Я (автор Владимир Линдерман – прим. Baltnews) 29 октября обратился в Генеральную прокуратуру Латвии с заявлением, в котором прошу компенсировать ущерб, нанесенный мне действиями правоохранительных органов. Сумму ущерба я оценил около двух с половиной тысяч евро.
Речь идет о "деле родителей". Напомню, как все развивалось.
За собрание – в тюрьму
31 марта 2018 года в Риге состоялось Вселатвийское родительское собрание, организованное Штабом защиты русских школ. Около тысячи человек собрались, чтобы обсудить методы борьбы за сохранение русского образования в Латвии.
18 апреля Служба госбезопасности (СГБ) начала уголовный процесс против восьми участников собрания. В том числе против лидера Русского союза Латвии Татьяны Жданок, политических активистов Александра Гапоненко, Ильи Козырева и меня.
Накануне Дня Победы, 8 мая, неподалеку от дома меня задержали сотрудники СГБ. Задержание происходило в жесткой силовой манере, хотя я не давал для этого повода.
После чего последовали обыск, допрос и две недели в Рижской центральной тюрьме. Потом суд изменил меру пресечения на полицейский надзор и запрет покидать страну. В течение года ко мне по ночам наведывалась полиция, проверяя, дома ли я. Кроме того, я не имел права встречаться и общаться с политическими единомышленниками.
Мне присвоили статус подозреваемого по трем статьям: разжигание национальной ненависти, деятельность против государства и организация массовых беспорядков. Помимо выступления на родительском собрании, в дело был включен еще один эпизод: мое участие в шествии в защиту русских школ с транспарантом "Каждому русофобу – по крепкому гробу!"
Следователь спросил меня, что я хотел сказать этим лозунгом? Я продиктовал, чтобы он записал слово в слово: "Этим лозунгом в острой памфлетной форме, с использованием поэтического приема в виде рифмы, я выразил свое крайне негативное отношение к любым формам расовой и национальной дискриминации, включая русофобию".
Не хотят платить
В апреле 2020 года дело против всех подозреваемых было закрыто – за отсутствием состава преступления. Это было очевидно с самого начала, но СГБ хотела нас помучить.
Сразу после закрытия дела я написал заявление в Генпрокуратуру, в котором изложил свое желание получить законную компенсацию за причиненные мне неприятности. Я указал на три неприятности.
Первая – неоправданное силовое задержание. Я не был вооружен, не оказывал сопротивления, не пытался бежать. Зачем меня надо было с дикими воплями валить на асфальт? Вторая – мне необоснованно предъявили две тяжких и одну особо тяжкую статьи уголовного закона, что дискредитировало меня в глазах общества. Третья – ко мне были применены необоснованные меры пресечения, фактически лишившие меня возможности заниматься полезной общественной деятельностью.
За все это я просил у государства скромную четырехзначную сумму.
Получив мое заявление, Генпрокуратура отреагировала мгновенно: отменила решение о закрытии дела в отношении только одного фигуранта – Владимира Линдермана.
СГБ снова взялась за расследование. Вероятно, прокуратура обратилась к дружественному учреждению с просьбой: ну найдите против него хоть что-то. Нельзя же платить компенсацию врагу государства! Это будет использовано антилатвийской пропагандой!
Но СГБ явно не горела желанием ворошить "мертвое" дело. Для приличия она обратилась к омбудсмену, чтобы тот как эксперт оценил мои действия, включая вышеупомянутый лозунг про гроб. И еще раскопали один слоган, с моего аккаунта в фейсбуке: "Ликвидируем ликвидаторов русских школ!"
Омбудсмен ответил что-то расплывчатое, но в общем признал, что состава преступления в моих действиях нет. На этом была поставлена окончательная точка в "деле родителей".
Я заново подал заявление о компенсации, немного увеличив сумму. Посмотрим, удастся ли ее получить.
Однажды мне это удалось: после того, как суд оправдал меня по делу о хранении взрывчатки. Но тогда мое требование было символическим – 1 (один) лат. Получив его, я проделал в монете отверстие, вдел цепочку и несколько лет носил на шее как трофей.
"Мягкое" насилие
В определенном смысле "дело родителей" было новаторским. Служба госбезопасности начала осваивать новые, "мягкие" методы подавления инакомыслия.
Полицейское расследование длилось два года. Слово "расследование" надо взять в кавычки – расследовать по сути было нечего. Предполагаемое преступление всех подозреваемых состояло в том, что они что-то произнесли или написали. Сделали это открыто и сами все выложили для публичного просмотра.
Задача следователя была предельно проста: допросить подозреваемых и свидетелей, отправить материалы на экспертизу. Эксперты определят, разжигают ли произнесенные и написанные слова национальную ненависть, призывают ли к насилию, посягают ли на священные основы государства.
Если разжигают, призывают и посягают, дело направляется в прокуратуру. Если криминала не обнаружено – дело надо закрывать. Работы месяца на три максимум. А расследование длилось два года.
Полагаю, следствие затягивалось сознательно. Цель затягивания – на максимально продолжительный срок ограничить политическую и общественную активность подозреваемых.
Я не знаю, как устроена система поощрений в СГБ. Но думаю, не так, как в криминальной полиции, где люди получают бонусы за раскрытие преступления. Задача политической полиции не раскрывать преступления, а всеми доступными методами препятствовать деятельности тех, кто занесен в категорию "враги государства".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.