Если бы наш современник начитался нынешних книг о Ливонской войне, а потом (представим на секунду невозможное) отправился бы на машине времени посмотреть на те давние события воочию, то недоуменно воскликнул бы: "Что за бред! Это совсем не та война!". Ведь вместо того, чтобы защищаться от злобных русских оккупантов, местные крестьяне обрушились на своих защитников – ливонских дворян.
Вот как нередко пишут сегодня о тех давних событиях: русские якобы вторглись в Ливонию, грабили и убивали несчастных ливонцев. Мало кто обращает внимание на противоречащие версии о "страшных русских", отраженные даже в тенденциозной хронике балтийского немца Франца Ниенштедта. Он писал, к примеру, что после взятия московской ратью города Дерпта (Тарту), воевода объявил своим солдатам: "Под страхом смерти никто не смеет ничем обижать жителей города".
А пострадали горожане Дерпта от… властей Ливонии. Русские, заняв город, разрешили уйти всем, не желавшим жить под властью Москвы, и увезти все свое движимое имущество. И какая же судьба ждала ушедших? Франц Ниенштедт сообщал: "…все дорогой у них отобрал и разграбил магистр со своими помощниками". То есть горожан превратили в неимущих бродяг, которым в те времена было очень трудно выжить. Как видим, жесткость проявляли и ливонцы, причем по отношению к собственным же соплеменникам.
И уж совсем странной выглядит такая ситуация: русская армия наступает, а ливонские крестьяне вместо того, чтобы, подобно Жанне д'Арк или Ивану Сусанину, разными методами бороться с оккупантами, начинают убивать защитников своего государства – ливонских дворян. В Эстляндии крестьяне под руководством некого кузнеца в 1560 году подняли восстание. Магистр Ливонского ордена жаловался в письме к польскому королю Сигизмунду Августу: "…более четырех тысяч крестьян составили заговор против немцев. Их число с каждым днем возрастает, и они разоряют, убивают и грабят. Несколько дворян они умертвили, других передали неприятелю".
Схожую характеристику событиям дал датский принц Магнус. Этот датчанин приехал в Ливонию после того, как епископ Курляндский и Эзельский во время Ливонской войны добровольно уступил свои владения Дании, а датский король отдал их своему брату, то есть Магнусу.
Ставший очевидцем событий принц писал: "…крестьяне, после ухода русских, без сомнения, побуждаемые коварными советами и замыслами неприятеля, восстали… уже успели безжалостно умертвить несколько наших дворян… Если эти события не будут вовремя предотвращены, следует опасаться, что они совсем подчинятся русским…". Итак, слова "восстать" и "подчиняться
русским" для датского принца – почти синонимы. Почему же?
Перешли на сторону русских"Мы в Ливонии будем восстанавливать то, что процветало сто лет назад": латвийцы, эстонцы и мечты о конфедерации
Еще более полувека назад латышский историк профессор Янис Зутис написал в своей книге о прошлом Латвии: "1 апреля 1559 года царь Иван Грозный выдвинул такое условие для перемирия между Русью и Ливонией: ливонские власти не должны трогать ненемцев!". Думается, это была отнюдь не первоапрельская шутка. Можно предположить, что царь видел в ненемцах, то есть в латышах и эстонцах, своих союзников.
Профессор Янис Зутис отметил и такой факт: согласно письму датского принца Магнуса, после взятия русской армией Феллина (ныне Вильянди – прим. автора) московский воевода стал выдавать окрестным крестьянам грамоты, освобождавшие их от власти помещиков.
Вероятно, что отнюдь не было какой-то диверсией или чисто пропагандистским шагом. Учтем: в Ливонии крестьяне уже считались крепостными, а на Руси стали таковыми лишь в конце XVI столетия, то есть через несколько десятков лет после Ливонской войны. И московский воевода, видимо, полагал, что ему следует руководствоваться в отношении крестьян московским законодательством.
Перейдем к главному: русская армия несла латышам личную свободу. Конечно, политика царя Ивана Грозного была агрессивной и кровавой, но для латышей и эстонцев "оккупанты" превращались в освободителей.
Иван Освободитель?
А как быть с жестокостью русских, описанной в ливонских хрониках современниками царя? Конечно же, Иван Грозный был очень жестоким правителем, и его армия гуманизмом не отличалась. Однако, на наш взгляд, мало кто обращает внимание, что доступные историкам источники о зверствах русских – немецкие, а Иван Грозный во время этой войны как раз и покушался на привилегии балтийских немцев – помещиков и купцов.
Так что информацию из хроник трудно считать объективной. Так же, как и сведения, которые распространял польский король Стефан Баторий. Ведь, воюя с Москвой за Ливонию, он вел гибридную войну: возил в своем обозе походную типографию и рассылал по Европе печатные известия об "ужасных русских", чтобы очернить своих врагов.
На самом же деле жестокость в ходе Ливонской войны проявляли все воюющие страны. Можно, конечно, попытаться, что называется, взвесить на аптекарских весах, кто во времена Ливонской войны был более кровожаден, но какой в этом смысл?..
Главное же, как уже говорилось, русская армия несла латышам и эстонцам личную свободу. Что и вызывало очень сильное недовольство балтийских немцев. Они готовы были стать подданными Польши, Швеции, лишь бы у них не отнимали привилегии и крепостных! А если еще при ликвидации своего государства можно успешно заняться "прихватизацией"…
Афера исторического масштаба
В сущности, история присоединения к Польше Курляндии, Лифляндии и Инфлянт (Латгалии) – история аферы огромного масштаба. 
Дело в том, что почти все земли в Ливонии делились на дворянские поместья и имения Ордена. Орденские земли рыцари при ликвидации государства и "прихватизировали". Один только магистр Готхард фон Кетлер совершенно бесплатно приватизировал почти все орденские владения в Курземе, а в придачу получил титул герцога Курляндского. Правда, должность магистра он в связи с ликвидацией Ливонского ордена утратил. Но наверняка счел подобный "обмен" сверхвыгодным. И ливонские рыцари, узрев возможность получить большие богатства, решили ради них ликвидировать и сам Орден, и свое государство – Ливонскую конфедерацию.
Итак, рыцари получили поместья, Польша и Швеция – территории, а Иван Грозный остался, что называется, при своих интересах. Латышские и эстонские крестьяне личной свободы не получили.
Предвижу возражение: мол, в самой России крепостное право все равно утвердилось через несколько десятилетий, так что латыши и эстонцы в случае присоединения Ливонии к России много бы не выиграли.
Однако представим себе: допустим, Польша и Швеция не вмешивались бы в Ливонскую войну, и в 1561 году вся Ливония стала бы жить по московским законам. За несколько десятилетий до отмены Юрьева дня у латышей появилось бы свое дворянство (формирование этого сословия на Руси еще продолжалось, и за заслуги перед Отечеством в дворянство возводили независимо от национальности), появилось бы и считающее родным языком латышский и эстонский купечество, а также свое православное духовенство. Соответственно, иначе развивались бы культура, раньше сформировалась бы многочисленная интеллигенция… 
Безусловно, целью Ливонской войны для Ивана Грозного было отнюдь не освобождение латышей и эстонцев от крепостной зависимости. Не исключено, что царь вообще не думал об их интересах. Но даже побочные эффекты порой оказываются, весьма полезными.
Реальные исторические события, как известно, развивались совсем иначе. Но присоединение ливонских земель к Польше и Швеции отнюдь не принесло латышам и эстонцам счастья…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен