Гражданин Латвии и Донецкой Народной Республики, пулеметчик, коммунист, биолог с двумя высшими образованиями, политолог, экоактивист, побывавший в тюрьмах в своей родной прибалтийской республике, в Нидерландах, в России и в украинском плену – товарищи прозвали Бенеса Айо "Черным Лениным". Он не возражает:
"Я коммунист, выступаю за социальную справедливость, построение социализма на всем постсоветском пространстве. К "Черному Ленину" отношусь нормально", – говорит Бенес.
По его словам, впервые это прозвище он услышал весной 2014 года в Симферополе, а потом еще в Донецке:
"Услышал во время моих выступлений, когда я говорил о том, что евромайдан организовали украинские олигархи, связанные с евроамериканскими империалистами, чтобы превратить Украину в русофобское государство, оторвать ее от России и превратить ее в свою колонию – "хлебную житницу" Запада, в которой украинские крестьяне будут в три пота пахать за жалкие гроши на землях, принадлежащих иностранным латифундистам. Не зря ведь в прошлом году под давлением МВФ и ЕС киевская хунта сняла мораторий с продажи земли", – утверждает Айо.
Откуда вышел "Черный Ленин"
"Моя мама – русская, уроженка Латгалии, восточной части Латвии, которая до начала XX века была частью Витебской Губернии – там проживает 80% русскоязычного населения. Отец – из Уганды, из консервативного племени ланго в северной части Уганды. Там дикие племена. Деревня. Во главе – вожди. Люди по 90 лет, сто, даже 120. Они обрабатывают землю, пасут скот. Там общинность, коллективизм", – рассказывает Бенес.
Его отец получил высшее образование в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы в Москве. В Москве же познакомился с матерью.
"Отец – доктор сельскохозяйственных наук. А мама по образованию – экономист. Она получила образование в Латвийском университете. Она была сначала начальником бюро, а затем главным бухгалтером в вычислительном центре города Резекне, часто ездила в Ригу и в Москву. Интересовалась живописью, кино, театром. В кино мать с отцом и познакомились", – говорит Айо.
Бенес считает себя русским: "Я – русский. Я жил в русской культурной среде, читал русских поэтов, писателей. Моя мама, родственники – русские, русскоязычные – прививали мне эти уникальные особенности русской культуры с детства".
Будущий активист учился в школе в Резекне, потом поехал в Ригу, поступил в Латвийский университет.
"Я c детства интересовался биологией, животными. Дома у меня был мини-зоопарк даже. Читал литературу соответствующую", – вспоминает он.
Когда началась политика
"Коммунистические взгляды у меня развивались с детства. Я был убежденным октябренком и пионером, читал "Правду", смотрел всевозможные пленумы и заседания КПСС и Верховного Совета по телевидению. В возрасте примерно десяти лет я с негодованием воспринял распад СССР. Уже тогда, в родном городке Резекне, я вырезал из газет портреты кандидатов от Компартии и, используя их, делал листовки, призывая жителей голосовать за коммунистов. Листовки я раскидывал по почтовым ящикам", – рассказывает Бенес.
"Я был на втором курсе университета, когда вдохновился возможностью заняться активной политической деятельностью. Меня сильно возмутила агрессия американцев против Югославии, чудовищный рост цен и дискриминация русскоязычного населения в Латвии", – говорит Бенес.
Первую свою акцию он провел у российского посольства в Риге:
"Мы критиковали [Виктора] Черномырдина, который не мог разрулить нормально ситуацию. Россия должна была остановить американцев, спасти Югославию", – считает активист.
Украина в жизни Айо появилась намного позже:
"Когда начинался евромайдан, я находился в тюрьме в Голландии. Я был один в камере, и у нас были телевизоры. Смотреть можно было круглосуточно. Постоянно шли новости о евромайдане. Я смотрел про погромы, демонстрации. Голландское телевидение довольно объективно: с одной стороны, показывали, что майдан организован был жовто-блакитной хунтой, а с другой стороны, что были многочисленные митинги и шествия, организованные [Виктором] Януковичем. У нас такого не показывали".
Тур по тюрьмам
Как Айо оказался в заключении в Нидерландах? "Активист из России, которому Гаага отказала в предоставлении политического убежища, якобы повесился в тюрьме в Голландии в 2012 году. Дело расследовано не было", – рассказывает Бенес. Спустя несколько месяцев Бенес поехал в Нидерланды, чтобы принять участие в митингах и пикетах, связанных с этой ситуацией.
"Сначала мы были в Амстердаме, пикетировали дворец короля. Потом мы поехали в Гаагу, пошли к зданию парламента, передали им петицию, постояли там с пикетом… А потом совершили такую революционную акцию у здания Министерства юстиции и безопасности – раскидали листовки, кинули дымовые шашки, шумовые гранаты. Столы там перевернули. Ну, небольшой дебош", – говорит Айо.
За эту акцию ему дали два месяца тюрьмы – за "попытку нападения на Министерство юстиции и безопасности Голландии с отягчающими последствиями".
"Нормальные, хорошие условия в тюрьме в Голландии. Жалоб не было. В Голландии – человек один в камере. Телевизор есть. Тренажерный зал. Ручной теннис. Бильярд. В любую камеру можно заходить. Звонить можно. Я и в Латвию звонил, и в Великобританию, и в Россию. Отношение нормальное", – вспоминает активист.
"Работа была – мы мочалки помещали в обертки на продажу. Специальная комната для этого была. Каждый час отдых. Попили чай с булочками. Для души. Медицина там хорошая. Церковь, синагога. Церковь православная есть, католическая. В какую хочешь – в такую ходишь. Посидел я в Голландии и понял, какое там нормальное отношение к человеку", – говорит он.
Бенесу есть с чем сравнивать. В Латвии ему удалось отсидеть трижды:
"Вот в латвийской тюрьме условия ужасные. Я сидел еще в 1990-е годы. За "уничтожение уличных плакатов" русофобской, фашистской партии – TB/LNNK (Национальное объединение "Все для Латвии!" – "Отечеству и свободе/ДННЛ" – прим. Baltnews). Я этого не делал, у меня был свидетель, но на меня указали. Мне дали пару месяцев тюрьмы. В 1990-е там было человек 12 в камере. Первый раз, когда я сидел, проблем особо не было. Очень скучно. В тюрьме в Голландии – никаких наручников, ничего нет. А тут – открывают эти железные двери, потом эти наручники, потом тебя везут, по каким-то боксикам, в этих газиках… Стены там обшарпаны, окна побиты. Полы раскоряжены. Условия ужасающие. Дырки везде. Через эти дырки там можно было все друг другу передавать. Из одной камеры в другую перелезали. Бардак", – рассказывает Айо.
В следующий раз он оказался в латвийской тюрьме в 2005 году:
"А в 2005 году меня посадили в пресс-камеру. Там меня били зеки, а сотрудники улыбались. Подкладывали мне психотропные вещества. Не мог спать. Бился головой. Проходило. Опять начиналось. Мне потом объяснили – они хотели, чтобы я поднял шум – тогда меня можно было бы отправить в психушку. Как раз вещества были такие, что, пока вызовешь прокурора, специальную комиссию, все улетучится".
"Латвия и Украина – плохо, Россия и Голландия – хорошо"
Еще одно место заключения в списке Айо – украинский плен:
"В украинском плену… на гауптвахте меня держали семь дней, когда задержали и хотели депортировать в Латвию. На Украине меня держали в воинской части под Харьковом. Там было помещение с деревянным полом. Кормили нормально. Выйти куда-то там – в туалет, например, – за мной ходили боевики, силовики украинские с автоматами. Какого-то насилия с их стороны не было. Но избивали СБУшники, когда меня взяли в Меловом и повезли в Киев на допрос, а затем уже били во время допросов на гауптвахте под Харьковом. Оскорбления были", – вспоминает активист.
Условия в украинском плену, по его словам, вполне сравнимы с тюремными в Латвии:
"В Латвии, на Украине – одинаково. Везде плохо. В Голландии и в российской КПЗ – хорошо. Могу сравнить – опыт российский мой чем-то близок к голландскому, кстати. А Латвия и Украина – это очень плохо. В России вот я тоже один в камере сидел. Знаете, как в Латвии было? Тебя кидают на деревянный пол, дают матрас, а там еще пять человек – и параша такая примитивная. А тут, где я был, – там две двухъярусные нары, подушка, матрас, покрывало, наволочка, простынь, нормальное кормление, выводили гулять, книгу дали. Единственное что – свет. Освещение не очень. Глаза устают. Но отношение среди полицейских – нормальное. Ни оскорблений, ни избиений, ничего не было. Я могу сравнить. Время, которое я провел в КПЗ России, я могу сравнить с КПЗ в Голландии. А Латвия и Украина – эта двоечка очень плоха. Честно, искренне говорю", – говорит Бенес.
По собственному признанию, для него этот опыт был полезен:
"Но политик не обязан отсидеть. Лучше, конечно, не сидеть. Отсидеть – теряешь время, не можешь заниматься политической деятельностью. Со здоровьем могут быть проблемы. Надо избегать. Не желаю никому сидеть".
Политическая эмиграция
"Когда я освободился из голландской тюрьмы, я вернулся в Великобританию. Я там работал поначалу в доме престарелых Care UK, а затем – в компании Donаtantonio в пищевой лаборатории. Я получил высшее образование в Латвии – магистра биологии, я на зоологии специализируюсь. А потом в Великобритании – два года, магистр медицинской микробиологии", – рассказывает Айо.
Изначально он поехал в политическую эмиграцию:
"Первый раз, в 2005 году, мне дали девять месяцев тюрьмы, но в зале суда не арестовали. Через несколько дней меня поймала Полиция безопасности и посадила в КПЗ, чтобы не дать возможность подать апелляцию. Правозащитники за меня вступились, меня выпустили под полицейский контроль. Но завели новое уголовное дело. По статье "за призыв к насильственному свержению государственного строя". Я объявил голодовку… Я потребовал прекратить мое политическое преследование, придать русскому языку статус второго государственного и предоставить гражданство всем постоянным жителям Латвии. 27 суток не ел, только пил. Похудел на десять килограмм. Потерял сознание. Меня в больницу повезли".
Прокурор решил, что Бенеса нужно проверить у психиатра:
"Я пошел в нормальную больницу тогда сам. И проверился. Психиатр сказал: "Все хорошо". Я справку дал прокурору, что я нормальный. Прокурор Ева Гаранча была вне себя от ярости", – говорит он.
"Через несколько дней был назначен суд, и меня посадили в тюрьму", – уточняет Бенес.
Повторно он объявил голодовку, уже будучи в тюрьме.
"Через некоторое время состоялся суд, мне дали отсиженный срок. Признали виновным в попытке насильственного свержения государственной власти. А еще было первое дело на апелляции. Я вышел из тюрьмы, где провел всего полгода, и решил поехать в политическую эмиграцию в Великобританию", – вспоминает Айо.
В Великобритании он работал и учился:
"И тут бац – суд. Мне адвокат сказал на суд не являться, потому что, мол, могут посадить. И действительно прокурор требовала два года тюрьмы. На суд не пришел – за меня пошел адвокат Валтерс Якоби. Я был объявлен в оперативный розыск. Суд знал, что я в Великобритании. Я там участвовал в митингах, пикетах. Клеймил даже всю эту латышскую банду. Английский юрист, к которому я сходил на консультацию по поводу своих латвийских дел, мне объяснил: Великобритания – демократическое государство, тебя никогда не передадут, с такими статьями тебя никто тут за преступника считать не будет".
Потом была Голландия, а затем Бенес поехал в Крым – "поддержать население". Он вступил в ряды крымской самообороны. И далее – ополчение в Донбассе.
"Вы находитесь в федеральном розыске!"
Бенес служил в армии ДНР в мотострелковом полку.
"Я взял отпуск в ДНР, потому что планировал поехать в Шиес. Объявил об этом командиру. Каждые полгода я езжу в Россию. Например, был в Якутии и в Тюмени летом. Узнал, что среди северян и сибиряков две любимые вещи – это Путин и китайцы", – смеется Айо.
"Дело в том, что меня в список Интерпола внесли только в ноябре. А я был в Якутии и в Тюмени летом. То есть июнь-июль я был в оперативном розыске Латвии – и об этом знал, но в Интерпол тогда не был подан. Я узнал, что подан в Интерпол, только когда меня задержала полиция в Урдоме, – когда я уже возвращался из Шиеса в Москву", – рассказывает он.
В Шиес Бенес приехал на два дня – принять участие в экологических акциях. Кстати, он хорошо относится к Грете Тунберг: "Это правильно, что она делает. Молодежь надо подключать к политике. Она за экологию – и я. Это наш человек".
Там, в Архангельской области, у Айо проверили документы: "Полицейские проверяли всех людей. На Шиесе были столкновения. Поэтому шли проверки. Боялись, что экстремисты приедут".
"Когда мы с товарищем из Архангельска сидели в здании вокзала поселка Урдома и ожидали поезд, внутрь вошел сотрудник полиции и на глазах у ошарашенных людей объявил мне: "Вы находитесь в федеральном розыске! Сдавайте билет, вы арестованы!" Я не понял. Думал, провокация. Потом меня повезли в отделение полиции, где меня допросили оперативники. Майор мне говорит: "А вы в международном розыске – Интерпол вас ищет по запросу Латвии". Ну, я ему объяснил: Латвия – фашистское государство, там преследуют русских, я ничего не совершал, русофобская страна преследует, репрессирует борцов за права русскоязычных. Мне сказали: "Мы вынуждены. Вы в федеральном розыске. Нам нужно узнать, что за дело – все-таки Интерпол. У Латвии надо запросить материалы дела. Через двое суток или отпустим, или будет суд". Через двое суток Бенеса отпустили под строгий полицейский надзор в России до получения из Латвии материалов его уголовных дел", – рассказывает Бенес.
Активист подал документы на получение политического убежища в России, чтобы его не экстрадировали.
"Пока жду. Я хочу здесь оправдаться и легализовать себя в России. Без правоохранительных проблем", – говорит он.
В будущем Айо планирует, вероятно, либо вернуться в ЛДНР после получения политического убежища в России, либо остаться в России – продолжить заниматься "мирной политической деятельностью" и работать по профессии:
"Я биолог. Я занимался вопросами экологии. В частности, я занимался мониторингом мышевидных грызунов в лесопарках Риги – экологическим аспектом. В Великобритании мы с товарищами из левых организаций выступали против расширения аэропорта Хитроу, что вредит природе. Я намерен заниматься серьезной политикой. Выступаю за воссоединение всех коммунистических партий в одну коалицию. За социальную справедливость. Легальной, мирной политической деятельностью заниматься хочу. Но и по профессии я хочу работать. У меня же три высших образования".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.