По прибытии в Ригу Илларион Игоревич согласился дать только одно интервью, выбрав для этого портал Baltnews.lv, единственное СМИ в Латвии, предоставлявшее ему свободную возможность высказывания в то время, когда он вел неравную борьбу с Полицией безопасности и государственной машиной. Точка в этой борьбе еще не поставлена, но уже можно подвести промежуточные итоги.
– Г-н Гирс, для Вас решение суда по Вашему делу было неожиданным?
– Пятьдесят на пятьдесят. Я ожидал скорее обвинительный приговор, потому что такова традиция современной Латвии: все политические дела в первой инстанции получают обвинительный приговор, и только во второй или в третьей инстанции удается отыграть. Здесь традиция изменилась.
Конечно, я рассчитывал на это, потому что это единственный разумный приговор. Дело шито белыми нитками. В основе дела лежит явка с "безвинной". Оно с самого начала было фарсом. Я сам на себя написал заявление, назвав его явкой с безвинной. Есть явка с повинной, а я придумал новый уголовно-процессуальный документ – явку с безвинной, сказав, что в Латвии наступают такие времена, когда впору подписывать такие документы. Я подписался. И они умудрились завести дело. То есть оно абсурдное.
Разумный приговор только и мог быть оправдательным. В своей заключительной речи я сказал, что только такой приговор и приму. И если надо, я пройду все латвийские и международные инстанции, и в конечном итоге это дело закончится оправдательным приговором, я в этом ни на миг не сомневаюсь. И я был обрадован такой новостью.
– Почему в Вашем случае традиция была нарушена?
– Как всегда, в таких делах есть много факторов. И личность судьи, наверное, сыграла свою роль. Скорее всего, на нее не оказывали того давления, какое в нынешней системе могли бы оказать, и ей дали возможность принять правосудное решение.
Возможно, мое поведение тоже сыграло какую-то роль. Тот факт, что я более не являюсь публичной фигурой, политическая партия "За родной язык!" ликвидирована, общественная организация – Товарищество "Русская Заря" – ликвидировано, что, кстати говоря, случилось не по нашей инициативе, а по инициативе властей.
Думаю, они перестали видеть во мне врага, нейтрализовали меня в определенном смысле. Я был вынужден покинуть страну и ушел из латвийской политики. Я заявил об этом еще в 2015 году. В 2017 году я отказался от какой-либо общественно-правозащитной деятельности и с тех пор не прикасаюсь к таким делам, но им понадобилось года полтора, чтобы удостовериться в том, что я делаю так, как я сказал.
– Власти решили Вас не активизировать?
– У них, видимо, есть какое-то чувство меры. Без какой-либо симпатии говорю. Но они достаточно тонко, мудро подавляют русское движение здесь. И даже когда кажется, что они перегибают палку, они делают это сознательно.
В моем случае они достигли нужного им результата и, видимо, посчитали, что им больше не надо, потому что поняли, что я способен защищаться и способен делать это достаточно бойко. Они подумали, зачем им этот конфликт? Они, безусловно, в этом конфликте могли бы меня окончательно задавить и испортить мне жизнь гораздо больше, чем испортили. Но они решили этого не делать, потому что в этом нет смысла. Меня хотели исключить из политики, и меня из нее исключили.
Такое они проворачивали, и не раз, по отношению к другим людям в русском движении. Я же не первый, кого вывели из движения. Практика показывает: они давят лишь до достижения необходимого результата. Могли бы поступать более жестко, но соблюдают какие-то рамки.
– Вы сейчас в Латвии, и ничто не мешает Вам вернуться в общественно-политическую жизнь страны, тем более в такой критический момент.
– Моя роль в русском движении закончилась. Я был в нем добросовестно от начала до конца, сделал все, что мог. Большего сделать не могу. Я не справился с задачей тогда и не вижу сейчас в себе возможностей решить то, что не смог решить тогда. А приносить свою жизнь в еще большую жертву ради негативного результата мне кажется неразумным. Я все-таки разумный человек.
– О какой задаче, с которой Вы не справились, Вы говорите?
– Не удалось добиться перемен в пользу русского сообщества. Не удалось повысить его статус до того, каким оно должно здесь обладать. Мы не удержали волну языкового референдума. Мы ее подняли, и мы ее не удержали. Можно сколько угодно говорить, что враги были сильны, а внутренние враги еще сильнее, чем внешние, но это факт: мы оказались ниже своей задачи. В частности, я оказался ниже. Надо это признать и надо уйти.
– Вы упомянули закрытие организации "Русская Заря" как антиконституционной. На каких основаниях это было сделано? Что там противоречило конституции?
– Они признали противоречащим конституции устав организации. У "Русской Зари" был уникальный устав. Это была единственная организация в Латвии, в уставе которой было записаны и борьба за двуязычие, и позиция к вопросам истории: отношение к 16 марта, к 9 мая. Все точки над "и" были расставлены и закреплены на уровне устава. И вот эти уставные задачи и цели организации были признаны антиконституционными, хотя изначально, в момент регистрации, они были признаны соответствующими нормативному регулированию. Организация получила регистрацию, действовала несколько лет…
– Но потом изменилась конституция.
– Да, появилась преамбула. Но это не первый запрет, с которым мы столкнулись. Мы создали Информслужбу "ЗАРЯ", пытались ее зарегистрировать официально как СМИ и работать официально как СМИ. Эта информслужба проработала год. Мы открыто записали, что будем освещать общественно-политические процессы в Латвии и за рубежом с позиции интересов русского сообщества. Нам сказали, что такая политика противоречит конституции Латвии, и запретили.
– Можно понять власти, которым русское сообщество Латвии поперек горла. Но почему уставные цели и задачи "Русской зари", которые объективно соответствовали интересам большинства русского сообщества Латвии, не были большинством этого сообщества поддержаны?
– Можно было бы сказать, что вот, мол, люди сейчас такие: измельчали, трусливые, апатичные, бесхребетные, безвольные, но это было бы неправильно. Я так не думаю. Причина была, в частности, во мне. Я оказался недостаточно силен, умен. Не удалось сделать это жизнеспособным, несмотря на то, что все нами сделанное – и "Русская Заря", и партия "За родной язык!", и Информслужба "ЗАРЯ" – отвечало объективным интересам и потребностям русского сообщества Латвии. По всем пунктам. И при всем при этом поддержки со стороны сообщества действительно не удалось добиться. У меня до сих пор нет исчерпывающего ответа на этот вопрос, но поддержки не было.
Мы все делали на свои средства. Никакая Россия за нами никогда не стояла и не поддерживала в этих вопросах. Я изначально говорил, что моих денег и денег моих товарищей не хватит, чтобы вести борьбу, но средств хватит для того, чтобы поднять и держать флаг какое-то время. А дальше по принципу "с миру по нитке – голому рубаха".
Если вы хотите партию, которая будет работать в интересах народа, то народ и должен эту партию запитать. Зачем потом удивляться, что партия работает в интересах какой-то экономической группы, если эта экономическая группа эту партию создала и поддерживает? Естественно, эта партия будет отрабатывать вложенные средства в интересах данной группы. Я хотел работать на людей, на русское сообщество, но нас не наняли на работу. Нас не подрядили.
– Как Вы оцениваете результаты недавних парламентских выборов в Латвии?
– Печальные результаты. Но Русский союз Латвии (РСЛ), в поддержку которого я и высказался незадолго перед выборами, несмотря на серьезные разногласия с руководством этой партии… Мы можем сколько угодно говорить, что РСЛ плох, но других и лучших сегодня нет. Так оно и есть, он плох, РСЛ неописуемо ниже своей задачи, и это при том ресурсе, который все-таки у Русского союза Латвии есть с опорой на Европейский парламент. Но РСЛ не совершил достаточных необходимых, давно назревших внутренних перемен, и этот плачевный результат – следствие продолжающейся деградации этой партии.
– Можно расценивать результаты выборов для РСЛ как поражение, но нельзя не заметить и рост отклика у избирателей.
– Можно по-разному крутить-вертеть факты, рисовать красивую картинку с динамикой. Цифры говорят, что "Согласие" стабильно теряет избирателей на протяжении ряда выборов, хотя процентуально они держат свою долю, и по правилам они продолжают выигрывать. У РСЛ действительно число избирателей растет, но… Татьяна Аркадьевна ведь математик, и сильный математик. Не раз слышал от нее фразу про то, что любое число помножь на ноль, и будет ноль. Удивительно, что при такой светлой голове во главе они продолжают постоянно умножаться на ноль.
– Как Вы смотрите на перспективы своего дела? Вынесенный приговор будет окончательным, или прокуратура обжалует решение суда первой инстанции?
– Я надеюсь, что у прокуратуры разум возьмет верх в этом вопросе. Они сейчас решают, обжаловать или нет. Я готов к тому, что они обжалуют, как они всегда и делают. Они из тех, кто постоянно упорствует в своих ошибках. Поскольку никто никакой личной ответственности не несет, они упорствуют до последней инстанции. Со своей стороны я готов отказаться от обращения за компенсацией того морального и материального ущерба, который мне был причинен этим делом, если они воздержатся от обжалования. Ведь в конечном счете это дело все равно закончится оправдательным приговором.
– Статус политического беженца, предоставленный Вам Россией, за Вами сохраняется?
– Нет, в тот момент, когда я въехал в Латвию, я его утратил.
– А Вы не рискуете сейчас своей личной безопасностью?
– Рискую, конечно. Но я без проблем прошел границу, хотя был готов ко всему. Взяли паспорт, провели его по системе, и если бы еще при этом сказали: "Добро пожаловать домой", я был бы совсем ошарашен.
– Вы прилетели в Ригу из Лондона, получив политическое убежище в России.
– Год назад по профессиональным причинам я переехал в Лондон, который более удобен для моей международной юридической практики, чем Россия сегодня. Не без грусти перелетел в Лондон. В тот момент я и перестал быть политбеженцем. Но окончательно я утратил этот статус с прилетом в Ригу.
– Ваше годичное проживание в Лондоне не таило в себе угрозу экстрадиции по запросу латвийской стороны?
– Нет. У меня есть друзья в профессиональной среде в Англии. Перед тем, как уезжать туда, я консультировался с ними, и мне был дан однозначный ответ, что Великобритания не выдаст меня Латвии по тому абсурдному обвинению, которое есть. Думаю, поэтому Латвия никогда и не пыталась меня запросить оттуда.
– Выходит, Великобритания гарантировала не только ваши политические права, права человека, но и предоставила возможности для реализации творческого потенциала?
– Я бы сказал, что она ничего не гарантировала, но предоставила.
– Но получается, что Вы не могли в России реализоваться как профессионал с учетом специфики Вашей деятельности.
– Моя общественно-политическая деятельность в прошлом, несмотря на весь, казалось бы, родной для России характер, мешала моей профессиональной практике. В России достаточно настороженно относятся к любой оппозиционной деятельности. В бизнесе многие сторонятся этого, не вникая в детали.
Как, он сжег латвийский паспорт?! А если ему что-то не понравится, он завтра и российский сожжет? От такой мысли, чисто гипотетической, у некоторых российских чиновников и предпринимателей волосы дыбом встают. И они сторонятся.
Я полтора года жил и работал в России и благодарен тем людям, которые доверились мне, несмотря на риски, связанные с моей прошлой деятельностью. Но для профессионального развития мне понадобилось уехать в Великобританию. За последний год я приобрел очень интересный опыт. Лондон – не самое плохое место в мире, чтобы пожить и поработать.
– Чем же Вы там занимаетесь?
– У меня международная юридическая практика. В основном я занимаюсь международными сделками, помогаю решать сложные спорные вопросы с иностранным элементом. С того момента, как я покинул Латвию, мне доводилось работать по делам в Голландии, в Италии, в регионе Индийского океана, в частности, на Мальдивах. Лондон – это мой порт приписки.
– А как Вам Россия?
– Даже на латвийском телевидении обсуждали, мол, Гирс – он же такой бунтарь, а в России тоже много всяких нехороших историй; в сегодняшней России есть и диссиденты, есть и политзаключенные, есть и пытки, много чего нехорошего есть; как думаете, Гирс там приживется или уйдет в оппозиционный лагерь?
Я не стал любить Россию меньше, хотя, конечно, изнутри ты видишь больше, и потому любить сложнее. Любить на расстоянии всегда легче. Но любви к России у меня не стало меньше. Ничуть. Наоборот, я еще больше ею проникся. Это моя страна, и в конечном итоге я надеюсь переехать туда жить.
– А любовь к Латвии на расстоянии не окрепла?
– Нет. Возвращаясь сейчас в Латвию, я ожидал, что буду испытывать большее эмоциональное волнение. Я ведь не был здесь два с половиной года. У меня остались здесь родные, близкие люди, друзья. Я приехал проведать их. Это единственная цель моего визита. Как к стране я к Латвии в какой-то момент охладел. Своей страной я считаю Россию. Я человек России.
– В то же время Вы человек левых взглядов, ориентированный на достижение социальной справедливости…
– Я за социализм, и я за коммунизм.
– Но занимаетесь обслуживанием интересов бизнеса, то есть пребываете в лагере, противоположном заявленным идеалам. Это не вызывает у Вас внутреннего разлада?
– Вызывает. Этот вопрос много раз сам себе задавал. И мне его неоднократно задавали. Но мир мало в каких плоскостях черно-белый. Мы живем в капиталистической системе, которая воцарилась почти везде. Если бы от меня зависело сменить эту систему, я бы сделал это на раз-два.
Как так, говорят мне, у тебя же, скорее всего, понизилось бы качество жизни? Действительно, при том неравенстве, в условиях которого мы живем, я пребываю в основном в обеспеченной среде. Но я с удовольствием отказался бы, если бы знал, что мой отказ, лично мое решение может избавить мир от голода, холода, от той боли, которая вызывается неравенством, классовым обществом, я, не мешкая, отказался бы от этого. Я готов и хочу быть равным.
Я считаю, что в этом мире достаточно всего, чтобы все были сыты. Все проблемы от ошибок перераспределения благ среди людей. А сейчас какой у меня выбор? Быть сумасшедшим, который ходит по улицам и орет: "Капитализм – зло"? Ну, есть у нас такой сумасшедший. И что, от этого мир станет лучше? Я выбираю преуспевать и в том пытаюсь вести себя достойно. И чем более я успешен, тем больше материальных возможностей у меня сделать этот мир лучше.
– То есть Вы не участвуете в заведомо грабительских схемах распределения и перераспределения благ?
Нет, я очень разборчив, и в этом сложность. Ведь лучше всего платят в черных делах, и именно за то, что ты их обеляешь. Я этим не занимаюсь. Если я считаю, что меня пытаются подрядить на какое-то в корне неправое дело, сколько бы мне ни платили, я за это дело не возьмусь.
Например, я не считаю, что нельзя спорить с государством. Я могу защищать людей в их борьбе с системой. Государство не идеально. Один беглый российский олигарх, который базируется в Лондоне, собирал себе команду для работы против России. И буквально месяц спустя, как я приехал в Лондон, со мной связались его рекрутеры и, не называя имя заказчика, предложили мне за очень хорошие деньги (сумму назвал я, и эта сумма их не смутила) работать по части прав человека, опять же, не говоря, против какой страны.
"У нас, – сказали мне, – нет другого такого человека, как вы. Человека, который хорошо понимает бизнес-среду, сочетает в себе знания и реальный опыт борьбы с системой, работы в условиях острого конфликта со спецслужбами. Мы готовы вас представить клиенту".
Когда мне назвали его имя, я даже покраснел, такое неприятие всего этого у меня было. И после некоторых колебаний, обусловленных тем, что я был в очень стесненном тогда материальном положении, а соблазн был огромный: немедленное восстановление утраченного уровня жизни и большой карьерный скачок, проходной билет на самый верх, я отказался. Единственное, за что я себя корю в той истории, что взял себе три часа подумать.
Я еще спросил тогда рекрутера, знают ли они, что я высказывался против этого человека, в том числе и в СМИ? "Нам не поставлена задача, что вы должны разделять его политические взгляды. От вас требуется просто профессиональная работа в международных инстанциях", – ответили мне. И это была, естественно, работа против России. Я не смог взяться за эту работу. Я разборчив. Хотя это часто очень тяжело. Тяжело отказываться от денег, когда они тебе остро нужны. Но приходится, потому что потом будет неуютно жить с самим собой.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен