Ровно 87 лет назад, 15 мая 1934 года, в Латвии произошел военный переворот. Диктатор Карлис Улманис разогнал парламент, запретил все партии, закрыл неугодную прессу и стал единоличным правителем страны.
Начался период, который в латышской историографии принято с придыханием называть "улманлайки" и передавать через благостную картинку, где сытые и нарядные латышские крестьяне заваливают своим беконом и маслом всю Европу. Однако в действительности все было иначе.
Миф о передовом крестьянстве
Миф о зажиточной пасторальной независимой Латвии распространила во времена перестройки латышская пресса. Она взяла его не из воздуха, конечно: эта сказка была придумана и сплачивала на протяжении десятилетий латышскую эмиграцию на Западе (тримду).
В конце 80-х, когда СССР полным ходом несся к своей гибели, ура-патриотическая легенда о том, что лучше всего народу было, когда он жил под лозунгом "За латышскую Латвию", пришлась как нельзя кстати латышским националистам. Она зажигала массы и указывала направление пути.
Для наглядности идеологи национального движения Атмоды даже устроили выставку, некое подобие ВДНХ, где рассказывалось, что в 30-е годы Латвия кормила Европу своим чудесным беконом и прославленными молочными продуктами. И благодаря этому каталась, как сыр в масле, не зная проблем. Подтекст был понятен: вернем независимость – заживем так же сыто.
Перестроечная пресса давала слово лишь тем, кто дул с ней в одну дуду. В итоге эмигрантский утешительный миф об "улманлайки", где текли молочные реки с кисельными берегами, был легализован и превращен в часть официозной истории ЛР.
Впрочем, огромное количество документов, вся статистика, множество свидетельств никуда не делись. Все это сохранено и неопровержимо показывает: не было никакой пасторали.
Единственная правда состоит в том, что диктатор Улманис действительно опирался на латышское крестьянство. Это было основное население страны.
Из 1 906 000 жителей сельским хозяйством занималось 1 200 000 человек. При этом в аграрном отношении Латвия была поразительно отсталой. Преобладал ручной труд и архаичные способы земледелия. Основная часть работ выполнялась конной тягой.
Механизация для крестьянства была непозволительной роскошью: на всю страну имелось лишь 1300 тракторов и 9200 самых простых картофелеуборочных машин. Только 3% хуторов имели электрическое освещение, так что село жило при свечах.
Урожайность была низкой: 15 центнеров с гектара в среднем по стране. А как иначе, если почти половина крестьянских хозяйств занимались сельским трудом по методу прадедов?
Улманис, агроном по специальности, проходивший стажировку в Америке, развернул для латышских крестьян курсы. Людей там учили самому элементарному: как строить колодцы, как ставить шиферные крыши, как повысить удои молока, как кормить домашних животных.
Они не знали ничего! Причем речь шла не о глухих удаленных хуторах, а о хозяйствах верстах в сорока от столицы.
Правда о демпинге
Для Улманиса крестьянство было тем же, чем сегодня для латвийских властей является чиновничество. Это – поддержка и опора. На него вся надежда.
Крестьянские хозяйства существовали благодаря тому, что Улманис установил на 22 вида товара фиксированную цену. И каждый крестьянин знал: сколько он произведет в этом году, столько государство у него и купит.
Закупленные продукты государство продавало в Европу по низким ценам (ниже тех, во сколько государству обошлись эти продукты). Понятно, что европейцы охотно брали латвийский бекон и сливочное масло: где еще найдешь так дешево!
Закупки в ущерб себе дорого обходились государству, но диктатор сохранял эту искусственную экономику, поощряя раздачу банками крестьянских кредитов и заставляя банки снисходительно смотреть на тех, кто не мог вернуть долг.
В какой-то момент запретил продавать разорившиеся хозяйства через торги: владельцы должны были все равно пытаться сводить концы с концами.
Дело было не в альтруизме Улманиса, а в отличном понимании того, что разоренные, не привязанные к хозяйству крестьяне направятся в город. А там и так безработица. Значит, будет копиться число недовольных в городах, где мятежных настроений и без того хватает.
А потому со словами "крестьяне – основа латышской нации, и разорить их мы не дадим" Улманис заставлял банки списывать им долги и перекредитовывать.
Между городом и деревней
Понятно, что такой парадоксальный способ хозяйствования шел вразрез с законами экономики. Но диктатора это не заботило. Банки слова против сказать не могли: он почти все их принудительно национализировал. За время правления Улманиса от 15 частных банков в стране осталось только 3 (их уберегло участие иностранного капитала).
Впрочем, иностранный капитал не помешал Улманису прибрать к рукам многие объекты промышленности. Без зазрения совести он занимался по сути рейдерскими захватами.
Для этой цели был создан государственный Кредитный банк, который путем различных операций, граничащих с махинациями, создавал национальные акционерные предприятия.
Самый проверенный способ: владельцев фирмы специально ставили на грань разорения и вынуждали продавать свои заводы и фабрики за смешные деньги. Именно таким манером государство перехватило в свое управление вагонный завод "Вайрогс", кондитерскую фабрику "Лайма", пивоварню "Алдарис" и знаменитый ВЭФ с его широчайшим ассортиментом продукции, от радиоаппаратуры до спортивных самолетов.
В итоге у иностранного капитала от былого величия остались одни ошметки: если в начале прихода Улманиса к власти иностранцы владели 51% предприятий, то к концу это были уже всего 10%.
Благодаря этим шагам у Улманиса были средства дотировать село, где проживал его электорат. Однако в городах росла безработица.
Чтобы занять чем-то людей, Улманис придумал им дело: все – на торфоразработки! Диктатор даже провел пиар-акцию: обрядившись в робу, лично кидал торф лопатой. Но на народ это впечатления не произвело: работа тяжелая, платят мало.
Поэтому Улманис ввел обязательную трудовую повинность: все безработные, а также те, кто перебивается случайными заработками, в возрасте от 16 до 60 лет должны отправиться на хозработы. За уклонение грозил штраф или 2 недели тюрьмы. Полиция проводила рейды, отлавливала праздно шатающихся, искала, кто в рабочее время сидит в кино или кафе.
Неудивительно, что большая часть городского населения (исключая чиновничество и высшую буржуазию) ненавидели Улманиса всеми фибрами души.
Рот на замке
После прихода к власти диктатор озаботился полным подавлением любых ростков инакомыслия. В первые же дни им была жестоко подавлена всеобщая стачка деревообделочников. Сотни коммунистов и социал-демократов, участников профсоюзного и крестьянского движения были брошены в тюрьмы.
В стране разом закрыли 31 СМИ: газеты и журналы на латышском и русском языках самой разной политической ориентации. Ориентация в стране теперь была одна – какую укажет вождь. Это слово "вождь" в отношении себя Улманис велел писать с большой буквы.
Армия цензоров периодически публиковала все новые и новые списки запрещенных книг. Не допускалась никакая критика власти, бдительный контроль отлавливал даже возможные намеки на скрытые параллели.
"А это был точно не 1937?". Латвийская цензура отметилась пиром во время чумы >>>
Доходило до смешного. Так, в театре поставили пьесу Mālu Ansis – про неотесанного простака, но кто-то тут же усмотрел, что в названии фигурируют буквы, из которых можно составить фамилию "Улманис", и пьесу сняли с репертуара.
Во всех сферах (в точности как и сейчас) шло жесткое наступление на права национальных меньшинств. Были ликвидированы 42 белорусские школы, сильно сокращено число русских, польских и немецких школ.
Латгальская народность вообще была объявлена несуществующей, латгальский язык – запрещен, а латгальские дети насильно переведены в латышские школы.
Атмосфера тотальной слежки за настроениями общества висела в воздухе. В любой собравшейся компании полиция подозревала мятежный умысел.
Если несколько семей собирались на пикник, следовало сначала подать заявку с указанием времени, места и фамилий участников. То же самое относилось к музыкальному вечеру или школьному массовому мероприятию. Власть хотела знать каждый шаг граждан!
Для своих политических противников Улманис оборудовал местные "гулаги". Критиков власти отправляли либо в концлагерь в Лиепае, либо в опутанные колючей проволокой Калнциемские каторжные каменоломни.
Повсюду висели любимые лозунги диктатора, главным из которых был: "Вождизм. Единство народа. Латышская Латвия". На портретах Улманис, большой поклонник итальянского фашизма, радостно зиговал.
С британского благословения
Благополучие государства во многом зависело от внешней торговли. Основных торговых партнеров у Латвии было два: Англия и Германия. Англия – в первую очередь, Улманис был англоманом, ввел в школах обязательное изучение английского (притом что немецкий язык, равно как и русский, вычеркнул из официальных языков Латвии).
Причины таких предпочтений диктатора понятны: с немцами у латышей были сложные отношения. Едва получив независимость, латыши провели в 1920 году аграрную реформу и отняли у немецких баронов землю без какой-либо компенсации. Немцы затаили серьезную обиду.
Англичане с удовольствием пользовались этой щекотливой ситуацией и выдвигали грабительские торговые условия. Например, они потребовали от Латвии заплатить им долги царской России 1913 года – и Улманис заплатил.
Англичане заявили, что все латвийские товары будут перевозиться только английскими кораблями. И стали навязывать Латвии свои товары, которые ей вовсе не были нужны.
Они заставили Латвию покупать у себя селедку и каменный уголь, хотя селедку исправно вылавливали собственные латышские рыбаки, а уголь был гораздо дешевле у соседей – в Польше.
Так что торговля порой велась себе в убыток. Да и внешние отношения с Англией превращались в совсем унизительные: с ней почему-то стали согласовывать кандидатуры латвийских министров.
Так, в 1936 году в Англию для высочайшего одобрения отправился претендент на должность Вильгельм Мунтерс, и министром он стал лишь после того, как англичане милостиво сказали "да". Кстати, именно этот Мунтерс в 1939 году подпишет с Германией от имени Латвии договор о ненападении: раньше, чем аналогичный договор с Германией подпишет СССР.
С началом Второй мировой войны английские корабли уже не могли причаливать к балтийским берегам: Германия объявила Балтику своим внутренним морем.
Поэтому с 1939 года главным торговым партнером Латвии стала Германия. Немцы, наконец, смогли оторваться по полной программе.
Британцы, при всем их поведении, хотя бы платили латышам за товары – причем золотом. А немцы брали продукты, а взамен отдавали самым неожиданным бартером: например, детскими игрушками. А то и вообще нагло предлагали записать долг на будущее.
В ущерб экономике
Как всякая диктатура, режим Улманиса активно вооружался. На момент прихода диктатора к власти Латвия тратила на военные нужды 27 миллионов латов. За четыре года правления Улманиса эта цифра скакнула почти вдвое: 52 миллиона латов было потрачено на оборону в 1938-м.
Перекос экономики в военную сторону сразу отразился на продовольственном рынке. В то время как на мировом рынке в 1936 году цена 1 кг сахара не превышала 9,5 сантима, а в Латвии самый низкосортный сахар шел по 67 сантимов за килограмм.
В 1939 году в Латвии начался топливный и сырьевой кризис. Англичане больше не привозили уголь – а чем топить? На чем работать машинам на предприятиях?
Власти приняли решение вырубать леса. На это государственное дело Улманис направил армию, кинул безработных моряков и рыбаков. Но вырубка леса не спасала, и положение в стране становилось все сложней.
Пришлось ввести талоны на бензин, керосин и сахар. Но это не помогло. 156 предприятий было закрыто. Столько же получили разрешение уволить часть рабочих. Почти 100 предприятий перешли на четырехдневную рабочую неделю, затем стали отправлять сотрудников в неоплачиваемый отпуск.
Ощутив растерянность власти, народ воспрял. Массами завладели мятежные настроения. С октября 1939 года только в Латгалии было создано 12 революционных комитетов, которые тайно готовили восстание против власти.
Растерянный диктатор, кожей ощущая, насколько хрупка его власть, заставил армию провести учения, как она будет действовать в случае народного неповиновения.
Вместе с советниками Улманис разработал план подавления вооруженного восстания. Но настроения у самого диктатора были пораженческими. Не зря он держал в здании, где отдыхал, станковый пулемет и оборудовал секретную квартиру рядом с портом, чтобы успеть сбежать кораблем от народного гнева.
Как стать диктатором и заставить всех себя обожать? Спросите у Карлиса Улманиса >>>
Так что, когда сегодня "новая историография" Латвии распространяет байки о невиданной взаимной любви между Улманисом и народом, она нагло врет.
Сотни людей томились в тюрьмах за то, что были ненавистниками власти, тысячи их сподвижников на воле тайно готовились поднять восстание. Пытаясь сбить накал революционного движения, латвийские власти организовали в апреле 1940 года массовые аресты, но народ тут же заменял выбывших лидеров новыми.
Запрещенная Коммунистическая партия Латвия тайно печатала и всюду разбрасывала листовки такого содержания:
"В течение 6 лет наши фашисты оптом и в розницу продавали латвийское государство. Для них заплатить сотни миллионов латов репатриированным немецким юнкерам – пустяки… В слепой ненависти и жажде обогащения они не хотят видеть, что терпению трудового народа пришел конец… Самодовольная и насильственная высылка промышленных рабочих в деревню, на болота, в леса. Труд в нечеловеческих условиях. Принудительное поселение трудовых крестьян Латгалии в хозяйства видземских и курземских серых баронов. Политический террор, переполненные тюрьмы. Убийства рабочих на улицах и в камерах пыток полицейских управлений. Таков актив шестилетнего правления Улманиса".
Нет ничего удивительно в том, что, когда в июне 1940 года Красная армия вошла в Ригу и другие города, ее встретили массовыми приветственными демонстрациями и цветами.
Латышская поэтесса Анне Саксе так описала эти события: "В тот день рабочий люд еще в ярме стонал, но воздух полон был уже надеждой ясной. С востока алого шел новой жизни шквал, чтоб кончить навсегда с эпохою ужасной".
Но сегодня правда о настоящем – фашистском – лице "улманлайки", ненавистном собственному народу, безумно пугает тех, кто взялся переписывать историю Латвии.
Поэтому они правду вычеркивают, вымарывают – и пишут поверх выдуманную сказку о золотых временах, которые непременно повторятся, если снова поставить на пьедестал титульную нацию, унизить другие живущие в Латвии народы и задушить на корню любой инакомыслие.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен