Не так давно Национальное объединение резко раскритиковало премьер-министра Латвии Кришьяниса Кариньша, который от имени Латвии вместе с премьерами других стран Евросоюза осудил закон Венгрии, нарушающий права сексуальных меньшинств.
При этом коалиция действительно раскололась пополам: на стороне Кариньша – его партия "Новое Единство" и объединение "Для развития/За!", а националистов поддержала Новая консервативная партия.
В этом вопросе интересен не столько идеологический конфликт, сколько комментарии к нему в русскоязычном секторе латвийских социальных сетей. Либерально настроенные комментаторы удивляются: защищая одни меньшинства – сексуальные, естественно быть на стороне и других меньшинств – национальных. Тем не менее такого в латышской среде не наблюдается и близко.
С другой стороны, очень многие русскоязычные пользователи готовы в этом споре занять сторону националистов – им тоже неприятно постоянное стремление Латвии бежать впереди европейского паровоза в вопросе прав ЛГБТ. Подробный разбор ситуации может помочь понять не очевидные при первом приближении стороны этнического конфликта в Латвии.
Совершенно справедливо, что защита любых меньшинств – составная часть защиты прав человека. И тут важно понять, что в латышской среде просто нет людей с правозащитным мышлением. Иногда появится кто-то с Запада – можно вспомнить Нила Муйжниекса или Илзе Брандс-Кехре, но потом они либо приобщаются к местным реалиям, как Нил, либо возвращаются на родину, как Илзе.
Эту жесткую оценку доказать очень просто. Много ли латышских общественных деятелей протестовало против института негражданства? А был ли кто-то, кто готов поддержать государственный статус русского языка? Между тем для людей с правозащитным мышлением крайняя несправедливость политики государства в вопросах языка и гражданства совершенно очевидна.
Сравним это с ситуацией в русской среде в советское время. Тогда достаточно заметная часть интеллигенции осознавала несправедливость государственного устройства и сочувствовала латышам, хотя они были дискриминированы намного меньше, чем сегодня русскоязычные. Просто мы разные, мы думаем и чувствуем по-разному – и на этой констатации можно остановиться.
Но если в латышской среде нет правозащитного мышления, то его нет и на политическом уровне – спрос рождает предложение. Зато есть другое: стремление обезьянничать, преклоняясь перед прогрессивным Западом, где почетно быть либералом и защищать меньшинства.
ЛГБТ – очень активное меньшинство, которое энергично заявляет о своих правах. Каждое следующее достижение – это форпост для развития нового наступления. Поэтому его защищать легко – находишься в европейском мейнстриме. С другой стороны, таких людей мало, никакого реального ущерба от расширения их прав не будет.
И вот так называемые либеральные партии – а в реальности подражатели европейских тенденций – стремятся выслужиться, поддерживая все что угодно, если за этим стоит западный истеблишмент. Поэтому Кариньшу и его сторонникам и в голову не приходит, что проблемы меньшинств могут быть связаны.
Подобно героине басни "Мартышка и очки", они не задумываются о содержательной стороне вопроса – им интересна только внешняя сторона дела. "Венгрия плохая, ЛГБТ – хорошие", – давайте так и скажем вслед за европейским начальством.
Таким образом, спор внутри коалиции бессодержателен: люди, у которых есть мнение, то есть националисты, спорят с людьми, у которых принципиально нет и не может быть мнения, кроме жажды всегда быть единодушными с начальством.
Перейдем теперь к русской стороне. Почему большинству из нас трудно принять тезис о том, что права всех меньшинств заслуживают уважения в равной степени? И почему, раз уж сексуальные меньшинства так удачливы в мобилизации на защиту своих прав, перенять их опыт не получается? И даже наоборот, почему многие готовы поддержать своих злейших ненавистников – националистов, когда они атакуют латышских либералов за защиту ЛГБТ?
Первая причина в том, что мы осознаем лицемерие латышских защитников меньшинств. Поэтому для нас откровенно презирающие права человека националисты хотя бы своей готовностью честно высказать ненависть симпатичнее двоедушных квазилибералов. Совсем не случайно в рейтингах антипатии среди латвийских русских премьер Кариньш и президент Левитс опережают даже кровожадных Дзинтарса и Домбраву.
Вторая причина более существенна: если ЛГБТ – это типичное меньшинство, то русскоязычная община Латвии к меньшинству причислена искусственно. Типичное национальное меньшинство – это цыгане. Они реально подвергаются дискриминации, расистское негативное отношение к ним достаточно распространено. С другой стороны, они внешне заметны, живут обособленно, их язык практически никто, кроме их самих, не понимает. И при этом их примерно столь же мало, как тех самых ЛГБТ.
Разумеется, проблема существует – но ведь трудности русскоязычных латвийцев совершенно иные, не так ли? На самом деле русскоязычные – это не этническое меньшинство, тем более, что люди принадлежат к разным этносам. Это вторая община в стране. А этническое большинство в принципе отрицает двухобщинный характер нашего социума.
В международном праве нет механизма защиты второй общины. Зато есть права национальных меньшинств, к которым удобно апеллировать. И все официальные споры в международных организациях идут в парадигме меньшинств.
Но мы-то сами понимаем, что мы не меньшинство. Нашим политикам удобно так нас защищать – мы им это доверяем. Но самоощущения меньшинства у нас нет, и искусственно его вызвать мы не способны. Поэтому нам и трудно относиться к гомосексуалистам, как к товарищам по несчастью.
Наконец, третье. Мы живем не в вакууме, а в культурном и информационном поле России. Это не хорошо и не плохо – это так, и иначе быть не может. Просто потому, что это поле защищает нас от ассимиляции намного эффективнее, чем механизмы прав человека.
А российское культурное и информационное поле сегодня консервативно. Это проявляется и в воспевании семейных ценностей, и в негативном отношении к многим правам сексуальных меньшинств, которые те уже отвоевали себе на Западе. Это опять-таки от нас не зависит, но не может многих из нас не захватить.
На самом деле такое значительное смещение общины в сторону консерватизма, конечно, плохо. У нас нет смены поколений в структурах, которые должны нас защищать языком, понятным на Западе – просто потому, что больше защищаться негде. Латвийские русскоязычные правозащитники – это бывшие советские интеллигенты, привычно оппонирующие власти с застойных времен. В лучшем случае люди, входившие в жизнь в 90-е, когда была жива надежда на действенность механизмов прав человека.
Моему (автора Александра Гильмана – прим. Baltnews) другу, самому эффективному и энергичному автору жалоб в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) Владимиру Викторовичу Бузаеву в этом году исполняется 70. Кто придет ему на смену? Это больной вопрос, и очевидно, что люди консервативных взглядов такую роль играть не способны.
Разумеется, это – серьезная проблема русскоязычной общины. Но меньше всего пользы от восклицаний: "Какой ужас, на русских страницах фейсбука поддерживают [члена Нацблока Яниса] Иесалниекса!". На самом деле условному Иесалниексу от этого ни холодно, ни жарко – он остается в первую очередь русофобом.
Здесь уместна параллель с гитлеровцами, которые в равной степени были и антисемитами, и гомофобами. Разве они делали исключение для ортодоксальных иудеев, для которых гомосексуализм – самый страшный грех? Так что разовое одобрение националистов в одном вопросе не изменит осознания враждебности латышского национализма.
Да, русскоязычные латвийцы в массе своей консервативны и чужды философии первичности прав человека. Но констатация этого факта никак не оправдывает их дискриминацию. Права человека необходимо соблюдать, даже если этот человек с сомнением относится к такой ценности.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.