260 лет назад – 16 декабря 1758 года – коллежский асессор (чиновник 8-го класса, по чину равный секунд-майору) Артемий Шишков получил строжайший приказ: немедленно убыть из Риги в Санкт-Петербург. Узнав об этом, он понял – его все-таки переиграли. Морозным зимним днем чиновник, проводивший в Лифляндии важную для судьбы целого народа ревизию, с грустью на душе выехал в столицу Российской империи.
Вскоре чиновник узнал, что лично он властью обласкан – получил повышение по службе, станет прокурором в Новгородской губернии. Только вот мысли у него были совсем не радостными. Шишков думал вовсе не о том, на что станет тратить прибавку к жалованью и как будет блистать в светском обществе провинциального города.
Окружающие, узнав, о чем размышляет коллежский асессор, были бы просто поражены: такие расчеты были бы уместны, скорее, для министра или генерала, чем для обычного чиновника. Артемий Шишков прикидывал: быть может, ему сумеет помочь в политической борьбе князь Никита Юрьевич Трубецкой, пожалованный пару лет назад чином генерал-фельдмаршала? Ведь именно князь Трубецкой рекомендовал его на должность, неужто отступится от своего ставленника… Или вдруг ситуацию изменит к лучшему то, что рижским губернатором вновь назначен единомышленник Шишкова – князь Владимир Петрович Долгоруков? Вдруг игра еще не окончена?
Надежды Артемия Шишкова оправдались. В 1760 году Правительствующий Сенат принял решение: немедленно вернуть его в Ригу и поручить ему завершить начатую им ревизию лифляндских земель. Впрочем, и это решение оказалось не окончательным. Через месяц было найдено некое компромиссное решение…
Но кто же он, Артемий Шишков, скромный чиновник, без учета мнения которого в столице России не принимались решения, касающиеся Лифляндии? (Правительствующий Сенат потребовал обязательно указывать мнение чиновника Шишкова при подаче в Сенат бумаг из Камер-конторы лифляндских и эстляндских дел).
В юности Артемий Шишков был бравым парнем. В 1737 году он вступил в армию, прослужил в ней почти 20 лет и потерял здоровье. Из вооруженных сил был уволен, и доживать бы ему свой век мелким чиновником в провинциальном городке, но Правительствующий Сенат как раз подыскивал для службы в Камер-конторе лифляндских и эстляндских дел русского, хорошо знающего немецкий язык. И 18 мая 1755 года Шишков стал… первым русским чиновником в этой камер-конторе.
Дело в том, что раньше здесь служили только немцы из Лифляндии и Эстляндии да иностранцы. Они работали себе спокойно и, как сказали бы в наши дни, не парились. Ибо помнили, что еще 10 сентября 1710 года Петр I выдал лифляндским дворянам (немцам) жалованную грамоту. Те просили русского царя, чьи войска заняли Ригу, не менять в Прибалтийском крае старых порядков. А государь, судя по всему, решил: цивилизованные немцы плохого не сделают. Мол, пусть живут, как на Западе, а у него и без того дел хватает.
Чиновники камер-конторы и рассудили: если сам царь пообещал ничего не менять, зачем им суетиться… А то, что прибалтийские немцы воспользовались ситуацией и положение латышских и эстонских крестьян стало хуже крестьян российских, то это не вопрос компетенции какой-то там камер-конторы. Что называется, рылом не вышли. И даже если Петр Великий и ошибся, доверившись немцам, то не чиновникам сомневаться в правомерности действий императора.
Бесспорно, прибалтийским баронам повезло: пока шла Северная война, русским было не до внутреннего устройства Прибалтики. Затем наступила чехарда на российском троне, когда правители быстро сменяли друг друга, а во времена "бироновщины" и вовсе стало не понять, кто кем управляет – Россия Прибалтикой или же прибалтийские дворяне – Россией.
И лишь дочь Петра, императрица Елизавета через много лет после смерти своего отца задумалась, а правильно ли ее папа поступил, предоставив эксклюзивное право немецким баронам определять, как жить Прибалтийскому краю? Тем более что мало кто знал, каковы на самом деле те старые порядки, которые Петр Великий обещал не менять.
В 1756 году Артемий Шишков прибыл в Лифляндию с ревизией. Он не стал ограничиваться работой с бумагами, а проскакал на коне более пяти тысяч верст, путешествуя от имения к имению, чтобы детально вникнуть в ситуацию. Писал в столицу, что даже местные чиновники старые экономические правила "совсем не знают", отмечал, что все делается не так, как в старину, а так, как выгодно немецким баронам.
Шишков и его единомышленник Андрей Гофман, чиновник из входившего в то время в состав Лифляндии Дерпта, настаивали на проведении в Прибалтике реформ. Формально – для того, чтобы латышские налогоплательщики стали богаче и больше платили налогов. По сути, предлагалось ограничить произвол немецких баронов и улучшить положение латышского народа. Шишков имел возможность сравнивать жизнь в Лифляндии и в России и удивлялся тому, сколь скверную жизнь устроили для лифляндских землепашцев "просвещенные" немецкие дворяне.
Странное дело: в Риге сменялись губернаторы, в Санкт-Петербурге заседали члены правительства, а центральной фигурой в касающейся Лифляндии российской политике стал коллежский асессор! Причем Шишкова можно было бы назвать и одним из первых латвийских правозащитников, поборником справедливости.
Естественно, немецкое лобби при императорском дворе делало все возможное, чтобы убрать поборника реформ Шишкова из Лифляндии. И в 1758 году он получил приказ выехать в Санкт-Петербург. Однако в октябре 1760 года, как уже говорилось, Сенат решил немедленно вернуть его в Лифляндию. Через месяц было принято решение, которое казалось компромиссным: вновь направить бывшего прокурора Новгорода Артемия Шишкова в Санкт-Петербург, в Камер-контору лифляндских и эстляндских дел.
На самом деле это была полная и безоговорочная победа правозащитника. Дело в том, что завершать многолетнюю ревизию велели единомышленнику Шишкова Андрею Гофману. А сам Артемий поддерживал его из Камер-конторы лифляндских и эстляндских дел.
Вскоре умерла императрица Елизавета Петровна, в 1762 году к власти пришла Екатерина Великая. Она действовала в отношении Лифляндии более решительно. Под ее давлением местное дворянство само признало, что латышские крестьяне имеют право владеть хотя бы движимой собственностью.
Однако императрица Екатерина II этим не ограничилась. Рижский генерал-губернатор Юрий Броун издал распоряжение: все поместья должны представить декларации о крестьянских повинностях, существовавших на момент созыва последнего ландтага. И за любую барщину сверх этих норм крестьянам следовало платить деньгами.
Запрещалось также продавать крепостных-латышей за пределы губернии, продавать крестьян на торгу (с аукциона), продавать жен отдельно от мужей, мужей отдельно от жен. Нельзя было больше ограничивать право крестьян вступать в брак. Уездные врачи обязаны были лечить заболевших крепостных. Даже за такой проступок, как кража или побег, крестьянина нельзя было наказывать более чем 30 ударов розгами.
Итак, положение латышских крестьян хоть ненамного, но улучшилось. В том была заслуга и Артемия Шишкова – первого русского правозащитника, более 250 лет назад бескорыстно отстаивавшего интересы латышей.
Уже в XIX веке у него появилось немало последователей – русских интеллигентов, боровшихся за прекращение угнетения латышей немецкими баронами. Среди них – заместитель министра уделов Российской империи Александр Арсеньев, баснописец Иван Крылов, философ Юрий Самарин, журналист Иван Аксаков, поэт Федор Тютчев и многие другие…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен