Что же символичного в его судьбе?
Сначала очень коротко расскажем о его жизни. В 1918 году сын рабочего Путиловского завода, латыш Николай Берзарин (латыш. Bērzzariņš) добровольно вступил в Красную армию, а через несколько лет стал офицером. В 30-е годы ХХ столетия он сделал очень быструю военную карьеру: в 1931 году командовал лишь ротой, а через десять лет – весной 1941 года – был назначен командующим дислоцированной в Прибалтике 27-й армии. Между прочим, в эту армию входил и 24-й территориальный стрелковый корпус, сформированный на базе бывшей армии Латвийской Республики.
В Великую Отечественную войну Берзарин воевал с первого дня боевых действий до победного мая 1945 года. Именно его 5-я ударная армия брала центр столицы Третьего рейха. И маршал Георгий Константинович Жуков по старой русской военной традиции назначил комендантом Берлина генерала, войска которого занимали город.
Будучи первым советским комендантом Берлина, Николай Эрастович Берзарин за короткий срок многое сделал для горожан. Вот что пишет современный немецкий историк Петер Ян: "Послевоенный Берлин Берзарина боготворил: Гитлер внушал, что Советы искоренят немецкую нацию, а он первым делом начал ее кормить. Еще до капитуляции и из армейских запасов. Вплоть до бесплатного молока детям. Невероятно быстро поднял из руин важнейшие инфраструктуры, развивал культуру…". 
Сегодня историки отмечают именно тот факт, что возвращение Берлина к нормальной жизни произошло невероятно быстро. А генерал-полковник Николай Берзарин был комендантом Берлина всего 54 дня – 24 апреля он был назначен комендантом, а 16 июня погиб в дорожно-транспортном происшествии. С тех пор в Берлине не раз менялась власть, но Николай Берзарин и поныне считается почетным гражданином этого города.
Человек-символ
Таким был Берзарин как человек. А теперь обратим внимание на то, почему Николай Берзарин – и своего рода символ. На наш взгляд, говорить здесь можно о многом, в том числе и о том, о чем не вспоминают обычно в сегодняшней Латвии.
Итак, в XII столетии немецкие крестоносцы прибыли к берегам Даугавы и стали с помощью насилия устанавливать здесь свои порядки. В XX веке латыш Берзарин с оружием в руках нанес в столицу Германии своего рода ответный визит…
Заметим, что немецкое руководство Лифляндией и Курляндией ныне оценивают по-разному. Скажем, классик латышской литературы, автор поэмы "Лачплесис" Андрейс Пумпурс не случайно утверждал: "Был бедою, был напастью, тот же Запад и для нас…". Ведь при жизни Пумпурса многие латыши батрачили в поместьях немецких баронов, а их предки веками были крепостными немецких прибалтийских дворян. А вот что касается генерала Берзарина, то о нем как о коменданте Берлина известно только хорошее. Чем не повод для национальной гордости сегодня? Вот только время нынче такое, что в чести в Латвии совсем другие персонажи истории…
На наш взгляд, примечательно и то, что Николай Берзарин в первые дни Великой Отечественной войны защищал от нацистов земли своих предков. Пытался деблокировать Лиепаю, отстоять Ригу, создать оборону по Даугаве…
В 1941 году одним из подчиненных Берзарина был командующий артиллерией 27-армии, будущий генерал-полковник Николай Хлебников. Позднее он так описывал в воспоминаниях Ригу за несколько часов до начала войны: "На набережной Даугавы полно гуляющих. Смеркается. Вспыхивают фонари, на темной воде играют блики. Мирный субботний вечер. Рига ярко освещена".
А 22-го июня в штабе Прибалтийского военного округа на улице Валдемара в Риге больше всего были озабочены… исчезновением командующего: генерал-полковник Федор Кузнецов несколькими днями ранее отбыл на военные учения в Литву, и в первый день войны штаб не мог с ним связаться. Этот факт доходчиво показывает, какой была обстановка в округе после внезапного нападения противника.
В наши дни порой создается "глянцевый" облик генерала Берзарина: мол, летом 1941 года волевой и талантливый генерал всегда сохранял спокойствие, не колебался и прекрасно знал, что делать. Думается, ближе к истине был уже упоминавшийся Николай Хлебников, написавший в мемуарах о том, каким он видел Берзарина в конце июня 1941 года: "Вид у командующего был подавленный. Да его и можно понять. Фронт прорван, создать прочную оборону на тыловом рубеже, на такой крупной естественной преграде, как Западная Двина, тоже не удалось".
Да и какими силами Берзарин мог бы создать прочную оборону? 27-я армия находилась в стадии формирования, ее силы к 22-му июня были разбросаны по огромной территории – по нескольким советским республикам… А что касается реакции Николая Эрастовича на отступление в первые дни войны, то было бы просто странно, если бы он делал вид, что все идет как надо и выглядел бы "бодрячком".
В мемуарах Жукова
Но судьба Берзарина символична и как у генерала – участника войны. Ведь это о нем писал позднее маршал Жуков, который умел давать реалистичные оценки полководцам: "Опытный, волевой, дисциплинированный командир. Командуя армиями, Н.Э. Берзарин в Ясско-Кишиневской, Висло-Одерской, Берлинской и других операциях проявил себя талантливым военачальником. К разработке операций и руководству войсками относился вдумчиво, творчески выполняя приказы высшего командования…".
И такая характеристика Берзарина не случайна. Ибо высокая оценка Жуковым Берзарина повторяется. Вот как, к примеру, писал маршал о назначении Берзарина комендантом Берлина: "Учитывая наиболее успешное продвижение 5-й ударной армии, а также особо выдающиеся личные качества ее командарма Героя Советского Союза генерал-полковника Н.Э. Берзарина, 24 апреля командование назначило его первым советским комендантом и начальником советского гарнизона в Берлине".
И вновь Берзарин оказывается своего рода символом: как и ряд других генералов Красной армии, за войну он прошел путь от отступавшего в 1941-м году полководца до усовершенствовавшего свой уровень, прекрасно умевшего наступать победителя нацизма.
Повторюсь, генерал-полковник Николай Берзарин мог бы быть своего рода символом, гордостью латышского народа. Кто знает, может быть, его еще оценят в Латвии в будущем…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен