Андрей с детства хотел быть полицейским, как и его отец. Когда мальчику было шесть лет, отец погиб при невыясненных обстоятельствах. И дальше мама поднимала их с братом одна, работая бухгалтером на двух-трех работах. Каждый год 1 мая, в день гибели отца, он с утра едет в церковь и ставит свечку за упокой его души.
Школа, академия, университет
Они жили в Елгаве, где Андрей Пагор и родился в 1986 году. Десять лет их семья ютилась в бывших немецких казармах, здесь в основном жил местный рабочий люд. До школы они с братом добирались пешком – три километра туда и столько же обратно. Район был лихой, постоянные драки, грабежи, рядом базар со всеми его прелестями, а неподалеку от дома еще и алкогольная точка.
Учился парень охотно, участвовал в олимпиадах и спортивных мероприятиях. Портрет юного Пагора, отличника и спортсмена, висел на школьной Доске почета с надписью "Гордость нашей школы".
Параллельно он учился в спортшколе, занимаясь легкой атлетикой, волейболом, футболом. Школу он закончил в 2006 году и отправился покорять Ригу. Полицейская академия тогда была чуть ли не единственной возможностью в Латвии получить профессию для ребят из других городов и местечек, чьи родители не могли обеспечить им учебу в платном вузе и аренду жилья в Риге.
Жили в казармах, в шесть утра – подъем, кросс, завтрак. В восемь – занятия, загружены были до вечера. Преподаватели, в основном спецы из старой гвардии, обучали будущих полицейских азам службы. Но не только. Как вспоминает Андрей, их учили беречь честь мундира, доводить начатое дело до конца, ничего не перекладывать на других.
"Помню, у нас учились два латгальца, так они почти ни слова не знали по-латышски, – рассказывает Андрей корреспонденту Baltnews. – И были ребята из Екабпилса, которые по-русски говорили с большим трудом. Академия обучила языкам и тех, и других! И мы все отлично ладили между собой, никаких конфликтов на национальной почве не было и в помине. Увы, в 2008 году было принято решение о закрытии академии полиции. Я до сих пор считаю это очень большой ошибкой".
После академии Андрей Пагор, пройдя огромный конкурс – 20 человек на место, поступил в Латвийский университет на юридический факультет. Бюджетных мест тогда не было, и ему пришлось самому оплачивать свою учебу. Работы Пагор не боялся, уже с 14 лет у него была налоговая книжка, так как, будучи еще школьником, он на каникулах работал на уборке садов и парков при Елгавской думе.
Учебу в университете в вечерние часы студент совмещал с работой в полиции, его взяли по рекомендации в Земгальский участок в криминальный отдел – в группу по раскрытию особо тяжких преступлений. А когда не было дежурств, Андрей подрабатывал ночным охранником на фирме.
Полицейские будни
– Андрей, расскажи о своей службе в полиции.
– 2008 год. Мне 22 года, и я – самый младший лейтенант в Земгальском участке полиции. Работать в полиции желающих было немного… На меня возложили так называемые гоп-стопы – разбои. Много работы было с картотекой, приходилось изучать горы уголовных дел, опрашивать соседей, рыскать по району в поисках возможных свидетелей.
Например, искали как-то мы педофила-насильника, который держал в напряжении Зиепниеккалнс, Засулаукс, Агенскалнс. Он подкарауливал у начальной школы маленьких детей, шел за ними до дома или до подъезда, нападая и совершая развратные действия. Потерпевшие дети рассказывали, что это был большой, страшный дядька с черной бородой.
– Быстро удалось его вычислить?
– Самое обидное, что я мог его задержать в первую же неделю… Мы зашли с напарником в подъезд для опроса жильцов, а нам навстречу спускается какой-то мужичок – лысый, небольшого роста, невзрачный. Но что-то меня в нем насторожило. Я его остановил, спросил документы. А он как-то засуетился, задергался, говорит, мол, дома оставил, надо подняться наверх.
И тут вдруг – бац! Мимо нас проходит мужчина, который полностью подходит под описание "страшного дядьки" – большой, с бородой, в джинсовой куртке и штанах, короткая стрижка. Меня коллега дернул за руку: "Смотри, Андрюха, это он!". Я смотрю на фоторобот, составленный по детским рассказам, – точно он! Бросаю лысого мужика, и мы бежим за подозреваемым. Остановили его, отвели к машине, я отправил его фотографию на опознание. И первый же ребенок говорит – нет, это не он… Промашка вышла.
Но через неделю мы все-таки вышли на квартиру, где, по показаниям соседки, жил человек, недавно вышедший из тюрьмы. Мы приехали к нему, звоним в дверь, а нам открывает мой старый знакомый – тот самый, маленький и лысый, которого я неделю назад остановил совсем в другом доме. Я молча смотрю на него, тот сразу все понял, быстро сник, только попросил, чтобы на него наручники не надевали. Не хотел маму расстраивать...
– Эта была та работа, о которой ты и мечтал?
– Я пошел в полицию, чтобы помогать людям, защищать их и спасать от таких вот упырей. И за почти десять лет работы в полиции на моем счету было немало раскрытых дел. Уже через два года наш участок по раскрытию "тяжких" был первым в Риге.
Наш начальник "криминалки" Айвар Ушпелис умел сплотить коллектив. Мы себя чувствовали одной командой, вместе преступников выводили на чистую воду, но и отдыхали тоже вместе – на спортивные соревнования ездили, праздники отмечали, это сближало народ. Я знал, что мы с моим шефом не совпадаем по политическим взглядам.
Но в плане работы он не делал различий между латышами и русскими. От халтурщиков и стукачей старался избавиться. Но к нормальным операм по мелочам не придирался и даже защищал, если за нас бралась внутренняя безопасность. На меня дважды писали клеветнические доносы, один раз удалось быстро отбиться, второй раз я в итоге был вынужден уйти из полиции, хотя ни в чем не был виновен.
– А что случилось?
– В первый раз, это когда мы делали обыск на квартире у одного наркоторговца. Я простукивал стенку и обнаружил тайник, из которого мы изъяли 50 тысяч латов. Мы оформили все, как положено по закону, и сдали деньги в госкассу.
А на следующий день от барыги поступила жалоба, в которой он утверждал, что я со своими коллегами во время обыска украли у него 75 тысяч латов! Нас сразу взяли в оборот в бюро внутреннего расследования. Мы отбиваемся, доказывая, что сдали все до сантима в кассу. Тогда следователь прокуратуры просит задержанного пояснить, откуда у него взялась такая сумма. Тот начинает юлить и в итоге признается, что оговорил полицейских. И нас с миром отпускают.
Ментовские войны: латвийский вариант
– Ты упоминал, что в полиции работало много русских ребят, и ваш командир не делал между вами различий. Так было везде или только у вас?
– Если честно, не всегда и не везде. Когда был референдум в 2012 году по статусу русского языка, мы с ребятами тоже пошли голосовать. А когда вернулись, шеф нас к себе вызвал, начал расспрашивать. Он намекнул, что ему уже про нас доложили сверху… Больше ничего не сказал, но следующие два месяца нас ставили дежурить на все выходные и праздничные дни. Наказали… Полиция официально не должна состоять в политических партиях, думаю, это правильно. Но негласно предпочтения все же существуют, это не секрет.
После ухода из полиции я открыл свою юридическую практику и занялся общественной деятельностью в рядах Русского союза Латвии (РСЛ), не делая из этого тайны.
– Но тебя все же вынудили уйти из полиции не за политические взгляды?
– Нет, но система так устроена, что то и дело приходится отбиваться не только от преступников, но и от своих коллег – из Полиции безопасности (ныне Служба госбезопасности – прим. Baltnews) или KNAB (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией – прим. Baltnews). Приветствуются и широко используются доносы, стукачество, клевета, а то и подлог. Мы-то, работая в полиции, решаем реальные проблемы людей, а эти структуры обслуживают власть и госаппарат. И действуют далеко не всегда по закону, исходя из политических и конъюнктурных соображений.
– Прямо как в российском сериале "Ментовские войны"…
– А кстати, это действительно один из самых достоверных криминальных телесериалов, все очень близко к реальности. Причем не только российской, но и нашей. В какой-то момент мне предложили пойти служить в Главное управление полиции Риги.
Я уже оформил перевод, но тут вдруг случилась странная вещь… Я увидел за собой слежку. Удивился, вечером позвонил шефу. Он мне сообщил, что у нас отделе идут обыски, в связи с чем меня очень хотят видеть в KNAB. Это было странно, так как я никакими коммерческими делами не занимался. Но утром я сам пришел в KNAB. А там на меня с руганью набрасываются – и опера, и следователь, обвиняют в вымогательстве взятки в особо крупных размерах.
– Насколько крупных?
– В сто тысяч латов! Я в шоке, конечно. Живу в маленькой съемной квартире, с трудом выплачиваю каждый месяц кредит за учебу, а тут – сто тысяч? Но я-то знаю, что такого факта не было и быть не могло. Тем не менее меня сажают в изолятор.
На другой день узнаю, что против меня начат уголовный процесс по заявлению одного заключенного – крупного наркоторговца. А в тот момент я действительно имел по работе с ним контакты и даже ездил по его просьбе к нему в тюрьму в Елгаву. Как у любого опытного опера, у меня тоже были свои агенты среди преступного мира. Вот один из них и сообщил мне, что этот барыга просил меня к нему приехать, так как у него есть ценная информация. Я, как это положено, доложил своему начальнику, оформил разрешение на встречу с фигурантом и отправился к нему в оперативную тюрьму.
Барыга сообщил, что у него есть верная информация об очень крупном транше наркотиков из Колумбии, который должен пройти через Латвию. Он готов сдать всю схему, но в обмен на послабление своей статьи.
Но, в конце концов, мне становится понятно, что этот персонаж просто затеял с нами игру, надеясь, что мы поведемся и пойдем на все его условия. На нашей последней встрече я сказал, что он мне подсовывает пустышки, поэтому веры ему нет…
– Вот он тебе и отомстил?
– Именно так. Написал на меня жалобу в KNAB о вымогательстве в обмен на смягчение его статьи. Ну, там за это с большим удовольствием и зацепились. "Кнабовцам" же нужны громкие разоблачения, премии и звездочки на погонах… Так я попал к ним в разработку. Как я понял, несколько месяцев они меня вели, подслушивали, расспрашивали коллег.
А я же только-только перевелся в главное управление и сразу попал под уголовный процесс. По закону меня на это время должны отстранить от работы. Но начальник предлагает мне написать рапорт об увольнении. А когда я решу "свои проблемы", он меня примет обратно на должность своего помощника.
– У тебя за десять лет в полиции ни одного замечания в личном деле, и при этом тебе же приходится увольняться по ложному доносу наркоторговца?
– Понимаете, начальнику главка, конечно, невыгодно, чтобы против его подчиненного велось расследование. Но, с другой стороны, что же это за правоохранительная система, которая даже своих сотрудников защитить не в состоянии? Я поверил шефу, уволился и начал бегать по следователям и адвокатам, доказывая, что меня оклеветали. Выяснилось, что следователь KNAB смухлевал с аудиозаписью разговора в камере, написав в распечатке, что это я говорю про деньги, хотя то были слова уголовника… Разбирательство шло два года. За это время мне пришлось и водителем поработать на мебельной фабрике, и изготовлением мебели заняться, чтобы заработать деньги на адвоката…
– А могли реально посадить?
– Думаю, что нет. Все же доказательная база была насквозь липовая. Хотя, как-то бегая по судам, я встретил одного своего бывшего "клиента", которого когда-то брал с поличным – пакетом марихуаны. Я сам руководил операцией по его задержанию. Мы отвезли торговца в участок, взвесили пакет с травкой, а там – 998,7 грамм. Судья санкцию на арест не дает – нужно, чтобы было не меньше килограмма, тогда это считается в особо крупных размерах. Ну, дали ему подписку о невыезде, потом был суд в Резекне, и этого человека приговорили к пяти годам условно…
И вот, спустя два года, мы случайно встретились в суде в Риге, он рассказал, что по мою душу к нему приходили "кнабовцы", просили, чтобы он написал на меня жалобу – за жестокость при задержании. Пообещали, что тогда они точно Пагора посадят. Видимо, дело по взятке у них разваливалось, вот и решили хоть что-то еще на меня накопать.
– А на самом деле как было?
– Врать не буду, мы его задерживали без сантиментов, руки заламывали, на землю укладывали. Но тем не менее мужик этот, грубо говоря, их послал. Говорит, у меня при аресте изъяли 998,7 грамм марихуаны. Пагор мог туда чуток водички капнуть? Или щепотку чая впихнуть? Мог. И тогда в пакете был бы ровно один килограмм, а я бы сегодня получил не условный, а вполне реальный срок. Но Пагор этого не сделал. Он – правильный мент, а вы хотите его посадить. И кто вы после этого?
– А почему "правильный мент" не вернулся работать в полицию, а в итоге пошел в политики и вот сейчас даже баллотируется в депутаты?
– Ну, почему не вернулся? Еще как вернулся – вприпрыжку прибежал. Сразу, как только получил постановление прокурора о прекращении уголовного дела против меня, я пришел к начальнику главка. Говорю – все, готов приступить к работе хоть сегодня. Он мне предложил написать рапорт в общую систему, обещал позвонить. Но никаких звонков больше не было.
Как я потом узнал, был сигнал сверху – Пагора в полицию не брать, так как на него были жалобы. Если честно, так я и не понял, кому дорогу перешел. Единственное, о чем сейчас жалею, что не боролся с системой, а послушно написал рапорт об увольнении. Но я поверил своему начальнику. Как оказалось, напрасно.
Из полиции – в политику
– С другой стороны, сегодня ты из мало кому известного полицейского вырос в видного гражданского активиста, правозащитника, борца за справедливость, антифашиста и пацифиста. Как это вдруг в тебе все сразу проявилось?
– Я уже давно оказывал компаниям и частным лицам юридические услуги, в основном в гражданских процессах. Пару лет назад открыл свою небольшую юридическую практику в Доме Москвы. Здесь же познакомился с координатором Совета общественных организаций Латвии Виктором Гущиным, он тоже из елгавских, сразу привлек меня к работе с соотечественниками.
В Штабе защиты русских школ я познакомился с депутатом Европарламента Татьяной Жданок, она мне подарила свою книгу "Русские Латвии" и пригласила на следующее собрание. Со временем я подружился здесь с Мирославом Митрофановым, Юрием Петропавловским, Дмитрием Шандыбиным…
Знаете, в жизни наступает момент, когда понимаешь, что скучно работать только на себя. Надо что-то сделать и для мира. Общественная работа мне нравилась еще со школьных времен. А тут я увидел, что в Русском союзе людей действительно волнуют интересы русскоязычных жителей Латвии, поставленных в несправедливые условия. Я начал принимать активное участие во всех акциях РСЛ, выступая в защиту русских школ. А недавно и у меня сын родился, я же должен отстаивать его право учиться на родном языке.
Вступил в Латвийский антинацистский комитет (ЛАК), потому что хотел быть на стороне антифашистов в их противостоянии с нашими национально замороченными политиканами. Я взял на себя коммуникации с властями, организационные и административные вопросы.
– Весной в прошлом и этом году, когда все мы сидели тихо по домам на карантине, ты граблями расчищал и убирал заброшенные воинские захоронения. Твои предки тоже воевали с фашистами?
– За воинскими могилами мы с друзьями еще со школьных времен ухаживали. Дед мой родом из Белоруссии, там война покосила тысячи деревень вместе с людьми. У него до войны было восемь старших братьев, вернулись с фронта только двое. В Курземе есть несколько воинских захоронений, куда я периодически приезжаю весной и осенью.
Мне нравилась на Братских кладбищах тишина, я приезжал с инструментами, читал на могилах имена павших бойцов, здоровался, спрашивал, можно ли мне сегодня здесь немного прибрать. Вы даже не представляете, как много на Братских захоронениях латышских фамилий. Молодые парни и девушки от 18 до 30 лет...
Они же ничего не успели в своей жизни, только встать на защиту своей родины и погибнуть от рук фашистских оккупантов. Да, война разделила семьи, но Латвию от фашистов в составе Красной армии освобождали латыши. Почему сегодня об этом наши власти стараются не говорить? Чтить память бойцов, погибших за наше Отечество – это наш человеческий долг.
Если буду депутатом…
– Чем ты займешься, если будешь избран депутатом своей родной Елгавской думы?
– В моей программе несколько пунктов, которые я собираюсь реализовать в случае моего избрания. Как бывший полицейский, отработавший "на земле" около десяти лет, я неплохо разбираюсь в проблемах людей, умею их решать и как юрист. Мой опыт мог бы пригодиться в городской комиссии по борьбе с коррупцией.
Я вижу, что деньги из городского бюджета тратятся не всегда на то, что для елгавчан является наиболее важным. Например, возведение дорогой новой библиотеки сейчас точно для города не приоритет. Гораздо важнее уделить внимание детским и спортивным площадкам, дворам, дорогам.
Мы намерены также добиваться повышения пособия по рождению ребенка до 300 евро, предоставления семьям с детьми скидки 50% на налог на недвижимость, бесплатного проезда в общественном транспорте для школьников, студентов, инвалидов и пенсионеров.
Считаю важным в работе народного избранника отстаивание интересов нацменьшинств. Нынешняя Дума фактически ликвидировала в Елгаве одну русскую школу, а другую – понизила в статусе. Хотя родители выступали категорически против, но в Думе они поддержки не нашли. Это положение необходимо исправить.