Ньюсмейкер недели в регионе – Эстония. Неполживый портал Гостелерадио выдал новость под названием "Рийгикогу принял резолюцию с осуждением российской интерпретации истории", настоящее название – "Об исторической памяти и фальсификации истории".
Как сообщает портал, "Из присутствовавших на заседании депутатов 72 проголосовали за принятие резолюции. Против проголосовал только Михаил Стальнухин (Центристская партия), еще шесть депутатов от Центристской партии не приняли участия в голосовании".
Какое беспримерное мужество! Гвозди бы делать из этих людей!
Для начала давайте попинаем портал Гостелерадио, тот, который rus.err.ee. Потому как что-то в этой новости не давало мне покоя, а когда понимание пришло, то кинулся проверять. И оказался прав. Дело в том, что у Рийгикогу нет такого документа, как "резолюция". Закон о регламенте Рийгикогу для выпуска пара предусматривает для парламента Эстонии только две формы – заявления и декларации (ст. 154 закона), и никакие "резолюции" законом не предусмотрены. В голове уже вызревал план обжалования этого исторического во всех смыслах документа по формальным основаниям, но все испортила моя привычка проверять. Оказалось, что в оригинале все-таки "заявление".
Лжепатриотам из русской службы портала Гостелерадио "заявления", видимо, показалось мало, и они усилили эффект, приписав Рийгикогу "резолюцию". "Чтобы это была окончательная бумага!".
По доброте душевной решил позвонить "коллегам" с тем, чтобы исправили ошибку. Нашел на сайте только общий телефон Гостелерадио. По ходу вспомнил, что уже как-то пытался это делать, и безрезультатно. Может, что-то изменилось? Оказалось, нет. Что мне секретарь на том конце провода (для беспроводной связи уже придумали выражение?) и подтвердила. Ни одного доступного телефона у русскоязычной редакции портала Гостелерадио нет. Ну а на "нет" и суда нет.
Впрочем, вспомнилось отчего-то, как главред неполживого Postimees на русском языке Олеся Лагашина допрашивала в эфире программы "На острие" главреда Sputnik Эстония Елену Черышеву на предмет того, почему это у данного СМИ списка сотрудников на сайте нет. При этом все проходило в студии ETV+ здания Гостелерадио, где у сотрудников русскоязычной версии портала вообще нет ни одного номера телефона. До Sputnik Эстония хоть дозвониться можно было, до этих – нет. По причине отсутствия телефонов. Вспомнил также, что в прошлый раз, когда я пытался это сделать, секретарь сказала мне, что у них только личные телефоны, а личную информацию они не выдают… Такое вот в Эстонии Гостелерадио. Публично-правовое.
Раз уж зашла речь о главреде Sputnik Эстония, то вот свежие новости от нее.
Однако вернемся к главной теме – заявлению эстонского парламента. "Война за историю" явно перешла в горячую фазу, которая требует осмысления. По времени это совпало с написанием мной главы о первой фазе развертывания нацизма книги о практической диагностике (нео)нацизма, так что интерес к теме у меня двойной. Беру (помимо академических штудий, изучения судебных решений, законов и международных договоров) в том числе, как я их назвал, "академические интервью" у людей, которым есть что сказать по теме. Так, в частности, Владимир Симиндей обратил мое внимание на статью Алексея Миллера "Почему Россия больше не может игнорировать войны памяти", которая достойна как самостоятельного изучения, так и обильного цитирования:
"На протяжении последних 15 лет политика памяти в Европе претерпевала интенсивные, даже драматические изменения. Они касались не только конструкции общеевропейского нарратива, но и более глубинных вещей – понимания самой природы той сферы публичной активности, которая называлась коллективной или культурной памятью.
В конце 1980‑х – начале 1990‑х годов немецкий опыт рассматривался, в том числе и в нашей стране, во многих отношениях как образцовый. Он описывался такими понятиями, как Vergangenheitsbewältigung (преодоление прошлого) и Aufarbeitung der Vergangenheit (проработка прошлого). "Проработка прошлого", устранение "белых пятен" и обсуждение "темных страниц", как предполагалось, были не просто моральным императивом, но и необходимым условием для успеха будущего развития общества.
Причем обсуждение трудных страниц прошлого между конфликтовавшими прежде народами должно было привести к взаимопониманию и примирению.
Правильность такого подхода, казалось, подтверждали события в Западной Европе, где именно в конце 1980‑х и в 1990‑е годы все больше стран приходили к публичному признанию своей ответственности за холокост, который занял центральное и уникальное место в общеевропейском историческом нарративе.
Этот подход к памяти, который иногда называют "космополитическим", предполагал, во‑первых, преобладание "критического патриотизма", когда особое внимание уделяется постыдным страницам национального прошлого, что делает невозможным нарратив, концентрирующийся исключительно на страданиях собственной нации. Во‑вторых, он предполагал возможность создания общих наднациональных нарративов, плодом чего была популярность совместных, межнациональных учебников истории и других подобных проектов.
Конфликт в интерпретации прошлого, если он возникал и обсуждался, рассматривался как эпизод на пути к достижению согласованной позиции, формированию общего нарратива и преодолению прежних несправедливостей. Иначе говоря, культурная память воспринималась как сфера, где законы политики, в центре которой стоит конфликт интересов, не работают. Интерес был общий – выяснить правду и примириться через покаяние.
Однако столкновение с подлинной восточноевропейской культурой памяти разрушило прежний консенсус. Восточноевропейская культура памяти опиралась на принципиально иные основания – в роли главной, если не единственной жертвы выступала именно своя нация, и национализм был стержнем этой политики памяти. Немецкий образец, основанный на убеждении, что в центре работы памяти должно стоять покаяние, был чужд странам Восточной Европы.
Общественность, в особенности ее мобилизованная часть, в большинстве стран Восточной Европы была вовсе не либерально-демократической, а, как правило, националистической. Этот конфликт до определенного времени камуфлировался, восточноевропейские страны, заявлявшие о стремлении в Евросоюз, хотели продемонстрировать следование космополитическому канону как общеевропейской ценности.
Однако в действительности подход посткоммунистических элит к политике памяти был принципиально иным. И речь здесь не только о несовместимости "жертвенного" нарратива восточноевропейских стран с западноевропейской версией общеевропейского нарратива, но и об ином подходе к самой природе культурной памяти.
Признаки разрушения "космополитического" консенсуса ретроспективно можно было различить уже на рубеже ХХ и XXI вв. Они проступили со всей очевидностью в 2004 году, в момент резкого расширения ЕС на восток. Включив сразу 10 новых членов, восемь из которых были посткоммунистическими странами, ЕС одновременно потерял ключевой инструмент влияния на поведение их элит.
В 2004‑м в Польше появились первые публикации, которые говорили об исторической политике (polityka historyczna), утверждая, что сфера культурной памяти – политическая, что в ней действуют те же законы, что и в других сегментах политики, и что здесь решаются важные политические задачи. Причем решаются, как и свойственно политике, через конфликт, в котором выявляются победители и побежденные".
Заканчивает он так:
"России в этой ситуации предстоит решать сложную задачу. С одной стороны, игнорировать эту войну памяти, которая ведется против нее с нарастающей интенсивностью и бесстыдством, невозможно. Избегать конфронтации уже не получится. С другой стороны, следовать "зеркально" тактике противника нельзя. Потому что это значит пасть до постыдного уровня восточноевропейских "бойцов".
Именно этого от России хотели бы поляки, опубликовавшие за последние недели в качестве реакции на выступление Путина о польском межвоенном антисемитизме море невероятной русофобской пропаганды. "Мы так делаем, и они так делают – все так делают. И давайте делать это дальше" – вот их логика. Но хотим ли мы нагнетать полонофобию или германофобию в нашей стране, даже сознавая, что русофобия широко распространена в этих государствах? Ведь этим мы наносим ущерб собственному душевному здоровью.
И самое главное – ввязываясь в войну, планируя союзы, одерживая в ней тактические победы, важно думать о том, как мы эту войну будем заканчивать. Потому что она закончится, не завтра и не послезавтра, но закончится. И стараться приближать этот момент нужно уже сейчас, будучи открытыми к задавленному сегодня диалогу с теми нашими оппонентами, кто готов вести о наших несогласиях взаимоуважительный разговор. Эти люди есть и там, и здесь".
Всякая война нуждается в инфраструктуре, и "войны памяти" – не исключение. Эту инфраструктуру частично исследовал Виталий Васильченко. "Частично" – потому, что исследовал далеко не все восточноевропейские страны (в частности, вообще избежал его внимания Эстонский институт памяти), и, во-вторых, исследовал их с позиций выполнения ими своих формальных (раскрытие архивов спецслужб), а не фактических задач. Впрочем, сделанный им обзор все равно хорош, и также достоин цитирования:
"В феврале 2018 года президент Польши и член консервативной партии "Право и справедливость" Анджей Дуда принимает, пожалуй, одно из самых спорных решений в своей карьере: несмотря на громкие протесты внутри страны и за рубежом, он подписывает поправки в закон об Институте национальной памяти.
Этот институт и без того имеет довольно неоднозначную репутацию польского "министерства памяти", в котором заправляют историки и прокуроры, чьи политические позиции нередко склоняются к крайне правым. В их полномочия входят исследования преступлений нацистского и коммунистических режимов против польского населения в 1939 – 1989 годах, а с 2006 года – еще и люстрационные процессы.
Поправки предполагали уголовное наказание за публичные высказывания о причастности поляков к массовому уничтожению евреев во время Холокоста – несмотря на документальные доказательства этого факта. Запрещал закон и отрицание принятой в Польше версии преступлений украинских националистов на территории Волыни.
Однако через полгода под международным давлением и перед лицом неизбежных исков в суд Европейского союза и в Европейский суд по правам человека польский сенат все же отозвал часть поправок, связанных с уголовным преследованием.
Громкий международный скандал отлично иллюстрирует статус одной из самых заметных и спорных институций Европы, в ведении которой находятся архивы коммунистических спецслужб. Институт национальной памяти (ИНП) – одновременно самый крупный архив Польши, научно-исследовательский институт, издательство, крупное образовательное учреждение, независимый орган государственной власти, отдельный орган судебной системы, а также орган, ответственный за люстрацию. Неудивительно, что такое количество организаций под одной крышей регулярно приводит к внутренним конфликтам, которые годами не сходят со страниц прессы: на протяжении последних десяти лет ИНП не покидает первых строчек в рейтингах упоминания государственных учреждений в польских медиа".
Действительно, Восточной Европе удалось навязать ЕС свой исторический нарратив – процесс, который Александр Носович в свое время назвал "прибалтизацией Европы". Алексей Миллер, несмотря на прекрасный анализ, решений не предлагает. "Зеркалить" восточноевропейцев – значит подвергать опасности свою душу, а отмалчиваться – тоже не дело. Путинское "Мы заткнем их поганый рот фактами!" не похоже на "асимметричное решение", которыми так знаменит российский президент. Более того, следует констатировать как провал в работе совместных комиссий историков, так и неудачу в попытке наладить работу Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории. Вот как заткнуть "поганый рот", который в принципе не умеет затыкаться? Тут впору выслушать все мнения, в том числе конспирологические теории.
Одну из таких представил Михаил Хазин:
"Идея "новой Ялты" построена на том, что державы-победительницы финансового глобализма, "Западного" глобального проекта (который определял мировой порядок несколько десятилетий) имеют право на определение нового мирового порядка. Отмечу, кстати, что считаю название "Ялта-2" категорически неприемлемым, поскольку на Ялтинской конференции встречались победители в настоящей войне, по итогам которой несколько стран теряли свою суверенность и подверглись оккупации. А "новая Ялта" – это просто формат, с тем же успехом это формат можно назвать "новый Венский конгресс". Вопрос только один: а что такое "финансовый глобализм"? Кто его представляет и кто определяет его принципы и позиции? Кто будет персонифицировать проигравших? (…)
Этот вопрос вовсе не праздный. Либеральная пропаганда столько твердила о "свободе" и "демократии" (пусть даже элиты в нее не верили ни секунды), что объяснить общественности разных стран, что кто-то там где-то там собрался и что-то за неё решил, так просто не получится. Да и банкиры не будут сидеть сложа руки, поскольку им совершенно не хочется становиться "лузерами". То есть пропаганда восстановления "тоталитаризма" и "диктатуры" будет работать в полный рост.
И противопоставить ей в такой ситуации можно только персонифицированный финансовый глобализм. Причем представлять его могут вовсе не глобалисты, а кто-то, кто возьмет на себя публичную пропаганду соответствующих ценностей и позиций. Причем в несколько утрированной манере (чтобы легче было работать антилиберальной пропаганде) и, желательно, в привязке к какому-нибудь общепринятому злу. (…)
Теперь вопрос, кто может персонифицировать это зло в страновом выражении? Понятно, что не державы-победительницы. В них борьба с либерализмом ведётся на внутриполитическом уровне и внешнему обсуждению она подвергаться не должна.
Если Трамп выиграет выборы в ноябре этого года, если Путин завершит антилиберальную чистку, если Си по итогам эпидемии коронавируса ещё более ослабит "комсомольские" кланы, то тут вопросов не будет. Индия вообще – вещь в себе. Великобритания свой выбор сделала выходом из ЕС. Остается, собственно, ЕС – как последний оплот "Западного" проекта на страновом и надстрановом уровне. (…)
И поэтому опытные люди Власти отлично понимают, что для того, чтобы "отвязать" себя от проигравших, элиты "Западного" проекта, ее нужно отождествить для публики с кем-то, кого не жалко. А потом их публично растоптать и объяснить, что, мол, мы-то всё всегда понимали, но были обстоятельства… Которые мы героически преодолели. (…)
И все крепнет у меня ощущение, что такой жертвой станет связка "Польша-Украина-Прибалтика". Почему? Причин тут несколько. Во-первых, демонстративный либерализм и антикоммунизм. В условиях кризиса критиковать левые идеи вообще чревато, даже в США реабилитировали слово "социализм". Но нынешние элиты упомянутых стран всю свою легитимность построили на концепции "жертв коммунизма" и отказаться от этой риторики не могут ну просто никак. Чем уже все реальные правящие элиты серьезных стран раздражают.
Во-вторых, они ориентированы именно на представителей "Западного" проекта, прежде всего, в США. Это понятно, ничего другого тридцать лет тому назад не было, но тот же Орбан в Венгрии сделал совершенно другую ставку и – выиграл. А эти не сумели. Возможно потому, что Орбан, все-таки, венгерский патриот, а в упомянутых странах в правящих элитах сидят откровенные американские лоббисты, причем не просто американские, а либерального разлива. Соответственно, сегодняшний Киев находится в жёсткой конфронтации с командой Трампа в Вашингтоне.
В-третьих, они все жуткие националисты с яркой примесью фашизма. А фашизм, к слову, осужден Нюрнбергским трибуналом. И по этой причине объяснять никому ничего не надо, просто будет объяснено, что финансовый глобализм – это и есть фашизм, что откровенно проявилось в тех странах, в которых прогрессивные силы не сумели "отжать" финансовых глобалистов от власти демократическим путем. Вот в США, Китае, Великобритании, Франции и даже России это удалось, а вот в Польше, Украине и республиках Прибалтики не вышло. Тоталитарные либералы не дали! Ату их!".
Привлекательность этой "теории заговора" от Михаила Хазина в том, что нам, собственно, и делать-то ничего не надо – "люди Власти" договорились и сольют Польшу, Украину и Прибалтику вместе с их "правым курсом" и "правыми секторами". И выйдут на сцену все в белом.
Впрочем, надо. Надо вытаскивать из тюрем политзаключенных, прекращать преследование правозащитников и надо, наконец, побеждать на выборах! Как бы к ним не относиться. Но сначала –
Свободу Юрию Мелю, Альгирдасу Палецкису, Олегу Бураку, Константину Никулину!
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.