Кавалер ордена Александра Невского: его полк освобождал Ригу

Борис Подберезин

Полковник Илья Подберезин - героический человек. Его полк штурмовал Ригу. Но перед этим была - война. О своем отце рассказывает его сын, журналист и писатель Борис Подберезин. Редкие фото - из семейного архива.

…Пережив ужасы войны, отец не дожил до ужасов нашего мирного времени. Его хоронили в 1990-м с воинскими почестями: с ружейным залпом над могилой и с торжественным маршем взвода почётного караула. На красном бархате покоились правительственные награды: орден Ленина, три ордена Красного Знамени, ордена Красной Звезды, Александра Невского, Кутузова, больше десяти медалей.

Каждый год 9 мая я прихожу на могилу к родителям, а оттуда — к памятнику Освободителям Риги. У монумента собираются десятки тысяч человек и за каждым — судьба кого-то из родственников, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной. И я ощущаю незримую связь с этими незнакомыми мне людьми. Я думаю о том, что всех нас объединяет общая историческая память. А ещё о том, что мы должны быть достойны её.

Из всех своих наград отец особенно ценил Орден Александра Невского, вручённый ему за освобождение Риги. Но перед этим были потери, победы, преодоление. Была — война. Подробно я рассказал об этом в сборнике «Папина война», который мы, дети фронтовиков, написали в память о своих воевавших родных.

…22 июня 1941 года в Моздоке был городской праздник. С раннего утра нарядные семьи с детьми устремились к стадиону — там проводились конноспортивные состязания. Участвовал в них и мой отец, Илья Михайлович Подберезин, в то время начальник штаба 33-го Терского казачьего полка 10-й Терско-Ставропольской казачьей кавалерийской дивизии.

Мама с моей старшей сестрой Ирой с трибуны любовались отцом: несмотря на свои 39 лет он ни в чём не уступал молодым соперникам. А когда дело дошло до джигитовки и вольтижировки, показал невообразимые чудеса верховой езды. Победителя определить не успели: внезапно состязания прервали и попросили всех покинуть стадион. Отец повёл лошадь в конюшню, мама с Ирой вернулись домой. Там и узнали от соседей: началась война.

Отец отправился на фронт в кубанке с красным верхом, в чёрной бурке, галифе и сапогах с казачьей плёткой за голенищем. Был назначен командиром 122-го кавалерийского полка 4-й кавалерийской дивизии. Воевал на Брянском фронте, там же, где сражался в гражданскую войну. В боях под Трубчевском был ранен, но быстро вернулся в строй.

Почти все войска Брянского фронта попали в окружение. 4-я кавалерийская дивизия целиком оказалась в котле, причём полк отца был отрезан от других частей дивизии. Отец сосредоточил полк в дремучем лесу. Сошёл с лошади, медленно побрёл по росистой тропе. Всматривался в осунувшиеся лица бойцов — в большинстве своём молодых, таких же безусых, каким был он, когда воевал здесь в гражданскую. Они смотрели на него с надеждой, ждали от командира ответа.

Отец отдал приказ на прорыв из окружения. Несколько орудий, снаряды, имущество спрятали в глухой чаще. Двинулись лесами на северо-восток. Как только вышли из леса, напоролись на танковую колонну немцев. «Назад! В лес! Галопом!» — заорал отец, круто развернув лошадь. Танки открыли бешеную стрельбу. Из трёх эскадронов уцелел только один. Дождались ночи, двинулись дальше. Под утро наткнулись на партизан, те вывели их лесными тропами из окружения.

Гитлеровцы стремительно продвигались к Москве. Утраты наши были страшными: к ноябрю 1941 года Красная армия потеряла 124 дивизии. Для обороны столицы срочно сколачивали новые части и бросали их на Западный фронт.

Отца переводят из кавалерии в пехоту и назначают начальником штаба 55-й стрелковой бригады. Только вот самой бригады не было, её надо было ещё сформировать. Комплектовали подразделения партийными и комсомольскими активистами и курсантами военных училищ, поэтому в народе бригаду называли «курсантской» или «коммунистической». Боевого духа и героизма — хоть отбавляй, но военная подготовка — хуже некуда. Формированием отец руководил в одиночку: командир бригады полковник Георгий Александрович Латышев прибыл с Дальнего Востока только в конце ноября.

Эшелоны с войсками для обороны столицы получали безоговорочный приоритет. Каждый состав на полных парах тащили по два паровоза, останавливаясь только для заправки водой и углем. В декабре бригада была уже в Москве. Тысячи горожан готовили столицу к обороне: рыли рвы и устанавливали противотанковые «ежи». Небо белело стратостатоми. Это были, возможно, самые тревожные дни войны. Катастрофические потери в «котлах» под Брянском и Вязьмой.

Гитлеровские войска в 30 километрах от Кремля, немецкие офицеры в бинокли рассматривают столичные улицы. Войска Рейха получили приказ готовить парадную форму для торжественного вступления в Москву. Казалось, случится самое худшее и непоправимое. Не только враги, но и друзья нашей страны не сомневались: судьба Москвы предрешена, а её падение — дело нескольких дней.

Отец вспоминал, как скребли на душе кошки, как мутило от чувства безнадёжности. Ещё вспоминал, что многие укрепились в вере, узнав о параде на Красной площади 7 ноября, о том, что, отправив правительство в эвакуацию, Сталин остался в Москве. Из столицы бригаду направили на север, в район Дмитрова, включили в состав 1-й Ударной армии Западного фронта. Командовал фронтом сослуживец отца по 39-му кавалерийскому полку Г. К. Жуков, теперь уже генерал армии. Враг был совсем рядом — немецкая армия уже захватила Яхрому и мост через канал Москва-Волга.

На рассвете 6 декабря началось контрнаступление. Отцу, кавалеристу, приходилось в боях осваивать пехотную науку. Про бойцов, ещё недавно сугубо штатских людей, и говорить нечего — многие винтовку толком держать в руках не умели. Что же они могли противопоставить отлично обученной и вооружённой немецкой армии, обладавшей богатым боевым опытом, не знавшей ни одного поражения, сокрушившей всю Европу?

Читая фронтовые письма, слушая разговоры ветеранов, я понял: главной силой этих людей была несокрушимость духа, неимоверная любовь к своей земле, патриотизм в самом высоком его значении. Когда стали теснить врага, добавился ещё один фактор: красноармейцы видели, что оставляли за собой фашисты.

Видели спалённые дотла деревни, тела замученных, расстрелянных и заживо сожжённых людей. Отец рассказывал: на улице освобождённого посёлка они увидели казнённых женщину и маленького ребёнка. Кто-то из бойцов притащил лист картона, написал на нём: «Отомсти!». Положил рядом. Все, кто шёл следом, видели эти два тела и надпись.

Контрнаступление шло успешно. Через неделю освободили Солнечногорск и Истру. Ещё через неделю — Волоколамск. В эти дни отец впервые увидел пролетающие над головой ракеты легендарных катюш. Вспоминал: зрелище было феерическим!

У нас появился союзник, на которого гитлеровские полководцы пытались переложить вину за свои неудачи. Они его называли «генерал Мороз». В своей лёгкой одежде, не рассчитанной на суровую русскую зиму, немецкие солдаты замерзали, как когда-то войска Наполеона. Моторы не заводились, техника выходила из строя.

Гитлер впал в ярость. Он отстранил от должности главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала фон Браухича, приняв на себя командование немецкой армией. В тот же день генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок был снят с поста командующего группой армий «Центр», его заменил командовавший 4-й армией генерал-фельдмаршал Г. фон Клюге.

Под Москвой немцы впервые потерпели поражение, наши войска одержали свою первую и очень важную победу. Столица была спасена, врага отбросили на 150-250 километров. А главное, был развеян миф о непобедимости гитлеровской армии, всё меньше страха оставалось в душах красноармейцев, всё больше росла вера в победу.

… Мама с сестрой Ирой оказались в эвакуации в Чкалове (теперь Оренбург). Там они жили до весны 1944 года. У них была комната без электричества и отопления. Отчаянно мёрзли и голодали. Основная еда — 400 граммов хлеба, положенного по карточкам. Отцу несколько раз удавалось передать с оказией махорку или флягу со спиртом. За эти сокровища на рынке можно было выторговать продукты или керосин.

Однажды случилась нечаянная радость эвакуационной жизни — привезли кино. Мама с Ирой засобирались, принарядились. Перед фильмом крутили фронтовую кинохронику. Вдруг моя пятилетняя сестра закричала на весь зал: «Папочка! Это мой папа!» Действительно, на экране был отец. Он стоял со снятой папахой перед строем и держал речь.

Публика в зале застыла в недоумении. Остановили сеанс, стали разбираться. Всё подтвердилось! Тогда уговорили киномеханика, и он несколько раз прокрутил эпизод с отцом, а после сеанса вырезал из плёнки несколько кадров и подарил Ире.

А было так. Под Волоколамском проводилась траурная церемония на месте захоронения легендарных героев-панфиловцев. В торжественном церемониале участвовала бригада отца, и он произносил у могилы речь. Этот эпизод и засняли кинодокументалисты для фронтовой хроники.

Спустя почти сорок лет я нашёл документальное подтверждение тех событий. 18 ноября 1981 года «Литературная газета» поместила очерк А. Кривицкого «Первый обелиск» — о панфиловцах. Во время войны автор был военным корреспондентом, участвовал в той самой траурной церемонии, сделал несколько фотоснимков. В очерке он вспоминал:

«Возле могилы фронтом на запад построен полк. Не шелохнувшись стоят бойцы. Большинство из них ещё не были в деле. Их поведёт в бой полковник Подберезин.

Перед неподвижным строем бойцов у могилы героев полковник Подберезин произносит торжественные слова гвардейской клятвы: «Победить или умереть!» Звучит команда к ружейному салюту. Бойцы, образующие каре, по старому воинскому церемониалу держат винтовки «на караул». Начинается торжественный марш войск».

Отношение подчинённых к отцу было двойственным. Зная невероятную строгость, требовательность и крутой нрав своего командира, они его боялись. Но было и другое. Бойцы часто видели отца в окопах, он делил с ними все тяготы и лишения военной поры, вникал в их нужды, драл три шкуры с тыловиков, если солдаты не были чем-то обеспечены. А главное, не обращая внимания на крики начальников и угрозы отдать под трибунал, всегда организовывал бой так, чтобы потери были минимальными. Всеми силами он берёг жизнь своих бойцов. Они это видели.

После войны отец получал множество писем и от офицеров, и от рядовых солдат, и в каждом письме — уважение и благодарность. Вот одно из них, от рядового Ивана Трофимовича Кутузова:

«Дорогой мой боевой командир-полководец Илья Михайлович! Не знаю, как Вас благодарить и какие слова сказать за Ваше письмо и память обо мне. Прочитал я Ваше письмо и заплакал.

А старуха моя подошла и говорит: «Что ты, Ваня, плачешь, какое горе приключилось или захворал?» А я отвечаю: «От радости, старуха, я плачу. Как же не плакать: 30 лет прошло после войны, я и сам забыл уже, что воевал. А меня вспомнили в Риге, и сам мой командир полковник не погнушался мне, простому солдату, письмо прислать».

Село наше небольшое, а вечером у нас в хате битком набилось односельчан, и все просят, прочитай да прочитай письмо, и пошло оно по рукам. Я уже боялся, что зачитают до дыр. Расходился народ и говорит: «Вот ведь какой у нас герой Иван Трофимович. А мы думали, что ты по обозам тёрся».

У меня крыша прохудилась и течёт. Ходил я к председателю колхоза, а он говорит всё некогда и некогда. Мне уже 77 лет и не в силах сам забраться на крышу. А наутро пришёл сам председатель колхоза, прочитал письмо и ушёл, а через час пришла бригада и к вечеру крышу исправила.

А дня через два приехали из района секретарь комсомола с корреспондентом из газеты. Меня сфотографировали и напечатали в газете как героя. А какой я герой? Такой как и все солдаты. А это они по Вашему письму за героя меня признали.

Спасибо Вам, дорогой, что не забываете нас, ветеранов, которые не щадя жизни защищали Родину.

Помолодел я от Вашего письма. А писала письмо по моим словам моя правнучка Катя, ученица 7 класса».

… В начале 1944-го потрёпанную и обескровленную 212-ю стрелковую дивизию вывели в резерв и отправили в Калининскую область на доукомплектование. Полк отца расположился в Вышнем Волочке, казавшемся глубоким тылом. Непривычная тишина, неспешное течение тыловой жизни, налаженный по сравнению с окопами быт — всё казалось нереальным.

Дивизия получила щедрое пополнение: 200 офицеров и почти 4000 солдат и сержантов. Артиллерия переводилась с конной тяги на механическую, оснащалась новыми типами орудий. Пехота обучала новобранцев, шло сколачивание подразделений, но уже через две недели пришёл приказ: готовиться к отправке на фронт.… 

В конце февраля прибыли под Ровно. У отца в голове постоянно вертелась пушкинская строка: «Вновь я посетил тот уголок земли…», во всех подробностях вспоминались эпизоды Гражданской войны. В этих местах он тогда сражался, здесь впервые был ранен, здесь заслужил свой первый орден…

В марте двинулись на север, к Белоруссии. Задача: наступать на Пинск. Половину пути прошли легко, немцы серьёзного сопротивления не оказывали. Дальше начались знаменитые Пинские болота — почти 100 000 квадратных километров от Бреста до Лунинца. Топкие, почти непроходимые и летом, болота эти с весенним разливом становились непреодолимыми. Впереди подразделений пускали несколько солдат с шестами — нащупать тропы. Они медленно продвигались, прыгая с кочки на кочку.

Те, кто не попадал на твёрдую почву, без посторонней помощи были обречены: трясина медленно, сантиметр за сантиметром, засасывала. Попавшему в беду бросали веревку, вытаскивали. Основным оружием стали топоры и пилы: на разведанных участках укладывали настилы, сооружали мостки, расчищали тропы. Работали, стоя по колено, а то и по пояс в ледяной коричневой жиже. Иногда оставались без еды по нескольку дней — тылы безнадёжно отстали.

Вновь пошли вперёд только в середине лета, когда началась операция по освобождению Белоруссии «Багратион». Враг отбивался отчаянно. Победить его можно было только беспримерным мужеством, силой духа и бесстрашием. Этим наши бойцы и отличались. У деревни Лопатино небольшая группа красноармейцев должна была скрытно переправиться через реку Стырь. Первым перебрался сержант Д. Е. Тримасов, вооружённый пулемётом. За ним потянулись остальные. Немцы обнаружили их, открыли шквальный огонь, не подпуская к воде. Из наградного листа:

«Оставшись один с пулемётом на вражеском берегу, товарищ Тримасов в течение 7 часов героически отбивался огнём своего пулемёта и гранатами от наседавших немцев, уничтожив при этом до 100 вражеских солдат».

Выручили его перебравшиеся через реку в другом месте бойцы батальона под командованием капитана И. С. Мыцыка. Сержанту Тримасову было присвоено звание Героя Советского Союза.

В интернете я нашёл большое интервью с Николаем Ивановичем Сафоновым. Родился он в 1923 году в деревне Леоново Износовского района Калужской области, на войне был сержантом в полку моего отца и отзывался о нём очень тепло. На вопрос о трусах и героях Николай Иванович ответил:

«Явных случаев трусости я не видел, не помню такого. А геройских поступков было много, в пехоте вообще все герои…»

Герои… Они не были святыми — обычные грешные люди. Случалось и серьёзные проступки, но всех их выделяла беззаветная любовь к Родине — подлинный, а не казённый патриотизм. Из него и рождались мужество, бесстрашие, готовность к самопожертвованию. Это была особая порода людей.

Бои на подступах к Пинску отличались особой ожесточённостью. Только в полку отца потери составили около 800 человек. После войны он часто вспоминал всех — живых и мёртвых. Писал несметное число запросов, разыскивал однополчан и собирал их в местах самых памятных боёв. В конце 60-х я ездил с ними в деревню Жолкино, а через несколько лет отец на всё лето переехал в соседние Федоры, чтобы создать там музей боевой славы (он существует и сегодня). В каждой деревне тех краёв — братские могилы, обелиски славы и памятники павшим. В последние годы добавились новые, многие воздвигнуты на частные пожертвования.

Штурм Пинска немцы ждали с восточного направления. Полной неожиданностью для них оказалась высадка десанта с кораблей Днепровской флотилии, подошедших к городу с юга по реке Припять в ночь с 11 на 12 июля. Полк отца вместе с другими частями 212-й стрелковой дивизии в эти дни форсировал реки Припять и Пина и вышел к шоссе Пинск — Кобрин — Брест, отрезая противнику пути отступления на запад. За пять дней с боями прошли больше 100 километров, и 19 июля, форсировав реку Мухавец, подошли к Кобрину. Город был важным опорным пунктом обороны гитлеровцев. Укрепления вокруг него начали возводить ещё весной, согнав для этого сотни местных жителей.

Где прорывать оборону? Как обойти минные поля? Сколько участков прорыва готовить? Ответа на эти вопросы отец не находил — данные разведки были противоречивыми и недостаточными. Лобовая атака хорошо укреплённого опорного пункта грозила тяжёлыми и бессмысленными потерями. И опять выручили партизаны: доставили схемы всех рубежей немецкой обороны, карты минных полей, подробные сведения о частях, прикрывающих город. К утру план был готов.

Несколько штурмовых групп атаковали самые уязвимые участки вражеской обороны, захватили траншеи первой линии, подавили главные огневые точки. Следом основные силы полка нанесли удары с флангов и ворвались в город, уничтожая штабы, линии связи, тыловые подразделения гитлеровцев. Вскоре к южным окраинам подоспела 12-я стрелковая дивизия Героя Советского Союза Д. К. Малькова.

Через четыре часа город был полностью очищен от врага. Приказом Верховного Главнокомандующего полку отца было присвоено почётное наименование «Кобринский», многих бойцов и командиров наградили орденами и медалями, отец удостоился ордена Кутузова.

В годы войны погиб каждый четвёртый белорус, и этот народ особенно трепетно хранит память о Победе. В 1965 году в честь освобождения Кобрина от немецко-фашистских захватчиков в городе установили стелу. Позднее там открыли памятник, на плитах которого высечены названия 12 воинских частей, освобождавших город и получивших наименования «Кобринских», а также партизанской бригады и четырёх партизанских отрядов, действовавших на территории Кобринского района в годы Великой Отечественной войны. Летом 1974-го торжественно отмечалось 30-летие освобождения города. В те дни отцу вручили удостоверение почётного гражданина Кобрина.

От Кобрина до Бреста каких-то 35 километров, но преодолевали их почти неделю. 27 июля 212-я стрелковая дивизия подошла к Бресту. Первым в город пробился 669-й стрелковый полк, вслед за ним — полк отца и другие части дивизии. Немцы оборонялись не слишком упорно: с севера и юга город был окружён Красной армией. Отход на запад по ещё существующему коридору был единственным шансом сохранить войска. Но для наступавших взятие Бреста имело особый, сакральный смысл — здесь в 1941-м герои-защитники легендарной Брестской крепости проявили невероятную стойкость, вписали первую славную страницу в историю нашей Победы.

Впервые о подвиге защитников крепости стало известно в 1942 году из захваченного штабного немецкого донесения. Позднее имена героев и память о них были увековечены писателями Сергеем Смирновым и Константином Симоновым.

В честь освобождения Бреста Москва салютовала двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий. Дивизию наградили орденом Суворова, а полки орденами Красного Знамени.

После взятия Бреста 212-ю стрелковую дивизию вывели для отдыха и пополнения на освобождённую от немцев польскую территорию под Белосток. Оттуда — под Псков для участия в Рижской операции. В конце сентября началось наступление вдоль шоссе Псков — Рига. Очень быстро дошли до Рауны и Цесиса, овладели этими городами.

Для удержания Риги немцы организовали пять оборонительных рубежей. Самый прочный, наиболее укреплённый — в районе Сигулды. Судьба Риги решалась здесь. Здесь же развернулись самые ожесточённые и кровопролитные бои. Из письма сержанта Д. И. Фудима:

«Того, что творится от Сигулды до Ропажи, никогда ещё не видел и не слышал — такой канонады, такого скопления всевозможной техники. С раннего утра и до позднего вечера стоит такой грохот, что земля дрожит. Беспрерывно бомбит наша авиация, работают катюши. Немцы отвечают ожесточёнными контратаками, вчера их было восемнадцать! Напрягаем все силы чтобы отбивать их. В этих боях убило моего командира взвода, ранило товарищей — разведчика и связиста, с которыми я вместе воевал с февраля месяца».

Бои под Сигулдой продолжались девять дней. Исход сражения опять решил высокий боевой дух, героизм и мужество красноармейцев. Это не пропагандистское клише и не идеологический миф, а правда жизни тех страшных дней. Вот несколько примеров из боевых донесений 692-го стрелкового полка:

«Рядовой 2-го стрелкового батальона И. Жук, спасая товарищей от огня выдвинувшегося к траншее немецкого танка, бросился под танк со связкой гранат, подорвав себя вместе с танком».

«Рядовой 1-го стрелкового батальона Г.Скаргин, получив ранение, продолжал сражаться. Он не вышел из боя и после второго ранения, и только будучи ранен в третий раз позволил командиру отделения эвакуировать его в тыл».

«Рядовой 1-го стрелкового батальона Г. Кевец ворвался в немецкую траншею и в упор стал расстреливать врагов. Когда у тов. Кевеца вышли патроны, во время рукопашной схватки он схватил у убитого им унтер-офицера пистолет и начал из немецкого оружия истреблять гитлеровцев. Немцы, видя перед собой такого бесстрашного воина, стали разбегаться, а трое подняли руки. Тов. Кевец убил 12 немцев и трёх взял в плен».

После взятия Сигулды полк отца стремительно продвигался к Риге. Из-за отрыва от основных сил, колонну полка наши лётчики приняли за противника, нанесли бомбовый удар по своим. Увы, такое тоже случалось…

В этих боях отец впервые столкнулся с власовцами, брошенными немецким командованием на оборону Риги. От отцовских сослуживцев я слышал, что пленных немцев щадили и отправляли в лагеря, власовцев же расстреливали на месте. Через несколько дней, войдя в Ригу, бойцы увидели на одном из домов «привет» от отступивших власовцев — нарисованный мелом могильный холмик и надпись на русском языке: «Советский солдат, это твой последний путь! Мы ещё вернёмся!» Не вернулись…

Потеряв Сигулду, гитлеровцы начали повальный грабёж Риги. Один за другим выходили из порта пароходы с награбленным добром. В предместьях немцы отобрали у крестьян весь скот, прогнав через город огромное стадо. Трудоспособных горожан отправляли в Германию на работы. Все важные городские объекты минировались.

10 октября полк отца форсировал реку Лиела Югла, на следующий день — Маза Югла. Вечером 12 октября Красная Армия вышла к большим озёрам Кишэзерс и Юглас, окружающим Ригу с севера и востока. Части 374-й и 375-й стрелковых дивизий и 285-й отдельный моторизованный батальон из района Яунциемса начали форсировать Кишэзерс. Войска и техника переправлялись на 76 амфибиях, лодках местных жителей, на плотах и подручных средствах. Это оказалось полной неожиданностью для немецких войск, они начали отступать. За ночь через озеро шириной 2 километра перебрались 3000 бойцов. Из района Межапарка через Чиекуркалнс они преследовали отступающего врага в сторону центра. Несколько подразделений вдоль северного берега Кишэзерса продвигались к порту.

В ту ночь полк отца отца обошёл озеро Юглас с юга и ворвался в город. С этого же направления продвигались самоходные артиллерийские установки 369-го стрелкового полка 212-й дивизии. Гитлеровцы, взорвав крупнейшие заводы, электростанцию, выведя из строя водопровод, поспешно отступили на западный берег Даугавы. Перебравшись через реку, взорвали за собой мосты.

К утру полк отца занял весь центр города. Дважды орденоносец старшина Попов водрузил красное знамя над зданием на углу Бривибас и Меркеля. Этот момент запечатлел поднявшийся с Поповым на крышу фотограф политотдела рядовой Мутовин. Он же фотографировал на память пехотинцев вместе с артиллеристами на фоне памятника Свободы.

Через два дня была освобождена и левобережная часть города, в Ригу вступил 130-й Латышский стрелковый корпус, наступавший с юго-востока.
За освобождение Риги 212-я стрелковая дивизия заслужила свой третий орден — орден Кутузова. Получили награды бойцы и командиры, отличившиеся в Рижской операции. Отец был награждён орденом Александра Невского. В представлении к награде указано:

«В боях под городом Сигулда полк, которым командует тов. Подберезин, 20.09.44. преодолевая сильное огневое сопротивление противника, прорвал оборону немцев по фронту до километра и вклинился своими подразделениями в боевые порядки противника. В течение ночи на 29.09.44 и дня 29.09.44 чёткой организацией взаимодействия родов войск успешно отразил 18 крупных контратак противника до батальона пехоты при поддержке самоходных орудий и танков, тем самым удерживая тактически важный рубеж для наших частей.

В этих боях полком тов. Подберезина уничтожено свыше 700 немецких солдат и офицеров, захвачены пленные.

Сам тов. Подберезин показал личное мужество и отвагу, чем воодушевлял своих бойцов, которые всюду видели в боевых порядках своего командира полка.

За умелое руководство в бою и проявленную инициативу и мужество достоин правительственной награды — ордена Александра Невского».

В Москве ещё гремели залпы салюта в честь освобождения Риги, а полк отца уже совершал марш в район новых боёв. До конца войны оставалось ещё полтора года. На пути к Берлину будут новые испытания стойкости и силы духа, ежедневные потери боевых товарищей, безмерные тяготы и лишения той страшной войны. Всё это ещё предстояло превозмочь прежде чем над куполом Рейхстага взовьётся знамя великой Победы.