Общепризнанный мастер русского слова, долгие годы живущая в Израиле, Дина Рубина на протяжении почти двух часов свободно общалась с рижской публикой, покорив ее своим обаянием и позитивом.
Сказать по правде, сегодня не так уж часто приезжающие в Латвию с лекциями наши бывшие соотечественники по некогда одной большой стране, отличаются таким располагающим позитивом, тонкой иронией и самоиронией, как моя любимая Дина Рубина. И лично меня это тоже искренне порадовало, ибо мне всегда бывает неудобно за иных заезжих, некогда российских, лекторов, писателей, публицистов и т.п., от которых так и прет во все стороны злобное высокомерие и апломб.
Это раздражает и вызывает неприятие, даже если многое из того, о чем они вещают, не лишено справедливости. Как тут не вспомнить слова, сказанные Владимиром Высоцким в интервью западным журналистам: « У меня есть претензии к властям моей страны, но обсуждать я их буду не с вами»…
А зачем все это?…
Но, Бог им судья, вернемся к Дине Рубиной! Она была артистична и великолепна, так же как и ее талантливая проза, искренней поклонницей которой я являюсь с давних времен. А на лучших образцах, признаюсь, учусь и по сей день. И когда я не могу найти верный стиль и интонацию при создании собственных опусов, то просто на ночь перечитываю ее рассказы.
А утром у компьютера рука сама начинает стучать по клавиатуре, даже если пишу не по заданию редакции, а для себя и своих друзей — вот как сейчас! Во втором отделении Дина Ильинична начала отвечать на записки из зала. И это тоже у нее получалось легко и свободно. Первый же вопрос, правда, вызвал ее удивление:
- Люди рождаются, потом сами рожают, потом умирают, потом их дети тоже рожают и умирают, и так далее. А зачем все это?
— Я, конечно, уже немолодой и довольно известный писатель…, — немного смущенно сказала Дина Рубина. — Но все же — не Господь Бог, и сама постоянно задаюсь этими же вопросами… Нам остается только одно — рожать побольше детей, возможно, тогда мы как-то сможем пересилить это дело, и что-нибудь путное у нас в конце концов все же получится…
Да, я же еще не призналась в любви к Риге! Хотя для меня это особый город. Дело в том, я сама — родом из Ташкента, и в 1966 г., когда мне было 12 лет, я пережила ташкентское землетрясение. Мой отец был художником, членом Союза художников Узбекистана, по линии которого 60 детей и я в их числе были отправлены на оздоровление в Латвию — в Дом творчества художников, расположенный в Юрмале, в Дзинтари.
Для нас, прибывших из Узбекистана и никогда нигде до этого не бывавших, Рига стала невероятным художественным шоком! Здесь была совершенно другая архитектура и абсолютно иная жизнь. С тех пор сосна — любимое мое дерево, а рижский стиль — мой любимый в архитектуре. Поэтому в Ригу я всегда приезжаю с неизменным удовольствием.
- Как вы относитесь к экранизации ваших книг, приглашают ли вас в качестве консультанта при съемках?
— Есть два фильма, к которым я сама писала сценарий — «Любка» и «На Верхней Масловке». Не то, чтобы у меня совсем нет претензий к этим экранизациям, поскольку, хотя ты и сам пишешь сценарий, сам показываешь и даже сам будешь играть все роли, режиссеры все равно умудряются что-нибудь поменять самым роковым образом…
Видимо, это для того, чтобы писатель сидел потом у экрана и умирал при виде того, что они с его произведением сотворили. Я уже как-то говорила, что автора сценария надо убивать до премьеры, тогда он, по крайней мере, умрет счастливым.
Сценарии фильмов "На солнечной стороне улицы" и «Синдром Петрушки» писала не я. Старалась долго эти кинокартины не смотреть. Но сейчас это трудно сделать, даже если говоришь, что у тебя нет телевизора в доме, тебе пришлют ссылку по Интернету и смотреть придется. Я посмотрела… Можно, больше ничего говорить не буду?
Where are you from? (Откуда ты приехала?)
- Где можно купить вашу книгу «Вот идет Мессия!»?
— В московском издательстве «Эксмо» сейчас издано все из моей серии «Малая проза». В данный момент планируется переиздание и всех моих 10 романов… Спасибо вам за вопросы, мне очень приятно внимание рижан к моему творчеству.
Вы знаете, я тут встретилась со своей подругой, с которой мы когда-то учились в одной школе в Ташкенте. Как водится, были воспоминания, разговоры, кто, где живет, как жизнь сложилась. И тут она сказала про одного общего знакомого, который уехал аж в Новую Зеландию и пишет, что там ему дико скучно!
А я вспомнила совершенно замечательный случай про эту прекрасную страну, куда переехала и моя старшая сестра. Она — скрипачка, причем, очень хорошая. Но первое время она слабо владела английским и всего побаивалась. Ее временно пригласили играть в симфонический оркестр — на подмену. Сестра очень дорожила этой работой, другой-то у нее не было. На Западе приезжего человека идентифицируют по неким признакам — либо по стране, либо по языку, либо по вероисповеданию.
Сидя на дальней скамейке в оркестре, моя сестра услышала, что вскоре к ним из соседнего городка приезжает дирижировать один очень пожилой и желчный господин, который терпеть не может женщин. Нет, в бабском качестве, возможно, он их как-то и терпит, а вот в профессиональном — ненавидит.
Как только в оркестре он натыкается на новое дамское лицо, тут же останавливает репетицию, нацеливает на бедную женщину свою дирижерскую палочку и учиняет допрос на английском языке — кто ты, откуда и т.д. по всем этим параметрам. Услышав это, сестра моя начала трястись еще до его приезда…
И вот он таки приезжает, идет репетиция, играют Вагнера. Господин замечает в задних рядах бледное лицо новенькой скрипачки, останавливает репетицию и задает свой сакраментальный вопрос:
— Where are you from?(Ты откуда?)
Трепеща от ужаса за свой, совсем-никакой-английский, сестра поднимается и говорит, что она родом из Узбекистана.
— А где это?— в недоумении спрашивает дирижер.
— Это такое место на границе с Китаем… — неуверенно отвечает она.
— А какой там язык?
— Род тюркского.
— Так ты — тюрка?
— Нет, — честно отвечает сестра, — я не тюрка!
— Так это же твой родной язык?
— Мой родной язык русский, — поясняет она.
— Так ты — русская?— еще больше недоумевает сбитый с толку старик.
— Маэстро, я такая же русская, как и вы! — начинает паниковать моя сестра.
— Ты меня совсем запутала! — сердится маэстро. — Хорошо, какое у тебя вероисповедование?
Месть первой скрипки
Сестра, которая никогда ничего не исповедовала, все же вынуждена была сообщить, что она исповедует иудаизм. Иначе бы он ее не понял никогда… И вот эта история продолжалась каждый раз, когда старик приезжал дирижировать с их оркестром. Он натыкался взглядом на мою сестру, останавливал репетицию, направлял на нее свою палочку и повторялась вся эта история с Узбекистаном на границе с Китаем, языком рода тюркского, с родным русским, с вероисповеданием иудаизма…
Это длилось до тех пор, пока сестре на дали постоянную позицию в оркестре, она себя уже хорошо зарекомендовала и ее отправили в первые скрипки оркестра. А это уже — тисненный золотом сертификат на жизнь: оплаченные отпуска, медицинские страховки, пенсии и т.п. И вот сидит моя сестра-первая-скрипка и с нетерпением ждет, чтобы приехал этот старый м…к и задал ей свой любимый вопрос.
Но вот он приезжает, оркестр играет Вагнера, господин дирижер ищет в задних рядах лицо моей сестры… И не находит. Вдруг он натыкается на нее в первом ряду, торжествуя, тут же останавливает репетицию, нацеливает на нее свою палочку и спрашивает:
— Where are you from?
И моя сестра, трепеща, но на сей раз уже от нетерпения, поднимается и говорит:
— Маэстро, я уже много раз рассказывала вам всю эту историю. Очевидно, вы мне не верите? Придется вам сказать правду! Я родилась черным американским мужчиной, но постепенно, мало-помалу, стала белой новозеландской женщиной. Просто у вас тут отличные шампуни — ну потрясающие шампуни!..
Понятно, что при этих словах музыканты повалились от хохота на свои инструменты, и старому идиоту не оставалось ничего другого, как отпустить всех на перерыв…
Писатели — люди приземленные
Рассказав в лицах эту забавную историю, причем, Дина Рубина оказалась еще и талантливой пародисткой, она, оглядев стоящую на сцене опустевшую большую вазу для вопросов, обратилась к сидевшим в зале поклонникам ее творчества:
— Я ответила на все ваши вопросы. Спасибо! Вы удивительно спокойная публика, не закидали меня записками, и даже не спросили, почему я в своих выступлениях так часто использую ненормативную лексику. Я недавно выступала в Санкт-Петербурге в ДК Ленсовета, где собралось около двух тысяч человек. Среди них была моя приятельница, которая потом мне рассказала о случайно услышанном ею в туалетной комнате диалоге двух питерских дам, одна из которых сказала: «Знаешь, а мне не понравилось… Она же говорит прямо все слова!». На что ее седовласая приятельница ответила: «Ну что же ты хочешь? Писатели такие приземленные люди…»
По поводу этого вопроса. Вы же знаете, что в России со сцены запрещено использовать нецензурные слова и выражения. Даже на книгах сейчас ставят «18+» или по кругу пишут: «Содержит нецензурную брань». Это, по-моему, блистательная аттестация прозы очень многих писателей.
Я сразу вспоминаю Ивана Алексеевича Бунина, который, как известно, был величайшим знатоком и пользователем русского мата. Когда он получил Нобелевскую премию, писатель заказал столик в парижском ресторане. Опаздывая, он поймал такси, сев с женой на заднее сиденье. Таксистами в Париже то время, как правило, были бывшие русские офицеры, бежавшие после революции из России.
Бунин, который сильно опаздывал, сидя сзади, очень нервничал по этому поводу и оттого все время употреблял те слова, которые он знал блестяще. Кожаная спина таксиста была как каменная. Но когда они приехали, водитель обернулся и сказал пассажиру: «Ну, господин хороший, вы меня удивили… Я пятнадцать лет прослужил на флоте, а такого не слышал!» На что Бунин тут же ответил: «А как вы полагали, милостивый государь? Я — почетный член Российской академии изящной словесности!»…
Что же это получается?
И уж коль мы с вами заговорили о мате, не могу не рассказать еще одну историю из воспоминаний о Фаине Раневской, рассказанную русским драматургом Николаем Эрдманом. Однажды он собирался в гости к Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник — известной писательнице и одной из лучших переводчиков Шекспира, интеллигентнейшей даме дворянских кровей, дружившей с самим Чеховым.
Фаина Раневская, услышав, к кому он направляется, начала упрашивать взять ее с собой. Эрдман отнекивался: «Прости, не могу! Ты же обязательно откроешь рот и скажешь что-нибудь в свойственной тебе манере!» Но она так умоляла его, клятвенно заверяя, что не скажет там ни единого слова, что Эрдман все же взял ее с собой.
В комнате собрались подружки Татьяны Львовны, такие же благообразные седовласые старушки дворянской эпохи. Английский чай, мейсенский фарфор, серебряные приборы, приглушенный интеллигентный разговор… Татьяна Львовна, вся в брюссельских кружевах, в окружении своих благообразных старушек, с грустью рассказывала, как «Антоша» ужасно страдал в Ялте, как он был одинок, и как тяжело умирал. А Ольга Леонардовна (О.Л. Книппер-Чехова — актриса, супруга писателя — А.Б) вовсе не торопилась приехать к нему, играла на сцене, и крутила романы…
К этому драматическому моменту Фаина Георгиевна, уже принявшая бокальчик винца и размягшая от горячего чая, всплеснула руками и искренне воскликнула: «Татьяна Львовна, что же это получается — Ольга Леонардовна была б…дь?!». Произнеся это, Раневская сразу вспомнила, где она находится, и схватилась за голову. Ей казалось, что сейчас ее спустят с лестницы, и никогда больше не пригласят в этот чудесный дом… А Татьяна Львовна, отойдя к стене комнаты, прислонилась к ней, изящно сложила сухонькие ручки на груди, и сказала, печально покачав седой головой: «Б…дь, матушка, б…дь!…»
Осадок остался…
На этом месте мне следовало бы закончить свой спонтанный репортаж о встрече рижан с Диной Рубиной. Но есть таки маленькая ложка дегтя, увы… Одна из записок, пришедшая почти под занавес, все же немного огорчила писательницу, которая почти два часа с искренним упоением общалась со зрительным залом, заряжая его позитивом и хорошим настроением. Записка, положенная в вазу молодой женщиной-блондинкой, гласила: «Не надо нам читать ваши старые рассказы. Лучше расскажите что-то новое!..» Дина Ильинична прочла это вслух, глаза ее сразу немного потухли и она ответила:
— Пожалуйста, подойдите ко мне после программы, я верну вам деньги за билет!… Я очень люблю общаться с самыми разными людьми, часто записываю рассказанные мне истории, которые кажутся мне интересными. Но пишу и объемные романы, которые я при всем желании не могу же читать со сцены. А в перерывах между романами пишу малую прозу, вот ею и делюсь с вами. Огромное спасибо за этот вечер!..
В фойе выстроилась очередь человек в 50 из желающих получить автограф любимой писательницы, кто-то передавал ей цветы, сувениры, подарки в пакетах… И каждый старался сказать ей хоть пару добрых слов и выразить свою благодарность — за ее удивительные прекрасные книги, за чудесные рассказы и замечательный вечер.
Многие рижане пришли на встречу с ней уже не в первый раз — специально, чтобы именно в ее авторском исполнении услышать любимые рассказы. Дина Рубина была очень тронута, улыбалась, отвечала на вопросы, благодарила, фотографировалась с поклонницами. И кажется, неприятный эпизод немного подзабылся. Дай-то, Бог! Простите нас, уважаемая Дина Ильинична — мы вас любим! Приезжайте еще — придем обязательно!
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен