Baltnews неоднократно писал об известном латвийском правозащитнике Александре Гапоненко, которого латвийские власти за его критические публикации и гражданскую активность обвиняют в антигосударственной деятельности и разжигании межэтнической ненависти. Доктор экономики провел в прошлом году четыре месяца за решеткой, но в результате серьезного международного давления был выпущен на свободу под подписку о невыезде.
Что нового за минувший год произошло в жизни опального профессора, лидера Конгресса неграждан и защитника русских школ Латвии, за судьбой которого с сочувствием следили многие наши соотечественники в разных странах мира?
Напомним – с подачи латвийских спецслужб Александр Гапоненко обвиняется в "очернении облика Латвии, представляя ее на международной арене, как страну, прославляющую нацизм". В обвинении утверждается, что он публиковал на Facebook клеветнические статьи, кроме того, он отправил всем членам ОБСЕ (58 человек) обращение от 12 латвийских докторов наук в защиту образования на родном языке в русских школах Латвии.
В "расстрельном списке" фигурировало и участие правозащитника в качестве независимого наблюдателя на последних выборах президента России, а также его выступление на Вселатвийском родительском собрании. Каким образом из этого сомнительного набора из сорняков и пустышек обвинение собирается "лепить пулю" для русского активиста-правозащитника, это пока загадка как для самого обвиняемого, так и для его адвоката.
Следствие идет ни шатко-ни валко, суды переносятся чуть ли не на следующий год, а Александр Владимирович так и живет – без права выезда из Латвии. Ни на Запад, ни на Восток. Просил он прокурора пару раз выпустить его – на конгресс правозащитников и на лечение в России. Получил отказ. Вы не поверите, но в мотивировке указана "чрезмерная привязанность" подсудимого к России, что, конечно, делает невозможным посещение им этой страны…
Тюремная рукопись
Но сегодня у нас есть иной, более приятный информационный повод для рассказа об этом человеке, авторе нескольких научных книг и академических исследований. И повод замечательный – выход новой книги Александра Гапоненко, посвященной малоизвестным страницам русской истории.
Его роман "Битва при Молодях" необычен не только тем, что написан доктором экономики в совершенно не свойственном ему авантюрно-приключенческом жанре, но и тем, что практически полностью был создан автором в Рижской центральной тюрьме, где он находился под следствием в тесной камере с двумя наркоторговцами в апреле-августе 2018 года.
Так уж получилось, что именно мне (автор Алла Березовская – прим. Baltnews) довелось год назад везти Александра на автомобиле домой сразу после того, как Рижский суд выпустил его на свободу. И в руках побледневшего и похудевшего в тюрьме на 15 килограммов профессора, вместе с цветами и яблоками, подаренными ему участницами пикета, был затертый полиэтиленовый пакет.
А в нем лежала тюремная рукопись, которой предстояло через год стать историческо-приключенческим романом. Всего 350 листов, исписанных мелким убористым профессорским почерком…
В августе прошлого года в Риге термометр зашкаливал за 35 градусов. Народ спасался от жары, сидя в обнимку с вентилятором или купаясь на Рижском взморье. А в это время политический узник, заступившийся за русские школы Латвии, в тюремной камере сочинял книгу о далеких трагических событиях 16-вековой давности, когда Русское государство оказалось в страшной опасности и лишь благоприятный исход отчаянной битвы при Молодях и незримая Божья помощь уберегли Русь от уничтожения…
Когда становилось совсем уж невыносимо, сокамерники поливали водой пол, что на некоторое время давало иллюзию прохлады. Но профессор-писатель в это время, как правило был далеко – верст за 50 от Москвы, где немногочисленное русское войско молодого опричного воеводы Дмитрия Хворостинина строило гуляй-город, готовясь отразить нападение 120-тысячной армии крымского хана Девлет-Гирея.
Числом победить это нашествие было нереально, могли помочь только русская смекалка и – да, та самая "чрезмерная любовь" к России, в которой ныне обвиняют автора исторического романа…
Подвезя Александра Гапоненко от суда к его дому в Риге, я сделала несколько его фотоснимков, в том числе с заветной рукописью в руках, на которую мне тогда и удалось впервые мельком взглянуть. Все же хорошо, что рукописи не горят. Особенно, когда они существуют в единственном экземпляре.
Хотя автор признался — он ужасно боялся, что в тюрьме выстраданную "Битву при Молодях" у него конфискуют. Вот вернется он в камеру после прогулки, а его записи – исчезли! Тем более, один из сокамерников рассказал, что дежурный опер в его отсутствие частенько заходит в камеру и внимательно читает все, написанное политическим узником накануне…
Поэтому на судебные заседания Александр носил рукопись с собой в полиэтиленовом пакете, крепко держа его в скованных наручниками руках.
Дебют
И вот выпущенная в прошлом году на свободу из рижских тюремных застенков книга русского правозащитника Латвии Гапоненко только что вышла в свет в солидном московском издательстве "Книжный мир".
Да, ему не разрешили выехать на презентацию романа в столицу России – меру пресечения никто не отменял. Но автор все равно был безмерно счастлив, что ему удалось довести задуманное до конца – роман написан, и он держит в руках первые экземпляры, поступившие в Ригу.
На встрече с друзьями и соратниками, пришедшими в городской книжный магазин поздравить коллегу с его дебютом в новом жанре, он рассказал, что замысел романа "Битва при Молодях" родился у него не в самую легкую минуту в жизни – через неделю после ареста:
"Когда я попал в места не столь отдаленные, поначалу был шок. А потом подумал: ну что время зря тратить? Надо работать! До этого как раз прочитал одну любопытную историческую статью о битве от 2 августа 1572 года на южных рубежах Руси, которая по своему значению равна Куликовской, Бородинской, Сталинградской, но осталась в русской истории мало кому известной.
Стараясь отвлечься от грустных мыслей, я думал об этом, сидя на тюремных нарах. А на пятый день, как проснулся, в голове полностью сложился весь сюжет – от начала до конца. Это было, видимо, как веление свыше, не знаю, такое со мной впервые случилось…".
Поначалу Гапоненко решил писать историческую повесть. Но свободного времени выдалось так много, что повесть постепенно переросла в полноформатный роман с закрученным сюжетом, серьезными экскурсами в историю, описаниями грандиозных баталий и даже романтической любовной лирикой. Перед тем, как приступить к написанию прозведения, Александр Владимирович изучил около 50 книг и беллетристики, посвященной правлению русского царя Ивана IV Грозного.
Книги по 8-10 штук и заказанные публицистические статьи по его просьбе в тюрьму чуть ли не каждый день передавали родные подследственного. По его словам, неприятно поразило, что почти везде оценка личности царя Ивана Васильевича была в основном негативной, особенно в иностранных источниках.
Но ведь именно Иван Грозный из разрозненных удельных княжеств, населенных обособленными народностями, начал формировать единый русский народ. Именно он ввел практику созыва Земских соборов и принятия на них новых законов, он провел военную и судебную реформы, начал жесткую борьбу с коррупционерами и мздоимцами.
Да, художественный, а еще и приключенческий роман это, конечно не документальное произведение, но, как заверяет автор, он просто собрал и сопоставил те факты, которые уже где-то фигурировали в виде исторических материалов, а от себя, в качестве художественного видения, добавил не более десяти процентов.
Книга рижского автора был подвергнута тщательной проверке со стороны редактора книжного издательства, за что он выразил искреннюю признательностью работавшему с ним московскому редактору. Гапоненко в общей сложности пришлось ответить на 58 вопросов, присланных ему из издательства и привести ссылки на источники, из которых он черпал те или иные факты. Он ответил на 55 вопросов, в остальных случаях согласился с редактором и внес необходимые исправления. 
Предыстория и прототипы
В романе много места уделяется теме пленения православных жителей русских земель татарскими воинами – для продажи их в рабство. Александр Гапоненко рассказал:
"Когда я был в Крыму в городе Кафа (Феодосия), где много веков назад и происходили все эти трагические события, то вместе с Изборским клубом мы побывали в древнейшей православной церкви, стены которой еще хранят память о ханских временах.
Именно в этом храме когда-то молились и плакали сотни тысяч угнанных в рабство русичей – женщин, детей, молодых мужчин. Отсюда их увозили в Турцию, откуда назад живыми уже мало кому удалось вернуться домой. И знаете, я реально, почти физически в какой-то миг почувствовал ту боль, страх и ужас, исходившие от церковных стен.
Настоятель показал мне на старинную чашу, которая мироточит уже почти пять веков. Я видел собственными глазами, как ее насухо вытирали, а она спустя некоторое время вновь покрывалась маслом. Такие таинства, я считаю, являются для нас сигналом из тех времен в наши…
После чего я и начал изучать историю русских людей, угнанных в рабство. В основном их крали, особенно детей. Грузили в корзины и привязывали к лошадям, везли за тысячу километров на туретчину.
Например, я прочитал, что русские девочки 13-14 лет ценились гораздо меньше, потому что они слишком часто убегали от своих хозяев, куда их брали служанками. И они могли тысячу верст пешком пройти-бежать, допустим до Смоленска.
Это произвело на меня очень сильное впечатление, поэтому в романе я отразил тему рабства при описании судьбы сестры моего главного героя Дмитрия Хворостинина, которая тоже была украдена турками и следы ее затерялись".
В беседе с автором я поинтересовалась, были ли живые прототипы у его героев и анти-героев.
Александр это подтвердил: "Например, охранники в тюрьме, некоторые словесные портреты я писал именно с них. Там, кстати, служили и вполне адекватные люди, попался даже мой бывший студент, который потихоньку разрешал мне иногда в спортзале потренироваться, хотя следователь из вредности отменил мне занятия физкультурой.
Другой надзиратель меня минут на пятнадцать пораньше уводил на прогулку подышать воздухом, и на столько же позже приводил назад в камеру. Я даже рассказывал некоторым ребятам про те времена, о которых писал, спрашивал, как бы они поступили, что бы сказали или сделали в той или иной ситуации.
Любил ко мне зайти на разговор один майор, латыш – поговорить о политике. Так вот, в одном из героев своего повествования я его изобразил.
Все-таки при описании внешности персонажей нужны какие-то характерные детали – родинки, ямочки на щеках, разрез глаз, форма носа. Перед собой надо видеть реального живого человека, а за решеткой выбор типажей у меня был небольшой.
Но вот, допустим, портрет смоленского купца я описал со своего прадеда, а главу артели плотников – с деда. В соседней со мной камере какое-то время сидел латгальский поэт, бунтарь, но очень хороший парень, попавший под раздачу во время уличных беспорядков в Риге – Анцис Берзиньш. Я с ним был знаком до этого, а в романе изобразил латгала при описании верного помощника Хворостинина – Степана, использовал его фактуру, реакции, некоторые манеры.
По утрам мы с Анцисом-Степаном громко пели в своих камерах песни – он латгальские, которые сам сочинял, очень красивые, а я наши – казацкие, народные. Но на вторую неделю нас рассадили подальше, видимо, кто-то сообщил, что эти двое слишком весело сидят… Но эти эмоции тоже нашли отражение в романе".
Автор книги рассказал и о своих творческих планах. Да-да, суд судом, а работу никто не отменял! У Александра Гапоненко уже наполовину готова следующая книга – "Европейский национал-социализм. Проблемы идентификации и преодоления". По словам правозащитника, за минувший год он тщательным образом изучил десятки книг и исследовательских работ.
Про Холокост – да, было создано огромное количество литературы. А вот про теорию европейского нацизма – итальянского, венгерского, румынского и других, такого не скажешь. Поразмышлять на эту тему в свете последних мировых тенденций, на самом деле, есть о чем. И желательно все же делать это на свободе.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен