К августу 1991 года система государственного управления СССР оказалась в глубоком кризисе. Националистически настроенные круги в союзных республиках почувствовали это и начали раскачивать ситуацию.
О том, как советская Латвия покидала семью братских народов и к чему пришла за тридцать лет независимости, Baltnews поговорил с членом Политбюро ЦК КПСС, первым секретарем ЦК Коммунистической партии Латвии в 1990–1991 годах Альфредом Рубиксом.
– Г-н Рубикс, как население Латвийской ССР восприняло начало перестройки? Как вы лично отнеслись к попыткам президента СССР Михаила Горбачева реформировать Советский Союз?
– Поскольку я был на 27-м съезде партии, то я слышал это своими ушами, слышал и видел отношение людей. Оно было очень разделенное, поскольку Горбачев избрал манеру общения под ручку со своей супругой, что было уже непривычно, и вряд ли это надо так делать.
Массовые выступления без фактов – просто философские рассуждения. Мне это не пришлось по душе. Я не люблю людей, которые много говорят, а за ними дел нет. В то время за Горбачевым дел не было, кроме пустожевания. Съезд принял решение и одобрил поворот новый.
Я тогда уже был первым секретарем ЦК Компартии Латвии, и мне пришлось по душе само направление. Только я не мог понять, что же содержит [в себе] это слово "перестройка".
Я думал, что перестроить ряды – это одно, а перестроить общество – это совсем другое. И когда стали [это слово] переводить на латышский язык, то там оказались даже разные понятия для этого.
Горбачев рассуждал много: то пять признаков, то три признака, то еще чего-то. Но когда на 28-м съезде партии меня уже избрали первым секретарем ЦК, я на политбюро несколько раз задал этот вопрос. Как понимать, что мы перестраиваем? Так я ответа и не нашел. Море слов и рассуждений, а сама суть пропала, так мы и не узнали, что он хотел перестроить.
Как я понял, он хотел отказаться от всей коммунистической идеи, с чем я был не согласен. Поскольку у меня за плечами была работа председателя исполкома Риги, два года работал министром местной промышленности Латвии, ну и райкомом шесть лет, я пытался разобраться, что, куда и как. Выступая на политбюро, я частенько говорил: "Ну, все-таки, что мы строим?".
В ответ – опять словоблудие: "отказываемся от социализма" или "не отказываемся от социализма". Кончилось тем, что отказались от всего. В итоге – рассыпался весь Союз. У меня дурные воспоминания об этом времени.
Я теперь читаю в газетах в воспоминаниях других людей, что судьба Прибалтики была решена до того, когда Горбачев встречался в Рейкьявике [в 1986 году] с президентом Штатов [Рональдом Рейганом] и когда на Мальте [в 1989 году] встречались [с главой США Джорджем Бушем]. Там он, видимо, дал обещание, что отпустит Прибалтику.
Мог отпускать, но не таким образом. Сказал бы, мол, проводите референдум, и если вы за выход, то выходите. [Тогда бы] ничего не было. Собрали бы Верховный совет, проголосовали 38 против 36 и ушли.
– То есть теоретически Латвия могла остаться в составе СССР?
– Да, мы проводили союзный референдум, где 77% процентов высказались за то, чтобы сохранить Союз. В Латвии мало участвовало народу, но из тех, кто проголосовал, 74% хотели сохранить СССР. Да, измененного. И, работая потом в Верховном совете, я тоже был за то, что менять надо много, но не так, как сделали.
Взяли поменяли социализм на дикий капитализм, и теперь все мучаемcя. Как могло быть так, что при живом, работоспособном президенте, каким был Михаил Сергеевич Горбачев, могли собраться [Борис] Ельцин, президент Латвии [Анатолий] Горбунов и [председатель президиума эстонского ВС Арнольд] Рюйтель, от имени которых Ельцин подписал выход Латвии, Эстонии, Литвы из состава Советского Союза.
Потом собрались в Беловежской пуще. Опять какая-то тройка – [председатель ВС Белоруссии Станислав] Шушкевич, [президент Украины Леонид] Кравчук и тот же Ельцин – и решили выйти из Советского Союза. Кто их уполномочивал, когда уже были итоги референдума? Надо было думать, как сохранить страну.
– Как вы оцениваете состояние КПСС к концу 80-х годов? Почему при наличии мощной партийной и комсомольской организаций не получилось защитить СССР?
– Протестовали, я был тогда первым секретарем ЦК. Но все сделали до меня. Мой предшественник на этой должности позволил на всех предприятиях и учреждениях вместо первичек (первичных организаций – прим. Baltnews) КПСС иметь первички Народного фронта. Я был председателем исполкома, меня вызвал первый секретарь ЦК и предложил мне вступить в Народный фронт. Я сказал, что Народный фронт не признаю, я ребенком пережил фронт. Я видел смерти, разрушения и несчастья, которые были. Поэтому это меня не привлекает.
Программа Народного фронта предлагала выйти из состава Советского Союза просто потому, что они так захотели. Я придерживаюсь позиции Ленина. Он считал, что республики имеют право выйти из состава Советского Союза, если это необходимо, а необходимости такой не было. Вот сейчас и болтаются Латвия, Литва, Эстония. Но те две хоть более-менее как-то, а Латвия по всем показателям в Евросоюзе на последних местах.
Поэтому такие [протесты] были, но первый секретарь ЦК, который был до меня, разрешает Народному фронту расплодиться. У них были свои отряды боевиков. Меня на суде допытывали, где ваши отряды? Не было таких отрядов.
Я стоял на позиции, что жив Советский Союз, жива здесь советская власть еще. Пусть действует. Провел три встречи с Горбачевым. Но тот потом встречается с председателем Верховного совета Латвии Горбуновым и премьером и там договаривается о другом. Но так же нельзя, это предательство. И сбор этот в Беловежской пуще – это чистое предательство. И это была не задача Рубикса, это была задача тех, за кого народ проголосовал, чтобы они защищали программу, принятую Союзом.
Создали Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Я его поддержал, потому что это было абсолютно законное формирование.
– Почему на пленуме ЦК КПСС в Москве в 1990 году вы голосовали за Горбачева?
– Я был новичок в этой кухне. Я думал, что они все-таки прислушаются. Я всегда прислушивался к тому, чего от меня народ требовал. У меня было много должностей: и на заводе, и в райкоме. Я думал, что на таком высоком уровне тоже так. Но там оказалось совсем другое, и масштабы совсем другие.
– Скоро исполнится 30 лет со дня выхода Латвии из СССР. По вашему мнению, какие ошибки сделаны руководством страны за это время?
– Главная ошибка в том, что Латвия так и не стала самостоятельной, а сразу вступила под зонтик НАТО и стала членом Европейского союза. Ввезли из-за границы президента Вайру Вике-Фрейбергу, которая ребенком была вывезена за границу, жила и получила образование в Канаде.
Мы не всю ее биографию знаем, но она давно уже служила другим интересам, а не интересам Латвии. Ушла на пенсию, получила все блага президента. Мавр сделал свое дело. Как население отреагировало? Уехало работать за границу.
Латвия потеряла людей больше, чем в годы Великой Отечественной войны. Я убежден, что это было сделано не без помощи из-за рубежа. Зачем им брать мигрантов из бедных стран, если тут под рукой есть хорошо организованный, грамотный рабочий класс. И забрали их, и по сей день не можем восстановить население.
Я был мэром города Риги – численность приближалась к миллиону. К 2000-му году должен был быть миллион, поэтому Москва разрешила нам строить метро. Когда я покинул пост мэра, население было 910 тыс. человек, а сейчас даже толком не могут сказать, сколько (около 600 тыс. – прим. Baltnews). До выхода из CCCР население [Латвии] было 2,6 млн человек, а сейчас осталось около 1,7 млн.
– По вашему мнению, возможна ли в ближайшие годы стабилизация отношений между Россией и Латвией?
– С Россией – улучшатся [отношения], потому что Латвия без России не может прожить. Она уже хлебнула этой "радости" и "счастья". Думала, что теперь Европа и Америка будут одаривать ее всем на свете, потому что 50 лет были в "оккупации". Народ по сей день говорит, мол, пусть нас "оккупируют" еще раз. Конечно, за исключением миллионеров.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен