В последнем месяце 2019 года приступил к работе новый состав Еврокомиссии. Отличительной его особенностью является приоритет "зеленой повестки", или Green Deal, которая подразумевает под собой декарбонизацию – полный отказ от углеводородов и переход на возобновляемые источники энергии. Как это отразится на развитии мирового рынка энергетики, Baltnews обсудил с генеральным директором Фонда национальной энергетической безопасности (ФНЭБ) Константином Симоновым.
– Константин Васильевич, с первого декабря начал работу новый состав Еврокомиссии. Правда ли, что во главу угла они ставят приоритет климатической повестки, которая подразумевает, в том числе, декарбонизацию?
– Действительно, сейчас поворот в сторону "зеленой повестки" очевиден. В Брюсселе, в контексте появления нового состава Европейской комиссии уже говорят, что роль комиссара по энергетике будет абсолютно минимальна. Появился новый комиссар с зоной ответственности Green Deal, и он будет главным действующим лицом в сфере энергетики.
– Влияние "зеленой повестки" настолько сильно?
– Да, зацикленность на климатических вопросах становится очевидной в ЕС. Фактически мы имеем дело с новой религией, а религия, естественно, предполагает, что тезисы, которые она отстаивает, не требуют вообще никаких доказательств, а нуждаются просто в применении, насаждении и в борьбе с "неверными".
В этом плане разговаривать с европейцами на энергетические сюжеты становится сложновато, потому что во главу угла выдвигается вот эта самая Green Deal.
– Как, по-вашему, это может сказаться на имеющихся газовых проектах?
– Что касается газа – в этом плане он пока оказывается в наиболее благоприятном положении, потому что логика европейцев проста – "углеводороды должны умереть", но "умирать" они должны по очереди. Сначала должен уйти уголь, потом – нефть, а газ объявляется "переходным топливом". Даже сторонники агрессивной Green Deal признают, что на первом этапе спрос на газ должен вырасти.
И прежде всего в ЕС, потому что Европа должна выйти из угля, а потом – из нефти и мазута. С нового года вступает в силу решение конвенции МАРПОЛ (Международная конвенция по предотвращению загрязнения с судов – прим. Baltnews) о запрете мазута на судах Балтийского моря и европейских морей.
– Получается, что газ – это то топливо, которое пока должно будет заменять уголь и нефтепродукты?
– Да. Тем более в Европе сокращается собственное производство, поэтому для газа как раз на первом этапе этот Green Deal выглядит наоборот фактором, который спрос толкает вверх. Но стратегически это, конечно, все равно проигрышная история.
– Почему?
– Дело в том, что Россия активно предлагает европейцам заняться водородом, который может производиться из метана и "зеленой" европейской энергии. Но они категорически от этого отказываются и говорят, что это "неправильный" водород и им нужен водород "зеленый". То есть в этом плане борьба с углеводородами будет продолжаться.
– А можно ли говорить, что все европейцы однозначно поддерживают эту повестку?
– В любой агрессивно навязываемой повестке всегда есть внутреннее сопротивление и голос разума. И в Европе есть люди, которые пытаются объяснить, что этот Green Deal до добра Европу не доведет, потому что отказ от углеводородов – это очень затратная история.
Не случайно даже в Германии, которая вроде бы приняла решение об отказе от угля, нужные законопроекты так и не были приняты и идут дискуссии. Или возьмите страны Восточной Европы, которые активно добывают уголь, например Польшу.
Она отказывается принимать на себя европейские цели в области климата, мотивируя это тем, что ей нужно бороться с российским газом, и она не может одновременно отказываться от российского газа и от своего угля.
– Из стран Восточной Европы так себя ведет только Польша?
– Нет, похожая ситуация в Чехии и Словакии, где тоже есть угледобывающие регионы. Они категорически не согласны с тем, что нужно закрывать угольные предприятия, потому что просто не знают, что делать с этими людьми. Это вопросы безработицы, трудоустройства, появления депрессивных территорий, которые будут нуждаться в реабилитации и так далее.
– То есть вы считаете, что глобального перехода к жизни по стандартам Green Deal и полного отказа от углеводородов, как это прогнозируют сейчас многие западные эксперты, все же не произойдет?
– На самом деле по мере продвижения этой самой "зеленой повестки" отрезвление тоже будет происходить, поэтому я сильно сомневаюсь, что все-таки этот энергопереход, который сейчас агрессивно пиарят в том числе и в России, будет идти такими темпами.
Мне все это напоминает заседание обкома партии где-нибудь в Советском Союзе году в 1982, когда твердо были уверены, что в 2000-м году СССР будет жить при коммунизме. В итоге в 2000-м году Советский Союз уже вообще не существовал, а коммунизма как не было, так и нет. Вот здесь история может оказаться примерно такой же.
– Может ли такое навязывание "зеленой повестки" происходить, в том числе для того, чтобы климат стало легче использовать как инструмент политизации энергетической сферы в будущем?
– Это не вопрос будущего, а вопрос настоящего. Безусловно, тема климата уже привела к политизации энергетической повестки. Главная проблема Парижского соглашения и тех вещей, которые из него вытекают, заключается в том, что оно все больше превращается в инструмент нерыночной дискриминации углеводородов.
– Как это работает?
– Это самая простая схема – объявить товар опасным, вредным, и, исходя из этого, применять к нему санкции.
Идея такая – "все понимают, что это очень опасно, поэтому давайте будем предоставлять производителям углеводородов кредиты по отдельным ставкам, еще больше увеличим налоги и будем заставлять их платить за выбросы, введем плату за углерод и так далее".
То есть по большому счету речь идет о такой системной попытке дискриминировать углеводороды на совершенно нерыночных основаниях. Это действительно довольно серьезная проблема.
– Получается, что этот механизм носит больше экономический характер. А как его применяют для проведения выгодной политики?
– Политизация, конечно, тоже будет происходить. Например, я видел доклады так называемых норвежских экспертов, которые пытаются доказать, что норвежский газ с точки зрения углеродного следа более "правильный", чем российский газ. Якобы при транспортировке российского газа по старым газопроводам происходят утечки метана, а с норвежским газом таких проблем нет. И таких примеров достаточно много.
В этом плане мы очень часто видим такую "эквилибристику" и весьма творческие подходы к климатической повестке. Все это достаточно неприятно, когда мы видим, что пытаются манипулировать общественным мнением и одним товарам присвоить какие-то ужасные свойства, а другие товары объявить "правильными" и прекрасными.
– То есть, по сути, в общественном сознании сегодня происходит дискредитация не только использования, а самого производства и производителей углеводородов?
– Да, здесь дело доходит до парадоксов – производителей угля, нефти, а в ближайшем будущем и газа называют чуть ли не "производителями смерти". Сегодня формулируется повестка, что производить нефть и уголь должно быть стыдно.
А, например, марихуану сегодня производить – это прекрасно, потому что говорят, что это "позитивный" бизнес, что она якобы помогает больным. Этот бизнес растет как на дрожжах, и нам говорят, что это "правильные вещи".
– Получается, что производители углеводорода приравниваются к производителям ранее запрещенных веществ и наоборот?
– Вот именно: нефть и уголь – это как сигареты делать, то есть убийство. А марихуана – это позитивный момент.
Вот это и есть манипулирование общественным мнением – когда начинается борьба с одними товарами по выдуманным основаниям, а другие товары, наоборот, поддерживаются, хотя их польза с точки зрения общественной ценности, мягко говоря, весьма спорна.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен