13 ноября на платформе Happy Art Museum состоялся публичный диспут "Межнациональные отношения в национальном государстве". Докладчиком пригласили ветерана Народного Фронта Латвии (НФЛ) Эдуарда Шнепста, а его оппонентами – экс-председателя НФЛ Ромуальда Ражукса и политического беженца из России Дмитрия Саввина.
Дискуссию приурочили к сотой годовщине провозглашения Латвийского государства ("Столетию Латвии посвящается"). Даг Видулейс, владелец Happy Art Museum, позиционирует свою площадку как единственный очаг свободы слова в Латвии.
"Последние десять лет мы – последнее место без цензуры и государственной пропаганды; последнее место, где между собой говорят и находят общий язык представители крайних точек зрения", – утверждает Видулейс.
Шнепста и Ражукса он представил не только как ветеранов НФЛ, но и как людей, очень активных в обсуждении национального вопроса, а о Саввине сказал, что тот представляет "совсем другие силы – русские национальные силы, которые очень лояльны Латвии и гораздо национальнее настроены, чем сами латыши". Правда, оппоненты из Ражукса и Саввина вышли никудышные, поэтому здесь их опустим.
Задачу диспута Видулейс определил как "поиск консенсуса с русским обществом в деле формирования Латвии как национального государства, поиск аргументов для убеждения и обнаружения общей базы". Будущее национального государства он полагает в соглашении с русской общиной, достигающей почти половины населения страны.
Но "общую базу" Видулейс видит в том, чтобы доказать русским, что латышский язык есть гарант национальной безопасности, во избежание крымского сценария, ради защиты и самого русского населения, которое настроено на европейские ценности и благоденствует в Латвии. С этой целью Видулейс объявил рабочим языком диспута русский язык.
При всем уважении к благим намерениям Дага Видулейса, сомневаюсь, чтобы прочный гражданский мир и согласие в латвийском обществе были достигнуты на какой-либо иной базе, кроме взаимного уважения к правам человека: русских и латышей, латышей и русских. Прямым доказательством того, что консенсус и согласие невозможны на базе латышского языка, явились уже первые слова Шнепста, начавшего свое выступление с оскорбительных для русскоязычной части публики извинений "перед соплеменниками за то, что сегодня мы будем говорить по-русски, поскольку у меня нет сегодня мысли принуждать инородцев говорить на нашем языке, но на понятном им языке разъяснить наши проблемы". Мало того, Шнепст выразил желание "разъяснить эту проблему, насколько это возможно, до конца, поскольку ее обсуждение в нашем обществе как-то застопорилось".
Под стать этому заявлению, отсылающему к новоязу нацистов, были и первые слова, сказанные Шнепстом по-русски: "Мир жесток и суров, и самое жестокое животное на свете – это человек. Но сейчас мир не так жесток, как в прежние годы и века". Стоит ли тогда удивляться общей направленности всех последующих "откровений" Шнепста? Очевидно, в нем говорил не человек, но животное – животное латышской национальности.
"Венец природы на земле – человек. Высшее его достижение – это человеческая культура. Мировая культура состоит из национальных культур, и в основе каждой – национальный язык. Исчезнет язык, исчезнет культура. Любая национальная культура является частью мировой культуры и заслуживает сохранения и дальнейшего развития. Латышский язык не находится на стадии исчезновения. Более того, латышский язык достаточно развит, чтобы выполнять функции государственного языка. Но в этом своем статусе он находится под угрозой", – сказал Шнепст.
Вы не поймали Шнепста на противоречии? Утверждая, что венец природы – человек, он ставит национальную культуру и основу ее – язык – выше человека; предлагает защищать не человека, а язык. Ведь государственные функции латышского языка находятся под угрозой, говорит он.
Кто же угрожает этим функциям? Люди. Какие люди? Известно, какие. Те самые, что, например, в Белоруссии у себя дома, в своем семейном кругу говорят не на белорусском языке, а по-русски. Представьте себе, Шнепста очень беспокоит судьба белорусского языка, который, по его словам, находится на последней стадии исчезновения.
"И уже не знаю, что поможет, если не изменится политическая ситуация в Белоруссии, не изменится отношение к языку, а это опять будет борьба за то, чтобы он сохранился и развивался. Ведь чтобы язык гарантированно выжил, он должен использоваться на всей территории какой-то автономии или государства и во всех сферах жизни без опасности вытеснения. На одной территории полноценно развивать несколько национальных культур невозможно", – учит Шнепст.
Ветеран НФЛ явно подразумевает вытеснение русского языка в Белоруссии белорусским, предписывает дерусификацию административными методами, допускает насилие ("будет борьба"). Все как в Латвии: не язык и культура для человека, а человек на съедение языку и культуре.
Пустить все на самотек, предоставить человеку свободу выбора, по словам Шнепста, нельзя, поскольку "выбор в пользу более распространенного языка предопределен, а остальные языки будут уходить на дальний план".
"В идеале у каждого языка должна быть государственность или автономия, где он во всех сферах жизни от семьи до высшего образования и науки и государственного управления будет практически использоваться и развиваться в ногу со временем", – утверждает Шнепст.
Следите за руками. На Латгалию и латгальский язык это правило Шнепст и не думает распространять, применяя его только к России, о которой Шнепст сказал следующее: "Россия для нас самый географически и ментально близкий, самый понятный и самый выгодный партнер… будет, когда сменится режим, когда власть перейдет все-таки к народу, когда Россия превратится в федерацию равноправных народов". Но вернемся к Латвии.
"Уникальность нашей ситуации состоит в том, – сказал о Латвии Шнепст, – что ни в одном национальном государстве у населения не возникает сомнений в том, что нужно погружаться в местную языковую среду. Только в Латвии и только люди, называющие себя русскоязычными, независимо от своей истинной национальности, этого никак не могут понять. А ведь от того, насколько человек интегрирован в местную языковую среду, зависит, насколько он может реализовать свои права, свой потенциал. Погружение в языковую среду – это право человека, его преимущество, а не нарушение его прав".
Следите за руками. В Латвии исторически существует более чем одна языковая среда. Где обособленно, где накладываясь друг на друга, в Латвии сосуществует несколько лингвистических ареалов. До Второй мировой войны их было больше, но с насильственным удалением таких двух крупных национальных общин, как немецкая и еврейская, говоривших по-немецки, на идише и по-русски, по мере ассимиляции ливов и поляков, их осталось три: латышская (независимо от истинной национальности носителей латышского языка), русская (независимо от истинной национальности носителей русского языка) и латгальская.
У латвийцев не должно и не может возникать сомнений в необходимости погружения в местную языковую среду по той простой причине, что каждый постоянный житель Латвии и так в нее погружен. Каждый – в свою. Латыши погружены в латышскую языковую среду, русские – в русскую, латгальцы, очевидно, в латгальскую. И все были бы всем довольны, если бы большинство латышских политиков не исповедовало идеологию национального дарвинизма в том виде, как ее изложил Шнепст, и если бы ведомая этими политиками латышская масса не желала расширить свою языковую среду (а фактически – жизненное пространство, Lebensraum) за счет своих исторических соседей.
Другими словами, Латвия ни исторически, ни фактически не является национальным государством, каким пытается представить ее докладчик. Случай Латвии вообще не подпадает под тему диспута ("Межнациональные отношения в национальном государстве").
Латвия – многонациональное, де-факто двуобщинное (по меньшей мере) государство, в котором стремление проводить национальную политику по типу национального государства оборачивается подавлением меньшинства со стороны большинства, притеснением и дискриминацией русских со стороны латышей (латгальцы пусть говорят за себя сами).
С другой стороны, если погружение в языковую среду – это право, как утверждает Шнепст, то как можно лишать человека права своим правом не пользоваться? Разве право не утрачивает своего основополагающего свойства – возможности, как только оно становится обязанностью, в тот самый момент, когда возможность что-нибудь делать превращается в долг и повинность делать именно это, например, перепогружаться из одной языковой среды в другую? Такое нигилистическое отношение к свободе выбора и самоопределения индивида, по-моему, открывает путь к полному отрицанию свободы и самоопределения как таковых.
Вот и поэт-авангардист Павел Васкан, один из рядовых участников диспута, заметил, что, "убегая от красного тоталитаризма, латвийскую политику вгоняют чуть ли не в коричневый тоталитаризм, ведь искусственно менять национальный состав населения – это и есть коричневый тоталитаризм".
О том, что Шнепст лишь пускает пыль в глаза рассуждениями о погружении в латышскую языковую среду как праве и преимуществе, свидетельствует его взгляд на референдум 2012 года по вопросу предоставления государственного статуса русскому языку:
"Референдум о языке – результат деятельности враждебных государству сил. Какой нормальный человек, считающий себя русским, поставит "нет" в бюллетене родному языку? Но на самом деле он сказал "нет" обязанности изучать и использовать латышский язык. Рядовой гражданин не обязан знать и использовать все государственные языки. Как только появляется второй официальный, у него есть выбор, и то, что происходило во время советской оккупации, продолжится. Некоторые люди до сих пор этого не поняли".
Зато "некоторые люди" поняли, что изучать и использовать латышский язык – это не право и не преимущество, а обязанность, с точки зрения Шнепста. И можно не сомневаться, что Шнепст и ему подобные не допустят того, чтобы данная обязанность ограничивалась публичной сферой, но добьются, рано или поздно, ее проникновения на уровень семьи. Чтобы не было, как в Белоруссии. И, будьте покойны, за соответствующим законодательным и административным инструментарием этнократический режим в карман не полезет.
На самом деле, если верно, что рядовой гражданин не обязан знать и использовать все государственные языки, как говорит Шнепст, то также верно, что рядовой гражданин вообще не обязан знать и использовать государственный язык. Более того, если верно, что человек – это животное, как заявил в самом начале своего выступления Шнепст, то нелепо требовать от него знания и использования какого-либо языка в принципе. Ибо как могут быть права человека – венца творения – уже прав рядового животного, а ведь ни один Шнепст на земле не додумался еще требовать, чтобы животные заговорили по-человечьи под предлогом того, что это их право и преимущество. Ну, разве что в сказках.
Но в том-то и дело, что "коричневые тоталитаристы", а именно к этой породе относится Шнепст, рождены для того, чтобы сказку сделать былью, а еще лучше – болью. И не важно, ради чего: во имя чистоты арийской нации и тысячелетнего рейха или "чтобы гарантировать существование и развитие латышской нации, ее языка и культуры на протяжении веков".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен