Что же произошло? Латыш, депутат городской думы от социал-демократов Юргенс на пленарном заседании стал говорить на русском языке, чтобы его хорошо поняли все присутствовавшие. Но как только думец начал выступать, его неожиданно прервали другие депутаты-латыши и потребовали от социал-демократа перейти на государственный язык.
Группа недовольных Юргенсом депутатов стала апеллировать к президиуму. Председатель думы объявил перерыв и созвал межфракционное совещание. На нем было решено, что нужно срочно найти переводчика. Целая дискуссия возникла вокруг того, как надо переводить выступления: всю речь после того, как закончит говорить депутат, или же сразу вставлять перевод после каждого предложения.
Увы, спор оказался неактуальным: выяснилось, что горуправа не может немедленно предоставить переводчика. Однако депутат Юргенс сам взялся перевести свою речь на латышский язык…
Газета "Наш Двинский голос" так описывала дальнейшее. Когда Юргенс начал переводить, то часть депутатов стали недовольно восклицать: "Не точно!". Их оппоненты ехидно ухмылялись в ответ: "Откуда вы знаете, точно он переводит, или нет? Вы же по-русски не понимаете, раз вам перевод нужен?!".
Между тем депутат Юргенс продемонстрировал знание родного языка и успешно закончил перевод. Однако заседание думы вновь пришлось прервать после того… как по-русски заговорил следующий депутат от Латвийской социал-демократической рабочей партии (ЛСДРП). Так как переводчика не было, председателю думы пришлось закрыть заседание.
Через пару дней городская управа подыскала переводчицу. Решено было платить ей по 7 латов за участие в каждом заседании думы. Конфликт был исчерпан, но горечь осталась. Газета "Наш Двинский голос", как уже говорилось, назвала происшедший скандал "логически необъяснимым", а столичная газета "Сегодня" даже повздыхала: "Нормальной работе Думы приходит конец".
"Латыш должен говорить по-латышски!"
А теперь – о факте, думается, способном сегодня удивить. Против чего на самом деле протестовали несколько депутатов городской думы Даугавпилса, потребовавшие перевода? Они вовсе не возражали против того, что на заседаниях думы используется и русский язык, если депутат недостаточно хорошо владеет латышским. По информации той же газеты "Наш Двинский голос", их недовольство вызвало лишь то, что по-русски говорил латыш.
Как писала газета, один из участников заседания так сформулировал свое требование: латыш должен говорить по-латышски! Мол, пусть русские депутаты используют свой родной язык, но латышу-то следует говорить на родном языке. А если не будет этого, то в знак протеста потребуем перевода всех выступлений на государственный язык!
Странное время – так можно охарактеризовать первые годы существования Латвийской Республики с позиций сегодняшнего дня. Так, еще в 20-е годы ХХ столетия нашлись патриоты, которые требовали навести порядок с языком образования. Чего же они хотели? Они выступали против того, чтобы латышских детей отдавали учиться в школы нацменьшинств, прежде всего, в немецкие. А в Даугавпилсе некоторые депутаты-латыши требовали: пусть хоть латыши в Думе обязательно говорят по-латышски. Такая вот "дискриминация": русскому можно говорить по-русски, латышу — нельзя.
Ничего личного, только бизнес
В первые 15 лет существования Латвийской Республики государственные учреждения порой проявляли в языковом вопросе весьма странный либерализм. Можно вспомнить, к примеру, как коммерческие банки обратились в Банк Латвии за указаниями. Банкиры обратили внимание на то, что коммерсанты при оформлении векселей иногда пишут старые названия городов: вместо "проживающий в Елгаве" – "проживающий в Митау" (Митаве), вместо "проживающий в Даугавпилсе" – "проживающий в Двинске".
В январе 1933 года проблему обсудил совет Банка Латвии. Он отметил, что банк отвечает за финансово-хозяйственную, а не какую-то иную политику, что банк не желает предъявлять к своим клиентам дополнительных требований. Мол, следует оформлять бумаги в соответствии с пожеланиями клиентов.
Разгул языковой демократии достиг в стране такого уровня, что более десяти лет в Латвии вообще не существовало закона о языке. Никакого. Но в начале 1930-х годов случился страшный экономический кризис, который способствовал радикализации общества. И в феврале 1932 года, наконец, появился закон о языке. Точнее, правительственные правила, имевшие силу закона. Нелатыши тут же подвергли эти правила сокрушительной критике.
Между тем сегодня законодательный акт 1932 года выглядит весьма своеобразно. Во-первых, он практически не регулировал употребление языков на частных предприятиях. Единственное, что требовалось от них, – предоставлять на госязыке финансовые и другие документы государственным должностным лицам. Заметим, что именно на частных предприятиях в то время трудилось подавляющее большинство работавших латвийцев.
Конечно, латвийский работодатель не был врагом сам себе. И, к примеру, в городе Риге в то время появлялись такие объявления: "Требуется продавец, знающий латышский, русский и немецкий языки" – владелец магазина не желал, чтобы хоть один покупатель ушел из его лавки недовольным.
Но государство оставляло большую свободу жителям в употреблении языков. Так, на русском и немецком языках имели право выступать на пленарных заседаниях депутаты Сейма. На языках национальных меньшинств можно было получать среднее образование.
И что существенно: в то время могли происходить дискуссии по конкретным языковым вопросам, но у русских не было чувства недоверия к государству, желания эмигрировать из Латвии. Напротив, часть русских Латвии даже испытывала гордость за то, что государство предоставляет нелатышам немалые возможности для проявления своей национальной идентичности.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен