По итогам Первой мировой войны Германия потерпела масштабное военное поражение. Однако под ее контролем находились обширные территории бывшей Российской империи. В частности, по Брестскому миру Советская Россия должна была вывести войска из Польши, Украины и Финляндии и отказаться от претензий на Прибалтийские губернии.
Кайзеровская Германия, считавшаяся бенефициаром Брестского мира, в свою очередь, прекратила свое существование в ноябре 1918 года. Она признала поражение в войне с Антантой.
Впрочем, прежняя Россия, участвовавшая в "сердечном согласии", осталась в прошлом. Она стала советской и пошла на сепаратное соглашение с Германией, тем самым, как считалось, нарушила свои союзнические обязательства.
С ней Лондону и Парижу можно было не считаться. Но что тогда делать с германским оккупационным контингентом, который уютно себя чувствовал в приграничных областях – в той же Прибалтике? Вопросов было много, однако составители текста Компьенского мира предусмотрели все варианты решения геополитических проблем.
Один из пунктов Компьенского договора, подписанного в вагончике маршала Фердинанда Фоша, гласил, что надо произвести "эвакуацию всех немецких войск на Восточном фронте на территорию Германии, на позиции по состоянию на 1 августа 1914 года". Замечательно.
Но к этому пункту было приписано уточнение – войска отводятся на прежние позиции тогда, когда Антанта сочтет, что для этого возникли соответствующие условия. Что за условия – история умалчивает, но из-за этого германский военный контингент в Прибалтийском регионе оказался заложником обстоятельств.
Во что вылилась дипломатическая увертка
Только в Севастополе и Одессе немецкие войска были заменены английскими и французскими. Но Крым и Малороссия – это особая зона интересов англичан и французов, которые зарились на эти места еще со времен Крымской войны. А Прибалтику поручали вооруженным немцам. Вооруженным и очень обиженным.
Ведь любой военный контингент, чья страна потерпела поражение и прекратила существование, неизбежно испытывает реваншистский синдром. Так же было и с военными в Риге, Либаве, Ревеле, которые, терзаясь чувством утраченной Родины, были готовы выместить свои обиды на ком угодно.
Тысячи немцев остались в Прибалтике. До востребования. Техническим управляющим региона стал поверенный в делах Август Винниг. При нем – советники и заместители. А также военные офицеры старой школы, воспринимавшие Прибалтику как свою исконную вотчину.
В этих условиях 18 ноября было созвано Временное правительство Латвии, которое объявило государственную независимость, опорой и основой которой были немецкие штыки.
При этом большая часть Латвии находилась под контролем красных стрелков, которые представляли собой хорошо вооруженную, мотивированную силу, для которых главным врагом был немец.
Независимость Латвии – это зависимость от Германии. Что не так с праздником 18 ноября >>>
Образ немца для сына безземельного батрака был окрашен в черные краски. Это был многолетний притеснитель и угнетатель, мучивший латышский народ на барских полях. Именно эти молодые латыши беспощадно пожгли остзейские усадьбы в 1905–1907 годы.
И эту проблему удалось решить. Карлис Ульманис, глава Временного правительства, официально заключает договор с немецкой оккупационной администрацией. Звучит странно, но сполна отвечает положению дел. Договор был подписан в конце декабря 1918 года, в условиях, когда к Риге стремительно приближались красные стрелковые подразделения.
Вопрос занятия латвийской столицы коммунистической армией был вопросом времени. Однако Ульманис взял с бывших кайзеровцев клятву верности взамен на гражданство, земельный надел и материальную компенсацию.
Так возник альянс Ульманиса-Виннига, над которым ломают головы многие современные латвийские историки, пытаясь объяснить – как же пламенные патриоты Латвии пошли на открытое сотрудничество со злейшими врагами латышского народа, не скрывавших своих настроений.
Немцам и вправду тогда казалось, что даже по итогам Компьена можно перехитрить англичан и побороться за остзейские земли. Однако тут они грубо просчитались.
После взятия Риги красными стрелками Карлис Ульманис вынужден был эвакуироваться. Маленьким оазисом для Временного правительства стала Лиепая. Там под охраной немецких солдат Ульманис находился еще несколько месяцев.
Казалось бы, ничто не мешает немцам, безраздельно распоряжавшимся частью пока еще не советизированной Латвии, приручить Карлиса Ульманиса окончательно. И тут начался внутренний конфликт между агентами влияния.
Немцам хотелось скорее наступать на Ригу, в которой сидело правительство Петра Стучки. И латышские офицеры были не против. Единственными, кто выступал против марша на столицу, был английский дипломатический контингент.
Английские военные представители остужали пыл воинственных немцев, ссылаясь на пресловутые "соответствующие условия" из Компьенского мира. И немецкие военачальники, в первую очередь Рюдигер фон дер Гольц, скрепя сердце вынуждены были умерять пыл.
Шаткое равновесие не могло быть вечным
Англичане прекрасно понимали, что рано или поздно немцы и латыши рассорятся в борьбе за власть. Они же делали все возможное, чтобы конфликт случился как можно скорее. И дальше начнется стремительный крен Карлиса Ульманиса к эмиссарам Его Величества. Так оно и оказалось.
Прибалтийско-немецкой элите не пришлась по душе чрезмерная самостоятельность военного министра Яниса Балодиса. Латышам, в свою очередь, не нравился диктат немецких военачальников.
И тогда германские офицеры решились на переворот. Формальным поводом для прямого вмешательства стало нежелание Временного правительства Латвии безоговорочно согласовывать свои действия с Рюдигером фон дер Гольцем.
Первые дни апреля 1919 года ознаменовались мелкими стычками между немецкими и латышскими военнослужащими. Ими решили воспользоваться германские командующие.
16 апреля один из вдохновителей прибалтийского ландесвера Ганс фон Цеге-Мантейфель и сам Рюдигер фон дер Гольц арестовали нескольких министров Временного правительства и объявили о создании собственного органа власти во главе с юристом Оскаром Борковским и пастором Андриевсом Ниедрой.
Тогда Ульманис понял все – и бежал на пароход "Саратов". Под крыло английском дипмиссии. Немцы поняли, что битва, скорее всего, проиграна, но игру продолжили.
Их инициатива, естественно, не встретила поддержки со стороны народных масс. Сотрудничество с немцами в истории Латвии прощалось только Ульманису. Остальным – нет.
Ни Борковский, ни Ниедра не смогли повести за собой население республики в борьбе за будущую Латвию. Увы, сидевшее в Риге советское правительство Петра Стучки также не выдержало натиска подразделений ландесвера и отрядов белогвардейцев-"ливенцев", пав 22 мая 1919 года.
Осталось лишь дело техники – вооружить латвийскую армию, случить ее с эстонской и бросить на последний праведный бой с "немецкими захватчиками". Так две противоборствующие силы схлестнулись у Вендена (Цесиса). 23 июня 1919 года немецкие войска были разбиты. Путь на Ригу был расчищен.
Ход за британцами
Теперь уже английские эмиссары ввели Временное правительство под торжественные рукоплескания в Рижский замок, бывший в довоенные годы резиденцией лифляндского генерал-губернатора. Однако при Ульманисе неотступно находился человек, который давал ему настойчивые советы.
Это был политтехнолог и маркетолог Стивен Таллентс, который получил титул "рижского гражданского губернатора".
С немцами расправились более чем круто. Обесславленный Рюдигер фон дер Гольц вскоре был заменен на англичанина Гарольда Александера.
Невероятное оскорбление – объединенными войсками немцев в Латвии назначен командовать британец. Это было форменное издевательство, которое бывшие кайзеровцы с обостренным чувством воинской чести не могли простить.
Они наладили связи с русскими белогвардейскими формированиями.
Так, к осени 1919 года на историческую авансцену выйдет Павел Рафалович Бермондт-Авалов, который благодаря своему личному авторитету соберет русско-германскую армию и пустит ее на Петроград через Ригу, но будет остановлен на левом берегу Западной Двины массированным огнем английских военных кораблей из Рижского залива. И вынужден будет отступить.
Применив прямую военную силу, английский флот уберег Временное правительство от бесславного поражения, а советский Петроград – от наступления последней из белых армий. Не парадокс ли это?
Стивен Таллентс вел неустанную канцелярскую работу. Он лично курировал составление договоров от имени Латвии. Он же определял, где должна проходить государственная граница между Латвией и Эстонией. Его внушениями Латвия смогла оттяпать себе Пыталовский район РСФСР. Он же подготовил и содержание Тартуского мирного договора.
В общем, таланты Таллентса не прошли даром. На карте Европы появились государства-лимитрофы, равно не выгодные ни России, ни Германии. И если руководство РСФСР в лице Владимира Ленина искренне полагало, что государства-лимитрофы – лишь вопрос времени, и в них скоро произойдет праведная коммунистическая революция, в ходе которой будут свергнуты марионеточные режимы, то Германия чувствовала себя раненым зверем.
И к 1930-м годам, когда принцип военной агрессии вновь стал основополагающим при решении исторических проблем, гитлеровская Германия смотрела на плохо лежащую Прибалтику с нескрываемым аппетитом.
Тогда желаниям нацистского Рейха захватить восточный "санитарный кордон" активно потакало все политическое руководство Великобритании. Более того – открыто ругать НСДАП и мудрую политику Адольфа Гитлера среди правящих кругов стран Европы считалось дурным тоном. Даже когда открылись двери концлагерей, заработали газовые камеры и крематории.
Ради ликвидации и порабощения России можно было закрыть глаза на все, в том числе и на собственные грабительские инстинкты.
Очевидно, Лондон полагал, что самая сильная армия в мире – армия Третьего Рейха – с легкостью захватит обширные территории Советского Союза, а потом весь "цивилизованный мир" в лице Англии, США и мелких европейских "антант" придет на все готовенькое и поделит между собой нефтеносный Кавказ, золотоносную Сибирь, алмазоносный Дальний Восток. Так бы оно и было – если бы не подвиг советского верховного главнокомандования и советского народа.
В свою очередь, Гарольд Александер, командующий ландесвером, в дальнейшем сделает блистательную карьеру, а в 1944 году потопит в крови Афины, где вспыхнет коммунистическое восстание.
В конце концов руководство Советского Союза откажется от военной поддержки Греции ради сохранения социалистической Польши, от которой англичане якобы обещали отстать.
Впрочем, историческая практика показала, что обещаниям англичан верить было нельзя. Однако их роль в истории Прибалтики неоспорима, хотя до конца не исследована до сих пор.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Подписывайтесь на Baltnews в Яндекс.Дзен