Услышал (автор Александр Гильман – прим. Baltnews) от приятеля поразительную историю. Его сын-десятиклассник встретил девочек, с которыми вместе учился, – с 1 сентября они перешли в соседнюю латышскую школу. Та считается посильнее, все равно образование переводят на латышский – почему нет?
В первые же дни этих девочек отругали за то, что они на переменах говорят по-русски. Дескать, здесь латышская школа, и нельзя ее осквернять негосударственным языком даже вне уроков. А еще через несколько дней в школу пришла их подружка, которая по каким-то причинам к началу учебного года опоздала и напутственный инструктаж не получила.
Разумеется, она тоже болтала на переменах на родном, недооценивая его тлетворность и опасность для интеграции общества. Тогда уже всех русских новичков вызвали к завучу и "пропесочили" вместе. Не только непосредственную виновницу, оскорбившую слух надсмотрщиц за языковой чистотой школы, но и тех, кто в преступном говорении замечен не был.
В этой истории прекрасно все. И "церберши" в учительском звании, которые родились, похоже, чтобы быть надзирательницами в концлагере. И стремление отругать всех вместе неполноценных в языковом плане, не разбираясь, кто прав, кто виноват.
Но самое яркое – это то, что девочки воспринимают ненависть к своему родному языку как совершенно естественную и негодуют только потому, что они вовсе не говорили по-русски, а их все равно ругают.
Времена уже не те
Я специально не называю ни школу, ни имена, потому что это явление намного шире. Сегодняшние ученики совсем другие, не те, кто 16–17 лет назад ходил на демонстрации против перевода образования на латышский.
Именно те замечательно яркие прогулки по городу тысяч подростков хоть и не заставили власти отказаться от реформы, но отбили у нее желание эту реформу продвигать, а заодно и проверять, что там в школах на самом деле происходит.
На полтора десятилетия молодежь получила отсрочку от дальнейшей "шадурскизации" образования (речь идет о бывшем министре образования Латвии Карлисе Шадурскисе – прим. Baltnews).
В чем-то ответственность лежит на ошибочной стратегии борьбы против латышизации школ. Я так и не могу понять, почему с первых же дней существования нового Штаба (Штаб защиты русских школ – прим. Baltnews) там отказались от идеи вывести на улицы тех, кого латышизация непосредственно касается. Разумеется, столь многочисленных ярких демонстраций, как в 2004, не было бы – но даже не попытались.
Нельзя обвинять только энтузиастов протеста – они и так не жалели сил, старались, как умели. Объективно выросло послушное поколение, которое вывести на улицу оказалось бы намного труднее. Что-то изменилось в самом обществе, которое утратило понимание ценности сопротивления. Это касается не только молодежи – всех поколений. И причины этого важно осознать.
Теперь принято быть согласным
Первая из них лежит на поверхности – философия соглашательства. Во время протестов ведущей политической силой общины была партия "Равноправие", унаследовавшая "бренд" ЗаПЧЕЛ от трусливо распавшегося объединения. Буквально через два года, в 2006, "Согласие" взяло реванш, став явным лидером на русском политическом поле.
Потом последовало десятилетие триумфальной власти Нила Ушакова в Риге. Идеологическое послание было совершенно очевидно – смиритесь, люди, перестаньте бунтовать, и мы все сделаем за вас. Для пользы дела важно немножко прикинуться дурачками, сделать вид, что национальных проблем не существует, что мы все вместе против тьмы – но не дай бог назвать эту тьму по имени.
Разумеется, это все были разговоры ни о чем. Самая питательная среда для распространения зла – его не замечать и отрицать его существование.
Уже зло громко заявило о себе осенью 2017 года – а всевластный все еще в Риге Нил Валерьевич старательно убаюкивал верную ему паству обещаниями мифических факультативов.
Парадоксально, что в первую очередь эта тактика ударила по самим "согласистам". В момент появления инициативы о переводе школ на латышский партия была очень сильной. Русские СМИ в значительной степени зависели от ее рекламы. Еще не был разгромлен Первый Балтийский канал.
Дума контролировала директоров школ и вполне могла их заставить сопротивляться поактивнее. Если бы удалось вывести на улицы примерно столько народу, сколько приходит к памятнику 9 Мая, то власть вряд ли была бы столь настойчива.
Разумеется, в такой активности заключен был риск. Латышские депутаты "Согласия" могли воспротивиться такой радикализации. Их было достаточно много, чтобы предложить новую коалицию тогдашним оппозиционерам, и Ушаков потерял бы пост мэра. Разве не согласилась бы оппозиция на мэра Андриса Америкса, внезапно прозревшего и вернувшегося к национальным корням?
Но Ушаков и так все потерял. Грянули коррупционные скандалы, потом увольнение с должности, бегство в Брюссель, роспуск Думы. Но решились бы правящие на разоблачения, если бы от этих разоблачений пострадали бы и спасители города от враждебного правления?
И тогда неподкупный Нил Валерьевич убыл бы в Брюссель в статусе народного героя.
Сейчас понятно, что мы говорим о совершенно умозрительном варианте развития событий. Рожденный ползать летать не может. Идеология соглашательства лишает политика способности даже думать о сопротивлении с опорой на народные массы.
Честно говоря, я уже устал ругать "Согласие". Партия сегодня в таком печальном положении, что ее хочется пожалеть. Но проблема не в партии, а в ее пастве. В старых кумирах община разочаровалась, новых не обрела.
Разумеется, политические процессы инерционны, постепенно электорат переходит от "Согласия" к непокорному Русскому союзу Латвии. Это хорошо, и этот процесс будет продолжаться. Но увы, уйдут далеко не все.
Потому что надо смотреть на проблему значительно шире. Соглашательство – это не проблема одной партии в одной Латвии. В первые годы своей власти успешный Ушаков опирался на безусловную поддержку российских властей – это теперь они отвернулись от неудачника.
А вот свое мнение отстаивать не принято
Потому что как раз середина первого десятилетия нового века – это время, когда во всем постсоветском мире была резко скомпрометирована ценность народного сопротивления против любой власти. Давайте вспомним, когда мы в первый раз услышали пошлый термин "цветные революции"? Сразу после того, как закончились протесты в Риге против школьной реформы.
В Грузии свергли президента Эдуарда Шеварднадзе еще в 2003 году, но завравшийся бывший министр иностранных дел СССР вызывал столь заслуженное презрение на всем постсоветском пространстве, что его никому не было жаль. А вот первый украинский Майдан через год с небольшим открыл ящик Пандоры.
Слов нет: украинский национализм отвратителен, как любой другой. Но надо научиться уважать людей, которые готовы ради своей мечты идти на очень серьезные жертвы.
Если мы видим в их самоотверженности только корыстный умысел, иностранное финансирование и пытаемся их всячески дискредитировать, то не надо удивляться, что мало кто в нашем обществе готов к любому сопротивлению – пусть и совершенно безопасному.
Почему-то в нашей среде стало очень модно мыслить геополитически. Если борются за нас – то молодцы-герои. Если мы не согласны с их целями, то они явно хитрые вражеские агенты, по определению не способные быть искренними. Вечное противопоставление наших героических разведчиков их подлым шпионам. И такой подход губителен не для кого-то – для всех нас.
Я был поражен, насколько низка была в нашей среде поддержка взбунтовавшегося в 2014 году Донбасса. Казалось бы, это наша проблема, люди восстали против национализма, ценой многих жертв защитили свое право жить так, как считают нужным, в том числе и права учиться на родном языке. Понятно, что у нас такой возможности нет – но могли же хотя бы позавидовать и похвалить.
Чем дальше, тем ситуация усугубляется. В социальных сетях, в статьях коллег я почти не вижу текстов, где с равным уважением говорят о Марии Колесниковой и Игоре Гиркине, об Алексее Навальном и Олесе Бузине – каждый выбирает свою сторону.
Между тем все эти люди – собратья по убеждениям. Любой из них оказался готов выступить против силы, которая казалась совершенно непреодолимой, и повести за собой массы. И этим они заслуживают равного уважения.
Конечно, никто никому ничем не обязан. Вполне можно продолжать ненавидеть пассионариев в соответствии с последними указаниями пропаганды любого толка. Но тогда не надо удивляться, что народ привержен соглашателям. И что русские девочки идут в латышскую школу и готовы там смириться с наглым запретом родного языка.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.