Национальное объединение на выборах в Рижскую думу намерено ожесточенно бороться с изучением русского языка в целом. Латвии, дескать, нужны люди, которые владеют немецким, французским, испанским и скандинавскими языками, и в особенности литовским, эстонским и польским.
Иными словами, вместо русского языка латвийскому школьнику будет предложен заманчивый пакет из языков прибалтийских соседей. Это все будет полноценно включено в расписание или оформлено в виде факультативов? И как будет осуществляться подготовка учителей польского, литовского, скандинавских языков? И в ущерб каким другим школьным предметам будет вестись преподавание этих весьма полезных языковых дисциплин?
Программа Нацблока шита не просто белыми, а прозрачными нитками и рассчитана на хронически обиженного юношу бледного со взором горящим, который приезжает покорять столицу и понимает, что она в основном русская. Эта электоральная группа благодарно голосует за тех, кто декларирует борьбу за все латышское.
Lingua franca
Однако с точки зрения чистой социолингвистики такие предложения бессмысленны и могут быть сравнимы с борьбой с воздухом. Дело в том, что ни один из авторов этой фантастической программы не учитывает понятия lingua franca. Язык межнационального общения. В Византийской империи, например, таковым был среднегреческий, которым владели все, кто хотел торговать, зарабатывать, заниматься наукой и искусством, делать придворную карьеру. В случае, если человек таковым не владел, он очень быстро им овладевал, потому что на среднегреческом говорили все остальные. Это было естественно, как и то, что Дунай впадает в Черное море.
Русский язык сохраняет эти же позиции. Тот, кто хочет успешно торговать, заниматься международным бизнесом, изучает русский язык. Среди тех, кто его изучает, много китайцев и индийцев, которые осознают перспективы русского направления. Латышскому языку в Латвии создаются искусственные условия для обеспечения более выигрышной позиции, но это не всегда приводит к желаемому результату.
Наука в Латвии чисто формально зиждется на фундаменте латышскости, однако если исследователь желает стать по-настоящему хорошим ученым, выдающимся специалистом, то он неизбежно на определенном этапе должен будет обратиться к русской или англоязычной научной литературе, за которой стоит вековая традиция.
Так, латвийские студенты, зачастую сами латыши, идут в русскую библиотеку и берут там старые советские учебники по физике и химии. Латвийские историки, желающие знать больше, неизбежно должны овладеть русским языком, чтобы читать архивные документы. Филолог – в какой бы сфере он ни работал – обязан знать русский язык, потому что на русском языке существует проверенная временем научная литература как по диахронической, так и по синхронической лингвистике, а также по различным аспектам литературоведения. В случае, если ученый русским языком не владеет и с этой богатейшей научной традицией не знаком, все его исследования носят местечковый и однобокий характер. Это непреложный факт, каким бы печальным он ни казался провозвестникам "новой языковой программы".
"Медвежья услуга"
Усилия по латышизации всего, что движется и не движется, могут привести (и приводят) в противоположному эффекту. Получается как в Африке. Например, в Анголе, где много лет существовал португальский колониальный режим. Местные бантуговорящие народы используют языки банту для общения с бюрократией и партократией, а в быту в основном предпочитают использовать португальский – так легче, так проще, так сподручнее.
В странах Западной Африки местные языки используются как языки внутриэтнического общения, в то время как языком подлинно межнационального общения является французский. И тут дело в практике, в удобстве, в традиции. Но и не только.
За каждым большим языком стоит богатая экономика. Если с помощью того или иного языка человек может состояться на рынке труда, если с его помощью он добьется больше, он сможет получить материальные дивиденды, то он будет всеми возможными способами стремиться его изучить. Вопреки правилам, законам и установкам. Вопреки политическим веяниям и административному давлению. Это ведь давно уже пора понять.
Дело еще и в эмотивности. В русском языке гораздо больший набор средств для выражения экспрессии, эмоциональности, оценочности – всего того, что называется коннотацией. За русским языком стоит великая историческая традиция, и здесь время его развития определяет лексико-семантический диапазон, которым он обладает.
Не надо специально проводить экспериментов, потому что жизнь показывает: если один русский ребенок оказывается в компании латышских сверстников, то рано или поздно все начинают говорить по-русски хотя бы на элементарном уровне. Ассимилировать русского ребенка можно лишь при вмешательстве взрослых (которые могут оказывать стойкое психоэмоциональное давление на носителя русского языка), а на уровне горизонтальной коммуникации (дети с детьми без участия взрослых) русский язык побеждает.
Поэтому все всегда зависит от воспитателя и учителя, но и здесь вступает в силу новый горизонтальный уровень – фактор семьи русского дошкольника (или школьника), который может нейтрализовать ассимилятивное воздействие школьных (детсадовских) работников. Или не нейтрализовать – это уже зависит от тесноты поколенческой связи между бабушками, дедушками, родителями и детьми. Тут надо смотреть комплексно.
Провал языковой политики
И снова я (автор Александр Филей – прим. Baltnews) повторяю свой тезис: если бы Латвия сохранила свою научно-технологическую базу и промышленный потенциал в начале 1990-х годов, параллельно взяв курс на мягкое ужесточение языковой политики без претворения в жизнь дискриминационной стратегии, то русское население осваивало бы латышский язык без давления, без принуждения, добровольно.
Однако история не терпит никакой сослагательности. Латвийской стороной после отделения от СССР был избран наиболее деструктивный сценарий языковой политики, при котором большая часть людей оказалась дискриминированной именно по признаку родного языка. Введение института негражданства происходило по историко-лингвистическому критерию. За получение социальной помощи чиновники требовали сертификат о владении латышским языком.
В то же время в советские годы языковой вопрос вообще не стоял на повестке дня со времен падения национал-коммунистической реакции начала – середины 1950-х годов. Если ты умный человек – неважно, латыш или русский – твой ум тебя прокормит. Или руки прокормят, если ты умеешь ими работать.
Трудовые коллективы всегда находили общий язык, а в официально-деловой или административной коммуникации равно использовались оба языка – русский и латышский, при этом латышскому неофициально в определенных областях предоставлялось право первой руки. Известно, что в РТУ программы архитектуры и в Музыкальной академии отдельные программы могли вестись только на латышском языке. В художественных школах вся работа велась на латышском языке. Если русский молодой человек в Советской Латвии намеревался стать живописцем или скульптором, он неизбежно осваивал латышский язык, потому что в рамках этой профессиональной корпорации латышский язык был негласным языком корпоративного общения. И эта преференция была оговорена в советскую эпоху.
Сегодня Рига представляет собой город, в котором в отдельных областях жизни преобладает русская языковая культура: в быту, в рабочих коллективах малого и среднего бизнеса, в учебных заведениях для национальных меньшинств (несмотря на постоянное политико-психологическое давление), в международных компаниях, ориентированных на связи со странами постсоветского пространства (Россия, Белоруссия и, как ни крути, та же Украина).
Области, в которых преобладает латышская языковая культура, на мой взгляд, становятся все более камерными: это государственная бюрократия и партократия (весьма ограниченный срез), институциональная наука (которой на пятки наступает англоязычная традиция), сферы искусства и культуры, которые, в отличие от советского времени, приобретают все более локальный характер.
Поясню, почему: если в СССР о латышских деятелях культуры и творческих организаций могли узнать в других республиках благодаря прекрасным переводам и всесоюзным выставкам, а в честь латышских писателей называли улицы в других городах Советского Союза, то современные латышские писатели в масштабах ЕС никому не интересны.
Таким образом, делаю вывод: языковая политика Латвии последних лет не способствовала повышению или улучшению статуса латышского языка. Потому что она была ошибочна изначально, так как строилась на репрессиях, подавлении и попытках ассимиляции своих соседей по стране. И нынешние потуги, отображенные в программах национал-радикалов, являются не более чем традиционной попыткой завоевать электоральные симпатии тех, кто продолжает бороться с воздухом, полагая, что выходят в этой борьбе победителями.
Однако массовый отъезд латышской молодежи (в том числе и упорно голосующей за своих "спасителей" из Нацблока) за границу, где они употребляют свой родной латышский язык в гораздо меньших объемах, говорит сам за себя.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен