Почему не все коллаборационисты в Латвии понесли наказание. Вопрос ребром

© Sputnik

Пособники гитлеровской Германии на территории Латвии вышли из фашистских организаций, учрежденных в 1920 – 1930 годах белыми эмигрантами. Не все коллаборационисты впоследствии были наказаны за свои злодеяния.

После очередного судебного заседания задумался (автор Александр Филей – прим. Baltnews) над превратностями исторической судьбы. А точнее – над собственной фразой "все будущие нацисты аккуратно попрятались по своим углам".

Львиная доля будущих коллаборационистов избежала наказания со стороны советских органов правопорядка, хотя они находились на виду и даже особенно не прятались.

"Страшный" 1940 год оказался очень неприятным в основном для белоэмигрантских сообществ Латвии, против которых действительно были приняты меры, иногда чрезмерно крутые. В тогдашнем неспокойном мире группировки белоэмигрантов часто исповедовали идеологию, весьма близкую к фашистской, при этом являясь антикоммунистами.

За примерами далеко ходить не надо

Советский эмигрант Константин Родзаевский основал Русский фашистский союз, дислоцировавшийся в Харбине. В США прекрасно себя чувствовал и жил на широкую ногу небезызвестный активист Анастасий Вонсяцкий, учредивший Всероссийскую фашистскую организацию.

В Европе тоже было свое движение. В Берлине, под крылом у эмиссаров НСДАП пышным цветом процветало Братство русской правды.

Весьма радикальные ультранационалистические взгляды разделяли активисты "Молодой России", лидером которых был писатель и публицист Александр Львович Казем-Бек. К началу 1930-х годов гнезда "младороссов" были благополучно свиты в Париже, Шанхае, Чехословакии, Нью-Йорке, Греции и Болгарии. В рядах этих фашиствующих группировок, согретых теплом и нежностью западных спецслужб, существовали и военизированные крылья, число активистов которых порой исчислялось сотнями.

Это была не просто игра. В те годы фашизм, охвативший массы европейских обывателей, был далеко не детской забавой. 

Зачастую по опасной стезе шли обиженные Октябрьской революцией и ее последствиями ультрамонархисты, которые, желая взять реванш за поражение исчерпавшей себя идеи, объединялись в сообщества, весьма неровно дышавшие к Гитлеру и его окружению.

Среди таковых было и Русское национал-социалистическое движение, которое возглавил военачальник Павел Рафалович Бермондт-Авалов.

У этих белоэмигрантских фашистских кругов были свои уважаемые попечители, которые преследовали конкретные цели – создать заостренную на националистических концептах мини-Россию в противовес сталинскому Советскому Союзу и на определенном этапе наводнить Латвию радикальными элементами с целью ее внутренней дестабилизации. Все эти дерзкие планы по выращиванию русского фашистского голема были успешно купированы путем виртуозно проведенных операций НКВД.

Однако латвийская белоэмиграция в целом была сравнительно мирной, не воинствующей, хотя местные органы печати, которые курировали влиятельные финансовые круги, придерживались яростно антисоветских взглядов, не уставая подчеркивать свой антагонизм к Советскому Союзу любым росчерком пера.

Именно их и коснулись меры, принятые советской властью с 1940–1941 года. Впрочем, полностью свести на нет подрывную работу не удалось, на что указывает немалое число пронацистских органов печати на русском языке, функционировавших в генеральном комиссариате "Леттланд", как в Риге, так и в Латгалии.

Не всех настигло правосудие

В отличие от русских белоэмигрантов, латышские нацкадры, начинавшие молодыми, но перспективными офицерами в Гражданскую войну, а в межвоенной Латвии ставшие значительными лицами, опорой и основой авторитарного режима Улманиса, были практически не тронуты пенитенциарными структурами Латвийской ССР. За редким исключением.

Реальность такова, что многие чиновники – военные и гражданские – смогли избежать наказания за свои прежние антисоветские действия.

Например, бывший глава Минфина Латвии Альфред Валдманис прекрасно провел "страшный год" в домашних условиях, а в дальнейшем клялся в верности гитлеровской администрации, попеременно занимая ключевые посты в "Латвийском самоуправлении".

Начальник отдела организации мобилизации Волдемар Вейс, ставший одиозной фигурой уже в годы диктатуры, в 1940 году был всего лишь уволен с военной службы и отправлен возделывать огород в родное имение в Валгунду, а в Ригу спокойно вернулся в марте 1941 года в самый разгар социалистических преобразований.

Затаившийся экс-военный атташе Вейс проявил себя с отвратительной стороны в самый день занятия Риги вермахтом 1 июля 1941 года, выступив по радио и призвав народонаселение бороться со всем известным врагом – евреями.

Никакой высылки в Сибирь, никакого Вятлага Вейсу, кровавому нацистскому преступнику, не грозило после установления советской власти в Латвии летом 1940 года. Хотя его военная карьера в 1930-е годы неизбежно выдавала в нем опасного для СССР элемента.

Удивительно и то, что кара миновала и видного колчаковца, знаменитого комдива, бывшего министра обороны межвоенной Латвии Рудольфа Бангерского, который после утверждения советского строя тоже направил свои мирные стопы на хутор, где усердно полол грядки и сажал капусту, а вот уже с лета 1941 года его военно-организаторский талант раскрылся в полной мере.

Именно он занял исторически непочетную должность генерал-инспектора всех латышских войск СС, эквивалентную марионеточному главнокомандующему "Латвийского самоуправления" и немало сделал для упрочения идей нацизма в сознании молодых людей.

Да зачем далеко ходить: один из экс-президентов Латвийской Республики Альберт Квиесис, предшественник Улманиса, по легенде спрятавшийся от чекистов в сторожке лесника (от настоящего чекиста не спрячешься), с 1943 года возглавил нацистскую Генеральную дирекцию юстиции в оккупированной Латвии. Немалый, скажем так, чин. И таких, кого чудесным образом пощадили, сотни человек, если не тысячи.

Наказания избежали даже многие мастера дознаний из латвийской политической полиции, которые с удовольствием продолжили заниматься любимым делом уже после июля 1941 года.

Сказать о причинах снисходительности советской власти к чиновником крыла Улманиса я не могу. Может быть, у компетентных историков, занимающихся архивными изысканиями, возникнут версии. Было бы любопытно и весьма полезно разобраться в этом деле.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.