру проверок, которые не реже раза в пять лет проходили все те, кому требовался допуск к гостайне. Никаких проблем с получением такового ни у нее самой, ни у Олега Бурака ни разу за время службы в МВД Латвии не было. При этом уже много лет ни тот, ни другая никак не соприкасаются с государственной тайной.
"Не возникло ли это уголовное дело по заказу не известных мне влиятельных лиц, в результате чего будет растоптан остаток жизни невинных людей", – заключает г-жа Барбале свое открытое письмо генпрокурору Калнмейерсу.
По мнению Иммы Янсоне, адвоката Олега Бурака, это смелый и достойный поступок со стороны Расмы Барбале. Однако на исход дела ее письмо генпрокурору скорее всего не повлияет. Неизвестно также, ответит ли на него Эрик Калнмейерс?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен