Согласно правилам Кабинета министров №716, регламентирующим обучение в детских садах, с 1 сентября 2019 года латышский язык является основным во всех учреждениях дошкольного образования для детей в возрасте с 5 лет, а для более младших – просто ежедневным. Правда, не все русскоязычные родители согласились с этим, и подали иск в Конституционный суд, который сегодня должен начать рассматривать эту жалобу по существу. Какие аргументы предоставили истцы и ответчики, и какого решения можно ожидать, Baltnews рассказал автор иска и представитель всех 14-ти истцов, правозащитник Владимир Бузаев.
– Г-н Бузаев, вы подали жалобу в Конституционный суд, считая необоснованными правила Кабинета министров, по которым с 1 сентября 2019 года в детских садах обучение должно быть преимущественно на латышском языке. Что конкретно было указано в этих правилах?
– Правила Кабинета министров №716 регламентируют обучение в латвийских дошкольных учреждениях. К ним были приложены четыре образца учебных программ. Две из них для латышских детей – здоровых и с отклонениями в развитии, и две – для русских детей. И в этих двух программах для русских детей с возраста пяти лет четко указано, что основным языком общения является латышский.
При этом есть исключение – на родном языке предусматриваются занятия для сохранения и развития национальной идентичности ребенка. И это именно исключение, причем его обязательность и частота целиком лежит на совести самих разработчиков программ – администрации детских садов. То есть сколько будет таких занятий, правилами не регламентировано, и, соответственно, детский сад может их ограничить, как администрации вздумается.
Кроме этого, в предыдущих правилах, действовавших, начиная с 2012 года, было прямо написано, что основной задачей детского дошкольного воспитания является развитие родного языка и идентичности ребенка. Однако в нынешнем варианте этого нет. А по поводу детей младше пяти лет там просто сказано, что латышский язык у них должен быть каждый день. Ясно, что их уже подготавливают к тому, что произойдет с ними, когда им будет пять лет – к доминирующему обучению на латышском языке.
– Какие аргументы вы предоставили Конституционному суду?
– Такие дела рассматриваются с разных аспектов. Обычно оценивается демократичность процесса принятия нормативного акта, есть ли там ограничения защищаемых Конституцией прав, имеется ли у ограничений законная цель, соразмерность ограничений, ну и ни приводят ли они к дискриминации. Честно признаюсь, что за образец я принял иск по школам, который подали 20 депутатов Сейма.
Но в течение трех месяцев пока я по заданию Вселатвийского родительского собрания составлял жалобу, Конституционный суд принял решение, что с облатышиванием школьного образования у нас все в порядке, и мне пришлось обновлять аргументацию. По сравнению с образцом имеются четыре основных отличия: первое – это то, что он не от депутатов. То есть были найдены реальные жертвы как в муниципальных, так и в частных детских садиках для детей, занимающихся по обычным и специальным программам, к которым (учреждениям и программам) эти правила применяются абсолютно одинаково.
В частности, пришлось доказывать, что заявители принадлежат к нацменьшинствам. Хоть нам всем ясно, к кому мы принадлежим, и самоопределение в этом плане прописано прямо в Рамочной конвенции. Но нашему суду это далеко не ясно, и пришлось указывать, кто где крестился, предоставлять удостоверения принадлежности к русским общественным организациям и так далее.
Второе отличие – это изменение ответчика. Если по школам это Сейм, то теперь Кабинет министров с совсем другим порядком принятия решений. Например, если Сейм рассмотрел свои поправки во всех трех чтениях, то правительство – только в двух, причем очное заседание было только одно (уже подавшим после выборов в отставку правительством), и правила были приняты без дебатов – за 20 секунд.
Третье – было высказано сомнение в законной цели этих ограничений, формулируемых, грубо говоря, как защита конституционного строя от "понаехавших". Суд при этом оперировал демографическими и лингвистическими данными 30-летней давности. Но сегодня население знает латышский язык несравненно лучше, чем в 30-х годах прошлого века, а доля русских детей в соответствующей группе, в связи с низкой рождаемостью, всего лишь ¼, как это и было на "пике латышскости" – в 1935 году. Поэтому "оккупация" здесь не катит, и мне будет интересно увидеть, что же ответит наш Конституционный суд.
Четвертое – собственно дискриминация. В иске по школам по существу она рассмотрена не была. Там были выделены две группы детей – латышские и русские школьники. Со ссылкой на прецеденты Европейского суда утверждалось, что отношение к ним должно быть разным. То есть нацменьшинства должны иметь какие-то преференции, а им предлагают обучаться одинаково – когда весь процесс или значительная его часть идет на латышском языке.
Однако Конституционный суд заявил, что латышские и русские школьники не находятся в сопоставимых обстоятельствах, потому что латышский язык – государственный, а все остальные – иностранные, что связано с "оккупацией", "русификацией" и так далее.
Поэтому я предложил идею, что латышские и русские дети находятся в сопоставимых обстоятельствах по части тех преференций, что они получают от обучения на родном языке, и привел подборку разного рода заключений международных институций о том, что сопоставимость эта зависит вовсе не от текста Конституций или исторических событий 30–80 летней давности, а от физиологических особенностей ребенка.
Качество образования тесно связано с тем, используется там родной язык или не родной. Есть исследования по всему миру, финансируемое Всемирным банком, и ни в одной стране, кроме, видимо, Латвии этот тезис опровергнут не был. То есть дети находятся в сопоставимых обстоятельствах, а к ним несправедливо применяют различное отношение – у латышских детей все полностью на родном языке, а у русских имеются ограничения, что является дискриминацией, и Конституционному суду придется что-нибудь решить и по этому поводу.
– Какова аргументация кабмина, который составил эти правила?
– Естественно, процедура предусматривает, что тот, кто издал акт, является ответчиком и пишет соответствующее пояснение. Оно было аж на 50 страницах, и у меня было право его прокомментировать, что я и сделал. Кабмин тщательно уходил от сущности спора, злоупотреблял перечислений вещей, не имеющих отношения к делу, а по части дискриминации вообще умудрился привести один к одному аргументацию против того, что защищали 20 депутатов. То есть там, где я требовал равного отношения, правительство ошибочно написало, что я требовал различного, и в пух и прах разбило то, что я никогда вообще не предлагал.
Кроме этого, были еще и заключения Государственной службы качества образования, омбудсмена, самого Министерства образования, различных экспертов, где совершенно четко видно, что они сознательно подменяют понятия, отождествляя обучение на латышском языке с изучением этого языка. Это, как говорят в Одессе, "две большие разницы". Если изучение заменять обучением, то это требует от человека, в данном случае ребенка, совсем других навыков. Он должен понимать латышский язык настолько, чтобы оперировать понятиями и терминами, чему его еще не научили на уроках латышского.
Ответчик, ломясь в открытую дверь, доказывал, что для детей изучение латышского языка – величайшее благо. Ну, насчет величайшего не знаю, но я думаю, что в Латвии нет ни одного родителя, который бы не понимал, что ребенку этот язык знать надо. В этом плане исследования, на которые я ссылался, четко показывают, что перевод обучения на не родной язык не способствует улучшению знаний этого языка просто потому, что дети от этого тупеют и не способны уже обучаться ничему.
Правда, омбудсмен в своем заключении идею изучения языка, обучением на нем не подменял, а просто указал, что с учетом того, с чем детям придется столкнуться в школе, им лучше пострадать уже в детском садике. То есть омбудсмен признал, что они при этом пострадают, но делается это в интересах ребенка, чтобы у первоклашек не было "квадратных глаз", когда они придут в школу и столкнутся с проблемой преподавания не менее половины учебных предметов на латышском языке.
По-обывательски это выглядит здорово, однако лучше выучить ребенка умным и развитым и потом подвергать его трудностям, которые он сможет преодолеть, чем вырастить ребенка, путающего латышские и русские буквы и не могущего изложить свою мысль ни на одном из двух языков.
Первой целью образования, по ст. 29 Конвенции ООН о правах ребенка, является задача вырастить умного ребенка. Во всех ранее принятых приговорах КС цитируются части этой статьи, но не первая, которую привел я, а другие, где он должен интегрироваться в общество большинства и уважать свое государство, хотя в нашем случае правительство как раз делает все возможное, чтобы воспитать к себе ненависть. Если не вырастить развитого ребенка, то все остальные задачи, такие как уважение к обществу, в котором он растет, уважение к другим языкам, государству, они просто недостижимы.
Да и вообще, если говорить об ООН, то нашему правительству официально писали четверо спецдокладчиков этой организации, по правам меньшинств, образованию, свободе слова и предотвращению дискриминации с требованием объяснить, что же такое Кабинет министров в правилах №716 напринимал, и почему это противоречит основополагающим международным актам. А Комитет ООН по расовой дискриминации вообще применил процедуру раннего предупреждения, чаще используемую при констатации фактов геноцида, и задал правительству вопрос об этих же правилах. Правительство реакцию ООН суду решило не сообщать, но мы ее нашли и тоже приобщили к делу.
– Может ли суд увидеть подмену понятий в аргументации ответчика и принять во внимание мнение ООН?
– В этом состязательном процессе я играю, как умею, хотя правила игры и меняются по ходу дела не в мою пользу. Да и что касается международных рекомендаций и ссылок на конвенции, то обычно защита образования не является их главной целью. Поэтому не все так просто. Хотя Комитет по правам человека ООН четко решил, что проблема образования нацменьшинств лежит в рамках статьи 27 Пакта о гражданских и политических правах и дает рекомендации Латвии, Эстонии (и еще 5-ти странам) привести обучение нацменьшинств в соответствие с Пактом.
Но предыдущий опыт – иск по школам – показал, что есть способ избавиться от всех этих рекомендаций, причем очень неуклюжий. Суд просто заявил, что этот Комитет по расовой дискриминации ООН и Консультативный комитет по Рамочной конвенции Совета Европы не имели полных данных о нашем "замечательном" образовательном процессе и о не менее "замечательной" Конституции с ее преамбулой, гарантирующей произрастание в веках латышской нации, ее языка и культуры. Хотя доступные в интернете документы и свидетельствуют, что эти органы были информированы всесторонне.
Интересно, что тот же Консультативный комитет выразил свое негативное отношение, в том числе и к этой преамбуле, заявив, что права меньшинств надо обеспечивать сейчас, а не заниматься историческими изысканиями. Конституционный суд вырвал из контекста соответствующую цитату и заявил, что комитет принимает во внимание нашу "сложную историю", облаченную в преамбулу в Конституции.
То есть полностью исказил его мнение, и хотя они высказывались довольно дипломатично, но ясно, что преамбула им не понравилось. Ведь если цель государства – произрастание в веках латышской нации, то весь разговор о правах меньшинств вообще не имеет смысла.
Вердикт суда мы, вероятно, узнаем в июне, судьям придется постараться и придумать новую аргументацию, чтобы обосновать латышизацию детских садов. Аргументация будет проверена в ЕСПЧ, и родители, подписавшие иск, к этому готовы. Конечно, ЕСПЧ, как субсидиарный орган, глубоко уважает решения местных судов всех стран Совета Европы, но тем не менее та часть жалобы, которая касается нарушения Рамочной конвенции, не должна остаться без внимания.
Я не знаю, примет ли ЕСПЧ ссылки на преамбулу к Конституции или на "сложную историю" Латвии. В деле Андреевой, которое я вел в большой палате ЕСПЧ, власти тоже пытались указать на "чужаков", которых не надо обеспечивать пенсиями на равных с гражданами. Но суд нашел, что и "чужаки", и "настоящие граждане" были в СССР в абсолютно равных условиях, никто никого не дискриминировал, выполняли одну и ту же работу, и поэтому не поддался такой аргументации. Поэтому будем надеяться, что это произойдет и с теми 143 исками по школьным ограничениям, которые там уже есть.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен