Семнадцать лет назад стартовало общественное движение, ставшее уникальным явлением не только в Прибалтике, но и, осмелюсь предположить, на всем постсоветском пространстве, – Штаб защиты русских школ. Когда-то это была актуальность – остросюжетная, динамичная, наполненная желанием бороться за свои права, а сегодня – уже история, хотя и имеющая тенденции к продолжению.

Как создавались условия для школьной революции

Эта необычная революция началась далеко не в 2003–2004 годы – в те годы она достигла кульминации. Все началось немного раньше – в конце 1990-х годов, когда латвийские власти предприняли первые попытки перевести все образование на латышский язык.

Народный фронт Латвии любил много обещать. В частности, его спикеры подчеркивали, что гражданство будет выдано всем, а ни одна русская школа не будет закрыта.

Люди повелись на эти обещания, хотя и не все. Наиболее прозорливые наблюдали, какие тревожные тенденции наблюдались в области высшего образования. А там в массовом порядке начали закрывать русские потоки, оставляя только латышские. Многие преподаватели, которые не разделяли точку зрения националистов, были лишены работы.

Латышский язык стал инструментом определения "свой-чужой" и, по сути, продолжает исполнять эту противоестественную для языка функцию по сей день. Как раз академическая интеллигенция того периода (Владимир Бузаев, Татьяна Жданок, Наталия Елкина, Сергей Диманис) возглавила правозащитное движение и привлекла на свою сторону сотни тысяч угнетенных, пострадавших от языкового террора, который стал прелюдией к террору классическому.

Расправа над русской университетской традицией стала поводом для политической мобилизации людей, которые не имели прямого отношения к компартии и ее аппарату, а представляли собой сообщество внесистемных неравнодушных.

Попытки расправиться с русским школами стали поводом для нового витка политической организации русских. Первые акции в защиту русских школ состоялись еще в 1996 году. Именно этот год стал для постсоветской Латвии особенно кризисным.

Первые шаги и победы защитников русского языка

В феврале 1996 года Сейм принялся рассматривать "Закон об образовании". Одна из его норм предполагала перевод всей средней школы на латышский язык. Общество выразило свое решительное возмущение. Русские газеты того времени встали на защиту образования на родном языке как ключевой ценности. Людьми двигала боязнь ассимиляции.

Активисты "Равноправия" провели масштабную кампанию по сбору подписей в городах, где традиционно проживало русское население: Риге, Екабпилсе, Даугавпилсе, Лиепае, Резекне, Елгаве. К июню собрали 55 тысяч подписей, а "равноправцы" в Сейме забросали профильную комиссию множеством поправок.

В итоге комиссия была вынуждена вернуть законопроект в МОН на доработку. Там он и канул в Лету.

Не оказались от намерения – перенесли дату

Впрочем, в 1998 году за "Закон об образовании" взялись снова, только политики-националисты стали действовать хитрее. По новой редакции было определено, что вся средняя школа Латвии должна будет учиться на латышском языке, но эта норма должна вступить в силу 1 сентября 2004 года, то есть через шесть лет.

Так авторы дискриминационного законопроекта рассчитывали усыпить бдительность русского населения и снизить накал протестной борьбы. Вышло наоборот.

Политики единого ЗаПЧЕЛ, наиболее активный костяк которых составили "равноправцы", держали в уме эту дату и периодически организовывали акции протеста. Первые из них проходили в центре напротив памятника латвийскому поэту, драматургу, политику Райнису, который был человеком интернациональных взглядов. Русские политики понимали: решить проблему одними парламентскими методами невозможно. К требованиям депутатов-запчеловцев о сохранении русской школы националисты, доминировавшие в Сейме, не прислушивались.

Тогда Владимир Бузаев сформировал межпарламентскую группу для того, чтобы договориться о совместных действиях.

Спрос на русскую школу в Латвии усиливался

Правда, в 90-е годы некоторые родители, наблюдая за чередой политических и экономических кризисов в России, сами принимали решения о том, чтобы отдать ребенка в латышскую школу. Тогда безынициативность ельцинской России оказывала на русских Латвии деморализующее воздействие.

С постепенным укреплением России в начале 2000-х годов родители, наоборот, в большинстве своем делали выбор в пользу русской школы. К тому же к 2004 году в старшую школу должны были пойти дети демографического бума конца 1980-х, а таковых было очень много. Соответственно, проблема латышизации в перспективе угрожала сотням тысяч русских людей.

Ситуация Школьной революции назревала сама собой. Обозначилась классическая революционная ситуация: верхи не могли, низы не хотели. Кроме того, на одной стороне совпали интересы сразу нескольких категорий населения, и свои усилия объединили энергичная прослойка интеллигентных родителей и их детей, школьные учителя и директора с высоким чувством ответственности, журналисты русских СМИ и общественно-политические активисты.

Старт Школьной революции – апрель 2003 года

Педагог с многолетним стажем, успешный руководитель Талсинского РОНО, директор частной школы "Эврика" Яков Гдальевич Плинер выступил с призывом к началу кампании ненасильственного сопротивления. Это стало отправной точкой массовых митингов, шествий и манифестаций. Депутаты-националисты подали на Плинера заявление в прокуратуру. 12 апреля 2003 года на съезде партии "Равноправие" было решено "мобилизовать все ресурсы на борьбу против реформы русских школ".

Однако рождение масштабного общественного движения состоялось 22 апреля 2003 года – в день рождения Ленина. Тогда в помещениях Комитета по правам человека яблоку негде было упасть. На собрании инициативных активистов было много русской молодежи, которая готова была выступить против несправедливости и произвола.

В ходе оживленной дискуссии представитель Латвийской ассоциации русской молодежи Влад Андреев впервые предложил назвать будущее движение Штабом защиты русских школ. Предложение было поддержано большинством собрания. Этот день стал определяющим в направлении будущей борьбы.

Акции, организованные Штабом, отличаются определенным набором основных признаков: ненасильственный характер, взаимодействие с парламентской фракцией ЗаПЧЕЛ, непосредственная работа с самими школьниками и создание сетевых ячеек в каждой из русских школ Риги и других латвийских городов.

В то время это был уникальный общественно-правозащитный опыт, в который были вовлечены тысячи человек. Причем эти люди еще не имели современных, привычных нам каналов коммуникации, что значительно усложняло организационную работу. Многие общественные активисты, ранее не связанные с политикой, влились в работу Штаба, взяв на себя обязанности добровольных агитаторов.

В те годы людям не нужно было объяснять дважды, что означала "реформа образования-2004". Большинство взрослых людей, чьи дети учились в школе, зачастую безоговорочно поддерживали деятельность Штаба. Русские предприниматели тогда активно жертвовали средства на протестные акции. Это был наивысший пик сплоченности русского населения республики.

Единственный в своем роде опыт сплоченности

Уникальность Штаба заключалась и в том, что у него не было официального руководства и устава. В его работе мог принять участие любой человек с улицы, который просто приходил на собрание и высказывал свою точку зрения. К тому же силы правопорядка могли осуществить репрессии против конкретной общественной организации, а преследовать общественное движение не представлялось возможным. Фактически каждый человек, принимавший участие в борьбе за сохранение русской школы, уже был участником Штаба.

Колоссальную координационную роль в деятельности Штаба сыграл Юрий Петропавловский. Именно он планировал большинство акций протеста, выступая в качестве мозгового центра.

Под эгидой Штаба были проведены родительские собрания прямо в стенах школ (сегодня в Риге это было бы практически невозможно), которые принимали заявления о недопустимости ассимилятивной политики Латвии.

Фактически это было полновесное и полнокровное движение общественного протеста, которое не претендовало на роль политической силы, но, условно говоря, сверяло часы с парламентскими активистами ЗаПЧЕЛ.

Это движение очень быстро вышло за пределы Риги, найдя энергичных сторонников в Юрмале, Вентспилсе, Резекне, Даугавпилсе, Олайне, Елгаве, Бауске, Калнциемсе и других городах Латвии.

Как русские школы поддержала Pink Floyd

Штаб устраивал протестные акции не только прямого, но и косвенного действия. Например, 10 декабря 2003 года в Доме конгрессов был организован Праздник прав человека, в котором приняло участие несколько тысяч школьников.

Все акции, проводившиеся Штабом, неизменно собирали большое количество участников. Движение в защиту русских школ стало самым массовым и пассионарным за всю историю Латвии и продолжает оставаться таковым до сих пор. Рекорды Штаба по численности участников акций и творческому подходу в организации протестов до сих пор не превзойдены никем.

Событием особой значимости стало создание осенью 2003 года знаменитого видеоклипа "Черный Карлис". В нем был использован оригинальный русский текст, а музыка взята из песни известной группы Pink Floyd "Another brick in the wall", которая олицетворяла саму суть протеста. Зрителю запомнился ключевой образ из клипа, который был воплощен учителем русского языка и литературы Владиславом Рафальским.

Бесценный вклад в качестве профессионального режиссера и оператора внес кинодокументалист Виктор Горобец. В результате одиозного министра образования Карлиса Шадурского, куратора реформы русских школ, в обиходе начали называть не иначе как "черным Карлисом".

Узнав о клипе, националисты тотчас написали позорный донос группе Pink Floyd о нарушении авторских прав, но легендарный коллектив не стал оспаривать использование музыки.

Впрочем, в те годы отдельные политические силы были заинтересованы в сворачивании деятельности Штаба. Дело в том, что общественное движение, привлекшее десятки тысяч людей и сумевшее организовать акции ненасильственного сопротивления республиканского масштаба, слишком сильно мешало бизнес-корпорациям, нацеленным на "прагматичное сотрудничество".

Картинки с акций протеста смущали заправил крупных корпораций, которые относились к стремлению защитить образование на родном языке в лучшем случае сдержанно-снисходительно, а в худшем – открыто или, что еще хуже, тайно вставляли палки в колеса.

От общественного движения к большой политике

Скептическое отношение к идее протестности и нон-конформизму в вопросах русской культуры и русской школы стало причиной отделения от ЗаПЧЕЛ сначала Партии народного согласия во главе с бывшим главой МИД Латвии Янисом Юркансом (январь 2003 года), а затем и Соцпартии во главе с бывшим председателем Рижского горисполкома Альфредом Рубиксом (июнь 2003 года).

В обоих случаях инициаторами раскола стали Юрканс и Рубикс, при этом их действия имели место в тот период, когда единая политическая сила, ориентированная на отражение интересов русского населения, достигла пика своего могущества и была близка к тому, чтобы оказать серьезное влияние на расклад сил в правящей коалиции.

Движение Штаба представляло собой реальную общественную силу, которое, несмотря на существовавшие соблазны, выдвигало исключительно правозащитные цели, а именно прекращение принудительной латышизации русской образовательной системы Латвии.

У Штаба никогда не было влиятельных спонсоров и высокопоставленных кукловодов, и никогда Штаб не выдвигал острых политических деклараций. Несмотря на это, Штаб на определенном этапе неизбежно начал рассматриваться сквозь призму политической реальности.

Особые опасения националистического правительства под руководством банкира Эйнара Репше вызвали лозунги антиевроинтеграционного характера, например, "Нет школам – нет Европе", который предполагал, что, в случае продолжения репрессивных действий в отношении русской школы, общественные активисты готовы были агитировать голосовать против вступления Латвии в Европейский союз.

Референдум по этому вопросу состоялся 20 сентября 2003 года. Согласно его результатам, 32,26% избирателей высказались против присоединения республики к Евросообществу, из них абсолютное большинство составляли русские, недовольные стратегией правовой дискриминацией, в том числе и переводом русских школ на латышский язык.

И в дальнейшем латвийское правительство вынуждено было считаться с растущим русским протестным давлением.

Это было как минимум неприятно, а как максимум создавало опасность для этнократической модели власти в не такой уж долгосрочной перспективе.

Те же и заокеанские кураторы

Западные союзники Латвии обеспокоенно следили за возрастающим влиянием Штаба.

С большой долей вероятности именно для усмирения Школьной революции в Латвию был направлен опытный американский дипломат Ричард Норланд, который прибыл в Ригу в качестве первого советника посольства США. До этого Норланд работал в Афганистане, где, согласно открытым источникам, аккуратно претворял в жизнь "меры политической и экономической реконструкции".

Американцам было крайне важно втянуть Латвию в НАТО и обеспечить несменяемость националистического курса в руководстве страны. В это же время при участии США проводились "цветные революции" в Грузии, на Украине.

Однако в Латвии революция развивалась без внешних инструктажа и помощи – из самого сердца народа, который спасал свою русскую школу, а значит – и русскую культуру и идентичность.

Нельзя исключать, что развал единого русского политического представительства был осуществлен не без рекомендаций со стороны иностранных агентов влияния, которые устами людей, близких к премьеру Репше, сулили Янису Юркансу места в правительственной иерархии за разрыв с ЗаПЧЕЛ.

В дальнейшем стратегия чиновников министерства была скорректирована. Для успокоения протестов в августе 2003 года Сейм решил поменять норму о стопроцентном переходе на латышский язык пропорцией "60% предметов на латышском, 40% на русском", которая была преподнесена как компромисс.

Однако после референдума о вступлении в ЕС Сейм вернулся к старой норме, но лукаво преподнес ее как "90 на 10", и это привело к еще большей мобилизации русской общественности. Весной 2004 года, во время проведения многотысячных митингов протеста, ядро которых составляли учащиеся русских школ 8–12 классов, парламент вернулся к пропорции "60 на 40".

Параллельно часть политиков выступили с критикой Штаба, утверждая, что координаторы Штаба "вовлекают в протесты детей" и действуют "экстремистскими методами". Несмотря на это, правительство Репше 9 марта 2004 года ушло в отставку, во многом и по причине протестов Штаба.

За русское протестное движение взялись всерьез

Чиновники МОН наладили контакты с лояльными директорами русских школ, готовых согласиться с латышизацией. Часть СМИ тоже осторожно выступили против "радикального подхода". Нашлись и эксперты, лидеры общественных мнений, которые пытались агитировать против участия в протестных действиях.

Доходило до курьезов: во время выступления одного из таких экспертов, "прагматичного" предпринимателя Сергея Анцупова, критиковавшего протесты, были показаны кадры из шествия, организованного Штабом, в которых участвовала его дочь.

Новое правительство Эмсиса пыталось лавировать и не давать конкретных гарантий школам нацменьшинств, имитируя диалог с протестующими. Министры образования поменяли тактику: вместо прямолинейной русофобии возобладала псевдоуспокоительная риторика.

Министр Друвиете, например, приглашала старшеклассников "на чай", а министр Радзевич совершал инспекционные рейды по школам, договариваясь с директорами об имплементации реформы. Чиновники симулировали переговоры и делали вид, что намерены решить проблему, а на самом деле готовили противодействие Штабу.

На 1 сентября 2004 года была назначена всеобщая школьная забастовка, репетиция которой была проведена в мае. Тогда многие русские школы оставались полупустыми. Это испугало МОН Латвии. И тогда чиновники приняли решение о проведении альтернативного мероприятия – организации бесплатного концерта группы "Мумий Тролль" 1 сентября 2004 года на Домской площади.

Гонорар за этот концерт был выплачен Министерством культуры Латвии (министр Хелена Демакова) в весьма крупном объеме – более 40 тысяч латов. Концерт проходил при активной поддержке депутатов ПНС (в том числе вице-мэра Сергея Долгополова, который яростно мешал Штабу защиты русских школ).

Это привело к тому, что в основном протестном шествии от Памятника освободителям в Старый город приняло меньше участников, чем планировались организаторами.

Вскоре движение Штаба постепенно затихло, и к 2005 году стало понятно, что достигнут негласный компромисс: сохраняется пропорция "60 на 40", однако инспекторы и чиновники МОН в течение десяти лет боялись оказывать прямое давление на русские школы, предоставив им возможность выживать в существующих условиях.

Понимая, что на каждый урок не прислать проверяющего, учителя часто вели уроки на русском языке, произнося на латышском вводные слова и записывая лишь ключевые термины. Это позволило существенно не снизить качество знаний у многих русских школьников.

Однако общие действия правительства – внедрение низкокачественных экспериментальных учебников, навязывание неконструктивных образовательных методик, прицельная работа со школьными администрациями, в том числе с применением шантажа и запугивания – становились все более радикальными.

Страсти по русскому языку вновь на повестке дня в Латвии

Синдром отложенной надежды

Результаты работы Штаба защиты русских школ можно охарактеризовать как победу на перспективу.

Ричард Норланд выехал из Риги в 2005 году. И в это же время государственные структуры отомстили отдельным русским политикам, лидерам Штаба, и в том числе Юрию Петропавловскому, которому в первый и пока единственный раз в истории было отказано в получении гражданства после выполнения всех условий натурализации.

Русское протестное движение 2003–2004 годов стало трамплином для русской политической организации Латвии. Участники и активисты того Штаба до сих пор играют активную роль в общественной жизни республики. И надежда на сохранение русской образовательной традиции в Латвии все еще остается.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.