– Г-н Федоров, как директору ВЦИОМ, вам известно очень много о российском обществе. Можете ли вы сказать, какие вопросы для него наиболее актуальны?

– Российское общество огромно и разнообразно. Нас – 145 млн человек в 85 регионах. Говоря о нас в целом, рискуешь неоправданным обобщением. Это специфика России – не только самого большого государства в мире, но и страны многонациональной и многоукладной. Есть Россия сельская и городская, провинциальная и столичная, европейская и тихоокеанская.

Жителям последней, к примеру, ближе отдыхать в Корее и Таиланде, чем в Египте или Турции, и для них образцы современности – не Берлин и Лондон, а Шанхай и Сеул. В стремлении найти черты, характерные для всего российского общества, нельзя забывать о его высокой сложности и огромном разнообразии. И это разнообразие не уменьшается, а только растет.

– А есть ли что-то, что всю эту разную Россию объединяет, что-нибудь общее, присущее всем группам?

– Безусловно, это наша общая идентичность – все мы россияне. В 2014 году произошло мощное обновление этой идентичности, и сразу предсказуемо упали националистические высказывания.

Балканский рубеж: что показала военная агрессия НАТО во главе с США против Югославии

Российская идентичность сейчас очень сильна – в отличие от 1990-х годов, когда люди хотели то ли "перейти на столбовую дорогу цивилизации", то ли просто уехать из страны. Сейчас же абсолютно доминирует убеждение, что наша страна должна идти собственным путем, проводить независимую политику, не интегрироваться ни с Западной Европой, ни с Америкой, защищать только свои национальные интересы. В авторитет "иноземных учителей" и прочих хранителей "международных эталонов демократии" никто давно не верит – после войн в Югославии, Ираке, Ливии, Сирии…

Что такое идентичность? Это культура, язык, семья, а также правила жизни, которые не всегда соответствуют законам. Но эти правила сформировались, и пусть не все они кодифицированы, но они совершенно четко существуют. И за их нарушения ответственность наступает достаточно быстро и неизбежно. Правила эти различны как для разных групп общества, так и для территорий, ведь, как я говорил, Россия очень разная.

С точки зрения теории модернизации, это очень плохо, так как в современном обществе правила должны быть оформлены в законы, и они должны быть едиными для всех. В этом смысле Россия – страна во многом "досовременная". Но это не страшно, ведь все правовые системы начинали развиваться как раз с неписаного "обычного права". Я думаю, что и мы когда-нибудь дойдем до их легализации, хотя это очень непростой и небыстрый процесс.

"До них стала доходить правда". Как на Западе признают Крым российским

Кстати, это совсем не значит, что с законами у нас никто не считается. Есть власть, и у нее имеется огромный аппарат принуждения – суды, прокуратура, полиция и так далее. Все это действует, и искусство жизненного успеха в России состоит в том, чтобы не попадаться в сеть формальной правовой системы и при этом не нарушать неписаные правила жизни, некоторые из которых также можно назвать "понятиями".

– Вы говорите, что в 1990-ых годах российская идентичность была слабой. Интересно, а, помимо ее усиления, что еще произошло в российском обществе за прошедшее время?

– В девяностых годах в нашем обществе произошли фундаментальные изменения. Появились новые правила жизни, которые сформировало лишь отчасти государство, а отчасти – новые мощные общественные силы, такие как силовики, бандиты, олигархи и другие.

В нулевых годах государство резко усилилось и стало ломать все снова и строить заново, а, скорее, точечно корректировать сложившийся расклад, расставлять точки над "е". Оно попыталось гармонизировать сложившиеся образования, убрав их самые одиозные и раздражающие общество элементы.

Таким образом, если в восьмидесятых наше государство решало в жизни общества все и вся, а в девяностых лежало в руинах, то в нулевых оно стало играть роль арбитра или медиатора для различных общественных сил, постепенно укрепляясь и перестраивая правила жизни "под себя".

Владимир Путин: Взаимное предоставление гражданства — путь к миру между Россией и Украиной

Почему это стало возможным? Потому что после потрясений 1998–1999 годов российское общество нашло для себя "точку сборки". Такой точкой стало возрождение сильного государства, способного побороть первозданный хаос "лихих девяностых". Символом и мотором процесса возрождения стал президент Путин. Он помог нашему обществу собраться, начать жить и работать и достигать успехов.

В нынешнем десятилетии Россия, как и мир в целом, находятся в состоянии турбулентности: ни в экономическом, ни в геополитическом отношении прежнего мира больше нет, новый же еще не появился.

Все – и Запад, и Восток, и Россия – зависли между прошлым и будущим, когда старые правила и договоренности больше не работают, а новые – еще не работают. Международного права после Ирака, Косово и Ливии де-факто больше нет. Все плывут в тумане, всем некомфортно и неуютно, никто не знает, что впереди. Утопия потенциально единого мира, живущего по либеральным и демократическим правилам, уничтожена, а другой на смену ее – не пришло.

Россия в таком "гибридном" мире чувствует себя лучше других, потому что давно привыкла жить в состоянии туманности и неопределенности, мы, возможно, еще со времен ордынского ига, самая гибкая, недогматичная и адаптивная нация. Наша система прекрасно работает – она выдержала испытания тремя крупными экономическими кризисами, спадом цен на нефть, санкционным давлением.

Французский политик: "Санкции против России вводились в зависимости от выгоды США"

Кстати, макроэкономисты нас просто обожают – все важнейшие параметры выглядят просто идеально, а кредитные рейтинги занижены против справедливых исключительно по внешнеполитическим причинам.

У нас огромные резервы – денежные, энергетические, продовольственные, любые другие. Мы ничего не боимся и мало от кого зависим. У нас нет "пятой колонны", риски мятежа или переворота – нулевые.

– В таком случае чего ожидать обществу в будущем, могут ли произойти серьезные изменения, или система все же адаптируется?

– Изменения возможны, необходимы и неизбежны. Вопрос в том, изменится ли суть системы или лишь отдельные, некритичные ее элементы? Нормальная система как раз должна меняться медленно, постепенно, нерадикально – и уж точно без революций и катастрофических событий наподобие 1991 года в СССР, 2011-го в Сирии или 2014-го на Украине.

В горизонте до 2024 года я не вижу сегодня никаких критичных для системы вызовов – ни внутренних, ни внешних – дающих основание всерьез прогнозировать радикальные изменения. Будут изменения в лицах, но не в ключевых институтах, в тактике, но не в стратегии.

Почему в российских успехах в Сирии видят угрозу для НАТО

В более долгосрочном измерении главную роль будут играть, на мой взгляд, не политические, а социодемографические факторы: нас становится меньше, в жизнь вступают новые поколения россиян с собственными ценностями, запросами и ожиданиями. Мы видим молодых людей, которые ни в коем случае не западники, но уже и не "совки".

Это поколение растет, пока это аполитичные иждивенцы, которые еще не очень понимают, чего же они хотят, но они точно совершенно иначе, чем их родители, относятся к государству. Сможет ли эта растущая группа сыграть важную политическую роль в транзите власти, намечающемся на 2024 год? Пока сказать сложно, будем продолжать свои исследования и наблюдения.